Моральное животное - Райт Роберт

Что чувствовала Эмма? Если верно, что интенсивная заинтересованность мужчины в приближающемся сексе часто согласуется с томительной женской осторожностью, то можно ожидать, что она испытывала несколько менее страстные чувства, чем Дарвин. Да, конечно, есть много факторов, которые могли бы скорректировать это положение вещей в разных случаях, но это — генетическое ожидание: больше женская, чем мужская двойственность в отношении финала. Следовательно, викторианская отсрочка секса до брака теоретически вручала сексуальную власть в течение помолвки женщинам. В то время, как мужчина имел веские причины стремиться к дню свадьбы (в отличие от сегодняшних мужчин), женщина имела причину делать паузу и раздумывать (опять же — в сравнении с сегодняшними женщинами).

Поведение Эммы вполне соответствовало теории. Во время помолвки она предложила отложить свадьбу до весны, в то время как Дарвин хотел зимой. Она сослалась на чувства своей сестры, Сары Элизабет, которая, будучи на пятнадцать лет старше Эммы, всё ещё не состояла в браке и испытывала сложные чувства по этому поводу. Но Эмма в письме сестре Дарвина Кэтрин искренне добавляла, "кроме того, я должна хотеть этого сама". И убеждала: "Дражайшая Кэтти, колёса надо немного замедлить".

Дарвин, привлекая на свою сторону цветистую прозу ("надежда отсроченная весьма терзает моё сердце; называю вас воистину моей женой"), препятствует отступлению медового месяца. Но даже после того, как дата свадьбы была назначена, у него, кажется, ещё оставались некоторые опасения насчёт нежелания Эммы и, возможно, даже её полного разворота; её письма теплы, но далеки от экспансивности. Дарвин написал: "Я искренне молюсь, Вы никогда не разочаруетесь, и я добавлю, что это очень хорошее дело, которое вы должны сделать во вторник". Эмма старалась заверить его, но она не была околдована теми волшебными чарами, коими был околдован он: "Вам не нужно бояться, мой милый дорогой Чарльз, что я не буду столь же счастливой, как вы, и я буду всегда помнить день 29-го как самый счастливый в моей судьбе, хотя, возможно, не столь важный или хороший, как для вас".

Это всё может полностью отражать развитие конкретных отношений между Чарльзом и Эммой, но не может полностью отразить викторианский стиль сближения людей и осуществление брака. Эмма никогда не была очень уж сентиментальной женщиной. Кроме того, у неё, возможно, закрались сомнения насчёт здоровья Чарльза. Однако базовые параметры, вероятно, в совокупности валидны: если сегодня затащить мужчину к алтарю труднее обычного, то одна из причин этого в том, что ему незачем задерживаться там на пути к спальне.

После медового месяца

Осуществление брака может изменить баланс привязанностей. Хотя средняя женщина придирчивее среднего мужчины в завязывании страсти, она (теоретически), должна быть меньше склонной прекращать её в момент достижения цели. Посчитав мужчину достойным присоединения к её эпической родительской инвестиции, она далее генетически сильнее заинтересована в сохранении этого присоединения. И снова поведение Эммы соответствует ожиданиям. В один из первых нескольких месяцев их брака она написала: "Я не могу выразить ему, насколько счастливой он делает меня, и как нежно я люблю его и благодарю его за всю его привязанность, которая делает меня каждый день всё более и более счастливой".

Будет ли мужская преданность продолжаться дальше — менее ясный вопрос. Возможно, его заявления о привязанности были самообольщением; возможно, как только его супруга забеременеет, дела пойдут лучше. Но в случае Дарвина, ранние признаки были хороши. Через несколько месяцев после дня свадьбы (и недель после зачатия его первого ребёнка) Дарвин описывал в своей записной книжке поиски эволюционного объяснения того, почему поступки мужчины в выражении "доброты к жене и детям доставляют ему удовольствие безотносительно к его личным интересам". Эти записи говорят, вероятно, о том, что его чувства к Эмме были всё ещё глубоки.

Наверное, это не удивительно. Тактическое значение сексуальной сдержанности женщины не только в том, что мужчины отчаянно жаждут секса, и чтобы получить его могут говорить что угодно (и даже верить сказанному), включая такие вещи, как "я хочу прожить всю мою жизнь с вами". Если переключатель «мадонны-шлюхи» действительно встроен в мужской мозг, то ранняя сдержанность женщины может привлечь внимание мужчины к ней надолго. Он с большей вероятностью будет уважать её утром, и даже на много лет вперед, если она не поддастся его авансам. Он может говорить "я люблю вас" различным женщинам, о которых он тоскует, и он может быть искренен при этом! но, вероятнее всего, он будет продолжать по настоящему любить её, лишь если не получает её сразу же. Возможно, в викторианском неодобрении добрачного секса была толика мудрости.

Даже без этого неодобрения викторианская культура неплохо настраивала мужскую психику на восприятие «мадонн» и замораживала восприятие «шлюх». Сами викторианцы называли такое отношение к самке "поклонением женщине". Женщина была спасительницей — воплощением невинности и чистоты; она могла приручить животное в мужчине и спасти его дух от стремления к праздности. Но она могла сделать это лишь домашней обстановке, с благословения брака, и после длинного целомудренного ухаживания. Тайна состояла в том, чтобы иметь ангела в доме (одна поэма викторианской эпохи буквально так и называлась).

Идея состояла не только в том, что мужчины в некоторый момент должны прекратить сеять дикий овёс, женится и начать поклоняться своим жёнам. Предполагалось, что они не должны сеять дикий овёс вовсе. Хотя двойной стандарт в отношении промискуитета практиковался в Англии девятнадцатого века точно так же, как и везде, но против него боролись более строгие надзиратели викторианской этики (включая доктора Эктона), проповедовавшие не только внебрачное, но и добрачное воздержание для мужчин. В "Структуре викторианского духа" Уолтер Хоугтон пишет: "Держать тело и дух неиспорченным; мальчика учили смотреть на женщин как на предмет наибольшего уважения и даже страха". Хотя он предполагал воздать это уважение всем женщинам, но некоторым женщинам он гарантировал нечто большее. "Он (мальчик) должен был рассматривать женщин (и его сестру, и его мать, и его будущую невесту) как, скорее, ангелов, чем людей, — образ, удивительно рассчитанный не только на то, чтобы отделить любовь от секса, но и превращать любовь в поклонение, и поклонение чистоте.

Когда Хоугтон говорит «рассчитанный», то он именно это и имеет в виду. Один автор в 1850 году выражал добродетельность мужского добрачного целомудрия следующим образом: "Где мы можем найти почтение к женскому полу, нежность к чувствам, ту глубокую преданность сердца к ним, кроме как в красивой и очищающей стороне любви? Вряд ли всю тонкость и галантность, которая доселе пропитывает наши чувства к женщинам, можно усмотреть в подавляемых (…), а потому нужно освятить и возвысить преданность… И что в наши дни может охранить целомудрие, сохранить остаток галантной преданности? Нам ли всем не осознавать, что молодой человек не может быть защищён от плотских страстей и низких интриг иначе, кроме как ранней, целомудренной и пылкой привязанностью?"

Кроме пропущенных после «подавляемых» слов, в которых, вероятно, подразумевалось "недолжных мотивов поведения", этот пассаж достаточно правдоподобен. Здесь подразумевается, что мужская страсть может быть "освящена и возвышена", раз уж её нельзя легко подавить, что целомудренное ухаживание, другими словами, помогает переместить женщину в раздел «мадонна» мужской психики.

Поощрение брака — не единственный довод в пользу целомудренного ухаживания. Вспомним, насколько отличалась древняя обстановка от современной. В частности, не было презервативов, колпачков или противозачаточных пилюль. И если взрослая пара спала вместе в течение года или двух и не произвела ребёнка, то, скорее всего, один из них был бесплоден. Кто именно — сказать было, конечно, нельзя; но оба они мало теряли и много приобретали, расторгнув их союз и найдя нового партнёра. Можно ожидать появления адаптации для поддержки этих процессов — "модуль изгнания партнёра" — психического механизма, имеющегося как в мужчине, так и в женщине, который поощрил бы охлаждение к партнёру после длительной, но бездетной половой жизни.