Аристос - Роговская Наталия Феликсовна

60. Мы прошли первую, физическую, или телесную, фазу гигиенической революции; настало время идти на баррикады и сражаться за следующую, психическую фазу. Не делать добро, когда ты мог бы делать его с очевидной пользой для всех, не значит поступать безнравственно: это попросту значит расхаживать как ни в чем не бывало, когда руки у тебя по локоть вымазаны экскрементами.

VI

Напряженность человеческой реальности

1. В силу нашей способности рассуждать, воображать и предполагать мы существуем — умственно и психически — в мире противоположностей, отрицаний, взаимоисключений. Возможно, существует какая-то иная, абсолютная реальность, где всё устроено иначе. Возможно, существуют и другие относительные реальности. Но мы, люди, обитаем именно в этой «напряженной», или полярной, реальности.

2. Все, что существует или представимо как существующее, — это некий полюс. Все чувства, идеи, мысли — полюсы; и каждому полюсу соответствуют противополюсы.

3. Выделяются две категории противополюсов. Одна — это ничто, не-существование данного полюса. Другая — это все, что опровергает, подрывает, умаляет данный полюс, выступает его противоположностью или отклоняется от него.

4. Самый очевидный противополюс какой-либо идеи — это идея ей обратная, противоположная. Мир круглый — мир не круглый. Но если между моим сознанием и его непрерывной сосредоточенностью на данной идее {Мир круглый) стоит что-то еще — это тоже противополюс. На первый взгляд, самым страшным врагом идеи-полюса должна быть идея ей противоположная {Мир не круглый); но на самом деле все второстепенные противополюсы (иные интересы, события, потребности, идеи), которые отвлекают сознание от идеи-полюса, представляют для нее опасность гораздо большую; по сути, если они никак не указывают на нее, но, наоборот, перемещают ее с поверхности вглубь, они тем самым низводят ее до нуля, превращают в ничто. И значит, в каком-то парадоксальном смысле противоположная идея поддерживает — в силу того, что прямо указывает на нее, — идею, которой она, казалось бы, противостоит самым решительным образом.

5. Даже когда обратные утверждения откровенно лишены смысла и очевидно ложны, они наполняют жизнью и смыслом те самые утверждения, которым они противостоят: так, не-существование — в человеческом понимании — «Бога» наполняет жизнью и смыслом все то, что существует.

6. Первое и самое непосредственное понимание этой полярности приходит к нам из опыта постижения собственного «я» — нашего тела и вслед за тем нашего сознания.

Противополюсы внутри «я»

7. Мне постоянно приходится сознавать инакость окружающих вещей. Все они в каком-то смысле мои противополюсы. Экзистенциалист, последователь Сартра, сказал бы, что они теснят меня со всех сторон, хотят подчинить меня своей власти, посягают на мою самость. Но они же определяют меня — говорят мне, что я такое; а если мне не сказать, что я такое, то я и не знаю, что я такое. К тому же я сознаю, что все иные объекты находятся в точно такой же ситуации, как и я сам: крохотный полюс в безбрежном океане противополюсов, я бесконечно изолирован, но моя ситуация бесконечно повторяется.

8. Все части моего тела — мои руки, язык, пищеварительный тракт — объекты, внешние для меня. Слова, произносимые мной, — мои противополюсы. Нет такой умственной деятельности, когда я не мог бы отступить в сторону и посмотреть на нее как на противополюс. Получается, что я весь соткан из противополюсов. Мое тело, мои мысли и мои слова подобны саду, комнатам и мебели у меня дома. Они, конечно, кажутся мне больше моими, чем, скажем, ваш сад или комната, где вы сейчас читаете; но достаточно моментального анализа, чтобы я убедился: они не мои ни в общем, ни в научном смысле. Они мои в силу искусственности закона и в силу алогичности (или биологичности) эмоций. Мой сад — это совокупность травы, земли, растений, деревьев, которыми я владею по закону и могу наслаждаться, покуда я живу; но он не мой. Ничто, даже то, что я называю самим собой, не мое; индивидуальность и противополярность отделяют меня от всего.

9. Я вижу эти странные приспособления — кисти, которыми завершаются мои руки; вижу эти странные приспособления — руки, свисающие с моих пле-чей; вижу эти странные приспособления — плечи, которые расходятся в обе стороны от моей шеи; вижу это странное приспособление — шею, на которой держится моя голова; вижу это странное приспособление — голову, в которой содержится мой мозг; вижу это странное приспособление — мозг, который видит себя и называет себя приспособлением и пытается отыскать в себе нечто, что не является приспособлением, но приспособлением для чего служит он сам.

10. Где же в таком случае полюс полюсов? Где то самое «я», которое позволяет мне все это описывать? Которое заявляет, что все, как внутри, так и вовне меня, есть нечто иное? Совершенно ясно, что это не более чем фиксация явлений; бесцветный механизм, отличающийся от других таких же механизмов только своим положением в пространстве и времени. В конце концов «я» — это всего-навсего обычное состояние человеческой ментальности.

11. Описание, которым мы привыкли пользоваться, звучит так: «Я осознаю, что у меня в мозге произошло некое возмущение». Хотя правильнее было бы сказать: «Данное возмущение возмутило — и процесс возмущения пришелся на — конкретную область опыта, в которой существует отражатель этого возмущения: тот, кто утверждает здесь утверждаемое». «Я», таким образом, — просто удобное географическое описание, а вовсе не абсолютная сущность.

12. Если о «я»-полюсе вообще имеет смысл говорить, то только как о сумме отраженных (и воссозданных памятью) возмущений в этой конкретной области. Не было бы возмущений, не было бы и «зеркала» — не было бы никакого «я». Короче говоря, «я» есть совокупность составляющих его противополюсов, и без них оно ничто.

13. В определенном смысле, однако, каждый отдельный противополюс должен казаться враждебным по отношению к «призраку» по имени «я», который представляет собой совокупность всех прочих противополюсов. Противополюс к «я есть», причем строго противоположный, — «я не есть». Как это ни парадоксально, он отнюдь не самый враждебный: ведь моя смерть (о чем красноречиво напоминают нам надгробные плиты) как минимум свидетельствует о моем существовании. Все мы так или иначе думаем о собственной смерти, и в этом нет, как правило, ничего патологического — напротив, это один из простейших способов убедиться, что мы живы. Но другие противополюсы, которые являются внешними по отношению к моему телу, за пределами моего непосредственного окружения и того, чем я обладаю, — все они фактически отодвигают меня на задний план. Они мешают мне (и другим людям тоже) сосредоточиться на мне самом. Они меня умаляют. И тем самым пробуждают во мне мое личное чувство немо.

14. Осознанно или неосознанно, мы требуем от противополюса одного — чтобы он так или иначе указывал на наше существование и наше существование подтверждал: тем, что он по закону принадлежит нам, тем, что любит нас или ненавидит, нуждается в нас или нас признает; тем, что мы можем либо идентифицировать себя с ним, либо методом поддержки «от противного» себя ему противопоставить. Чем больше мы сознаем это ничто в неподвижной сердцевине нашей сущности — то ничто, которое мы маскируем разговорами о «я», — тем больше мы хватаемся за эго-отражающие (или немо-разрушающие) качества в противополюсах, из которых мы по собственному усмотрению подбираем наиболее подходящие декорации для нашей жизни.