Река жизни - Симен Бернард

На Ближнем Востоке и в Палестине, на путях крестовых походов, происходили столкновения не только армий, но и культур. В Испании арабская культура, с характерной для нее сетью университетов и огромными книгохранилищами, столкнулась с христианским миром. Европейцы, в те времена опутанные тенетами догматической медицины и религиозного мистицизма, под сильным влиянием естественных наук и медицины арабов заново открыли для себя свои же прежние достижения, но уже обогащенные мусульманами. Так, после многовековой «ссылки», классическая наука, в свое время выкорчеванная с корнем и изгнанная, вновь начала просачиваться в Европу. Ее привозили пилигримы и солдаты, члены религиозных орденов, таких, например, как орден госпитальеров, и странствующие ученые. Тьма, окутывавшая Европу, начала рассеиваться.

Возвращением к классической науке Запад в немалой степени обязан карфагенскому врачу по имени Константин, жившему в начале XI века. По всей видимости, Константин не достиг особых успехов в лечении болезней, но как путешественник он получил широкую известность. Около 40 лет бродил он по арабскому миру, изучая медицину, занимаясь чтением и коллекционированием книг. Вернувшись наконец на родину, Константин обнаружил, что его персона крайне непопулярна среди соотечественников. Земляки с крайним недоверием отнеслись к человеку, столько времени проведшему среди иностранцев, и решили попросту убить его. С огромным трудом Константину удалось спастись. Он тайно пробрался на корабль, который отправлялся в Салерно, и, прикинувшись нищим, нашел в этом городе ненадежное убежище.

Однажды некий восточный принц, посетивший Салерно, несмотря на маскировку, узнал Константина и представил его местному двору. Видного ученого-путешественника осыпали почестями, но придворная жизнь не привлекала карфагенца, и в конце концов он удалился в монастырь бенедиктинцев в Монте Кассино. Там Константин посвятил себя переводам работ классиков медицины с арабского языка на латинский. Эти переводы стали достоянием салернской медицинской школы, которая быстро превратилась в научный центр и приобрела репутацию первого медицинского учебного заведения на Западе.

Сведения по медицине, которые удалось почерпнуть из арабских рукописей, столь превосходили схоластические медицинские доктрины, господствовавшие в Европе, что они полностью утолили жажду новых знаний. Пожалуй, именно поэтому ученики салернской школы не создали ничего нового — их вполне удовлетворяло ознакомление с достижениями врачевателей древней Греции и тщательное изучение их.

В конце XI века, когда Альфонс VI, король Кастилии, захватил у мусульман Толедо, в руки христиан попала другая сокровищница арабских рукописей. Толедо — огромный мавританский город, центр естественных наук и медицины мусульман, славился своими превосходными библиотеками, а также целой плеядой крупнейших ученых-лингвистов. В конце XII столетия в Толедо прибыл выдающийся ученый Жерар Кремонский. Изучив арабский язык, он начал работать в местных библиотеках, и там ему удалось сделать поистине сказочные открытия.

Из числа своих верных учеников и последователей Жерар подготовил переводчиков. Не прошло и нескольких десятилетий, как эти люди вернули Западу уцелевшие труды Аристотеля и Евклида, а также многие неизвестные доселе работы Галена и Гиппократа.

Итак, почти через тысячу лет после смерти Галена его труды, равно как и работы его знаменитых предшественников, вернулись в пробуждавшуюся Европу. И хотя в этих рукописях, тщательно разработанных и дополненных за долгие годы арабского владычества, содержались явно ошибочные и устаревшие сведения, для европейцев они не потеряли своей новизны и свежести.

С точки зрения догматов ортодоксальной церкви, учения Галена и Аристотеля были вполне приемлемы. Одной веры и божественного откровения уже было недостаточно для ответа на вопросы, выдвигаемые астрономией, космологией и биологией. Да и болезни все труднее стало относить целиком к компетенции религии, которая в качестве средства исцеления предлагала лишь веру. Перед лицом все возраставших трудностей церковь вынуждена была одобрить учение Аристотеля. Положения Аристотеля о том, что земля — это центр Вселенной, а человек — средоточие жизни, полностью соответствовали христианскому учению. По аналогичным мотивам церковь одобрила медицинские труды Галена, который проповедовал гуморальную доктрину Гиппократа и разделял его мысль о том, что тело — всего лишь сосуд, содержащий душу.

Учения Галена и Аристотеля стали составным элементом христианских догм; они не подлежали сомнениям и опровержениям. Европейцы, столь длительное время лишенные источника знаний, страстно жаждали их. Однако им разрешали черпать только из колодца с соленой водой. Поэтому вскоре они начали поиски нового родника.

Часть III

Возрождение мысли

Глава X

Вызов прошлому

Тьма окружала Реку жизни. Но до того, как человек смог предпринять попытку хоть как-то рассеять ее, ему предстояло заново для себя открыть и изучить две огромные неведомые области: во-первых, исследовать путь крови, понять, где она протекает и каким образом циркулирует по организму; во-вторых, выяснить состав крови, а также ее многочисленные функции.

С этими проблемами исследователь сталкивался буквально на каждом шагу. Однако для того, чтобы проследить, изучить и понять путь крови, требовались тщательные анатомические исследования. А эти исследования в свою очередь потеряли бы всякий смысл из-за отсутствия знаний в области физики и особенно механики и гидравлики. Лишенный столь важной базы, человек был просто не в состоянии осмыслить роль пульсации сердца и артерий и связать ее с назначением и работой клапанов в системе кровообращения.

Кроме того, как можно было завершить составление схемы кровообращения без открытия невидимых капилляров? О существовании капилляров в свое время догадывался Эразистрат, а также другие более древние исследователи. Однако догадки, даже гениальные, были явно недостаточны — необходимо было увидеть капилляры воочию, проследить их направление, изучить и хотя бы частично постигнуть их назначение. Капилляры же слишком малы, увидеть их невооруженным глазом невозможно, и поэтому предстояло отложить их открытие до изобретения микроскопа.

А можно ли было изобрести микроскоп без предварительного знакомства с основами оптики, без разработки технологии изготовления и шлифовки оптических стекол? Наконец, разве легко было изобрести микроскоп и воспользоваться им для научных исследований в обществе, которое явления реальной действительности считало лишь иллюзией и карало как ересь и колдовство любую попытку человека изучать живой мир, не прибегая к мистицизму?

С неменьшими трудностями сталкивались исследователи природы и состава крови. Обеспечить выяснение истинного состава и природы крови могли только высокоразвитая химия и биохимия наряду с физиологией, но в те времена, разумеется, этих наук не было и в помине. Исключительно острую нужду испытывали ученые и в научном инструментарии, однако в начале эпохи Возрождения технология его производства отсутствовала.

Очень важно помнить о существовании прочной взаимосвязи между прогрессом человечества и уровнем развития человеческого общества в любой данный момент истории. Открытия и гениальные догадки великих людей намного опережали их эпоху. Но все их достижения, как, например, изобретение паровой машины александрийцем Геро или открытие теории кровообращения Эразистратом, не попали, да и не могли попасть на столбовую дорогу развития человечества, ибо цивилизация той эпохи была просто не в состоянии переварить их.

С другой стороны, отдельные открытия вообще удавалось сделать лишь после того, как цивилизация достигала уровня, обеспечивавшего чисто статистическую вероятность их осуществления. Примером может служить все тот же микроскоп.

В человеке как в зеркале отражается тот уровень цивилизации, который характерен для определенного периода его жизни. По мере того как над историей человечества занималась заря Возрождения, все больше людей, вдохновленных новыми открытиями и использовавших накопленный ранее опыт, находили в себе смелость задавать вопросы. Время было неспокойное. На каждого, кто дерзал заглянуть в будущее, обрушивался удар стойких приверженцев прошлого. Однако почти незаметный вначале процесс происходящих в человеке сдвигов неизменно отражался в общем поступательном движении цивилизации. В свою очередь все повышающийся уровень цивилизации как бы бросал человеку вызов, и, таким образом, процесс развития неумолимо ускорялся.