— Да, — сказал Августин, — тут действительно как будто выдвигаются какие-то возможности. Марк, если ему прикажет отец, может в чем-нибудь помочь. Нужно, чтобы отец Викентий похлопотал у своих друзей. Вообще нужно постараться подготовить что-нибудь ко времени восстания Осборна. Но дело это все-таки очень трудное. Ведь несчастную приходится вырвать хитростью или силой прямо из глубины адской. Тампль — замок крепкий и, конечно, хорошо охраняется. Надо собрать все способы и объединить их в какой-нибудь стройный план. Будем стараться не терять времени.
— Ну а что Вы думаете о Клефте?
— Кажется, все-таки опасно говорить с ним. Он может ей сочувствовать, может негодовать по поводу мучений, может быть, даже недоволен Антиохом. Но ведь он все-таки их человек, а не наш. Не разойдется же он с ними, не перейдет к нам. Скорей, будет умилостивлять своего Повелителя, чтобы как-нибудь выпросить её пощаду… Нет, опасно с ним говорить.
VIII
Набег на Башню Духов, по всем соображениям, мог быть произведен только во время восстания, подготовляемого Осборном. Оно было назначено в день Национального праздника, то есть ежегодного торжества конституции, введенной Великим Устроителем. Это нападение казалось Осборну полезной диверсией даже в чисто военном отношении и утилизировало бы такие силы, которые бы иначе не примкнули к восстанию. Среди христиан было много людей, убежденных в наступлении конца мира и считавших поэтому бесцельными политические перевороты. Но именно среди таких людей каждый охотно готов был принять участие в освобождении томящихся в темницах. Недостатка в живой боевой силе для этого дела не предвиделось. Но нужно было знать, где же разыскать этих томившихся в темнице, как их вывести, как достигнуть, чтобы их, в минуту опасности, тюремщики не перегнали в другое место. Конечно, было вероятно, что при разгроме Тампля кое-кто из пропавших христиан будет освобожден, но вероятно — наименее важные, наименее охраняемые. Какие же данные, что будет освобождена Лидия, которую ее мучители наиболее берегли? Валентин считал, что набег на Башню Духов должен был быть организован, хотя и в связи с общим нападением на Тампль, но как отдельная самостоятельная часть этого предприятия. Для освобождения Лидии требовалось хорошо расследовать Башню Духов, способы быстро к ней добраться, захватить ее внезапно, безопасно вывести узницу и скрыться с ней. В конце концов — освобожденную нужно было укрыть в очень надежное убежище. Это была наименее трудная часть задачи. Но для первой ее части, по-видимому, необходимо было какое-нибудь содействие внутри самого Тампля.
Борух позволил Марку принять участие не в восстании вообще — так как синагога никак не хотела низвергать Антиоха — но специально в освобождении Лидии. Это был ценный помощник — по обследованию Башни Духов. Но иезуиты — друзья патера Викентия — заявили, что не могут компрометировать своего положения из-за такого маловажного дела, как освобождение одного или даже нескольких узников. Они соглашались дать всякие сведения о Башне Духов и подступах к ней; могли бы попытаться помочь, чтобы в карауле было назначено лицо, сочувствующее предприятию, если бы такое лицо имелось у заговорщиков. Но более ничего они уже сделать не могут.
Этого было крайне недостаточно.
Между тем как раз в это время в Иерусалим прибыл старец Иоанн. Валентин никогда не пропускал случая повидать его, а теперь, со времени захвата Лидии, просто жаждал поговорить с ним о том, как ее спасти. Он верил, что вдохновения старца всегда безобманчивы. Лидию же старец очень любил. Но незадолго до ее пропажи он уехал в Сирию, и теперь впервые оттуда возвращался. Валентин застал его у епископа Августина в разговоре о сирийских убежищах. Правду сказал Валентин Эдуарду: достаточно было посмотреть на старца, чтобы признать в нем апостола Иоанна. Высокий, величественного вида, седовласый, он не имел никаких признаков дряхлости, и казался как бы вне времени. Нельзя было сказать, сколько ему лет. В его взоре и на спокойно-выразительном лице запечатлевалась мудрость тысячелетий, он, казалось, уже все видел на свете, все знает, нет для него неожиданностей и волнений. Но немеркнущее вдохновение, охватывающее его как будто светлым ореолом, показывало постоянное живое участие во всем совершающемся. Любовью и кротостью дышало его лицо, но было ясно, что оно могло каждую минуту запылать всесожигающим огнем против врагов его возлюбленного Господа. Таков и должен был быть апостол любви и в то же время «сын грома», как называл Спаситель своего любимого ученика.
Старец рассказывал епископу о своих трудах по заготовке убежищ для христиан.
«Время близко, — говорил он. — Жена, облеченная в солнце, должна бежать в пустыню, где приготовлено для нее место от Бога, чтобы там питаться 1260 дней. [19] Давно уже подготовляю я это место, но теперь приходится поторопиться».
Он устраивал тайники в недоступнейших горах Малой Азии, где суровое, труженическое население, ревностные христиане, под влиянием его проповеди, давно уже готовили по лесам и ущельям тайники и пещеры, естественные и искусственные, а последнее время стали собирать и хлебные запасы. «Готовьте, дети, — сказал им старец, — скоро нельзя будет нигде ничего купить», и жители торопились, чтобы иметь возможность укрыть и прокормить преследуемых изгнанников, видя в этом осуществление миссии, назначенной им от Бога.
Валентин не замедлил передать старцу печальную историю Лидии и все, что о ней теперь узнали, упомянув и о Яни Клефте, бывшем друге Лучицких, нынешнем служителе мучителей Лидии, о своей неотступной мысли побывать у него, вопреки мнению епископа Августина. Старец слушал внимательно, переспрашивал подробности и, наконец, сказал:
— Нет, относительно Яни Клефта не могу согласится с Владыкой. Это должно быть хороший человек и может принести большую пользу. Ты у него побывай. Конечно, нужно завести речь с осторожностью. Да ты не тревожься так. Господь, конечно, не оставит Лидию без помощи. Вот побывай у Клефта, а там увидим. Я, вероятно, и сам приму участие в этом деле.
— Значит, благословите, батюшка?
— Вполне. Благослови Господь.
С самых студенческих времен Валентин не поддерживал знакомства с Яни, и чем ближе Клефт сходился с Антиохом, тем менее было оснований с ним знаться. Об этом теперь приходилось пожалеть. Но Валентин надеялся, что дело Лидии даст достаточную причину обратиться к старому знакомому Лучицких. Он отправился в Тампль и приказал доложить о себе. Но принимать у себя посторонних посетителей рыцари могли только с разрешения своего комтура. [20] Валентин не значился в списке допущенных, а потому Яни вышел к нему на улицу. Он поздоровался с бывшим товарищем не без некоторого удивления.
— Сколько лет не виделись! Как это Вас осенила счастливая мысль вспомнить обо мне?
Валентин объяснил, что пришел попросить у него совета, а может быть, и протекции.
— Вы, вероятно, припомните Лидию Лучицкую, у которой мы в студенческие времена проводили столько веселых и задушевных часов?
Яни весь вспыхнул.
— Да, как же… Очаровательная особа… Светлая личность… Но, в чем же дело?
Валентин рассказал, что она осталась сиротой, на его попечении и некоторое время считалась даже его невестою. Теперь она без вести пропала, исчезла, вероятнее всего арестована по какому-нибудь обвинению как христианка. Он бы хотел просить разрешения на свидание с ней, может быть, ей нужна какая-нибудь помощь. Не может ли Яни Клефт, как тамплиер, посоветовать ему, куда нужно с этим обратиться, а может быть, и помочь добыть разрешение? Яни Клефт слушал с видимым волнением.
— Ax, — сказал он, — бедная Лидия! Боюсь, что она в очень плохом положении… Вы, кажется, сказали, что она Ваша невеста?
— О нет, она давно мне отказала. Но она осталась на моем попечении.
Яни осмотрелся по сторонам.
