Феноменология духа (др. изд.) - Гегель Георг Вильгельм Фридрих

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 153

В. Свобода самосознания; стоицизм, скептицизм и несчастное сознание

Введение. Достигнутая здесь ступень сознания: мышление

Для самостоятельного самосознания, с одной стороны, только чистая абстракция «я» составляет его сущность, а с другой стороны, так как эта абстракция формируется и сообщает себе различия, то это различение не становится для него предметной, в-себе-сущей сущностью; это самосознание не становится, следовательно, «я», которое подлинно различает себя в своей простоте, или: остается равным себе в этом абсолютном различении. Напротив того, оттесненное обратно в себя сознание в процессе формирования в качестве формы образуемых вещей становится для [самого] себя предметом, и в то же время в господине оно как сознание созерцает для-себя-бытие. Но для служащего сознания как такового оба эти момента — оно само как самостоятельный предмет и этот предмет как некоторое сознание и, следовательно, как его собственная сущность — распадаются. Но так как для нас или в себе форма и для-себя-бытие есть одно и то же, и в понятии самостоятельного сознания в-себе-бытие есть сознание, то та сторона в-себе-бытия или вещности, которая обрела форму в труде, не есть какая-либо иная субстанция, как только сознание, и нам обнаружилась некоторая новая форма самосознания: сознание, которое есть для себя сущность в бесконечности или в чистом движении сознания, — сознание, которое мыслит или есть свободное самосознание. Ибо мыслить значит быть для себя своим предметом не как абстрактное «я», а как «я», которое в то же время имеет значение в — себе-бытия, или: так относиться к предметной сущности, чтобы она имела значение для-себя-бытия того сознания, для которого она есть. — Для мышления предмет движется не в представлениях или образах, а в понятиях, т. е. в некотором различаемом в-себе-бытии, которое непосредственно для сознания от него же не отличается. Представленное, оформленное, сущее как таковое имеет форму бытия чего-то иного, нежели сознания; но понятие есть в то же время нечто сущее, — и это различие, поскольку оно в самом сознании, есть его определенное содержание, — но тем, что это содержание есть в то же время содержание, постигнутое в понятиях, сознание остается непосредственно сознающим свое единство с этим определенным и различенным сущим; не так, как при представлении, когда сознание должно сперва еще особо вспомнить, что это его представление; а [так, что] понятие для меня — непосредственно мое понятие. В мышлении я свободен, потому что я нахожусь не в некотором другом, а просто не покидаю себя самого, и предмет, который для меня сущность, в неразрывном единстве есть мое для-меня-бытие; и мое движение в понятиях есть движение во мне самом. — Но в этом определении этой формы самосознания очень важно не упускать из виду того, что она есть мыслящее сознание вообще или что ее предмет есть непосредственное единство в-себе-бытия и для-себя-бытия. Одноименное сознание, отталкивающееся от себя самого, становится для себя в-себе-сущей стихией; но оно есть для себя эта стихия только лишь в качестве общей сущности, не в качестве данной предметной сущности в развитии и движении ее многообразного бытия.

1. Стоицизм

Это свобода самосознания, когда она выступила в истории духа как сознающее себя явление, была названа, как известно, стоицизмом. Его принцип состоит в том, что сознание есть мыслящая сущность и нечто обладает для него существенностью, или истинно и хорошо для него, лишь когда сознание ведет себя в нем как мыслящая сущность.

Многообразное, внутри себя различающееся распространение, разъединение и запутанность жизни есть предмет, на который направлена активность вожделения и труда. Это многообразное (vielfache) действование сжалось теперь в простое (einfache) различение, которое имеется в чистом движении мышления. Не то различие имеет больше существенности, которое выявляется как определенная вещь, или как сознание определенного естественного наличного бытия, как чувство, или как вожделение и его цель, — безразлично, устанавливается последняя собственным или чужим сознанием, — а единственно то различие, которое есть различие мысленное или которое непосредственно от меня не отличимо. Это сознание, следовательно, негативно к отношению господства и рабства; его деятельность состоит в том, что в качестве господина оно не имеет своей истины в рабе, а в качестве раба оно не имеет своей истины в воле господина и служении ему, а как на троне, так и в цепях, во всякой зависимости своего единичного наличного бытия оно свободно и сохраняет за собой ту невозмутимость, которая из движения наличного бытия, из действования так же, как из испытывания действий, постоянно удаляется в простую существенность мысли. Своенравие есть свобода, которая утверждается за единичностью и остается внутри рабства, тогда как стоицизм есть свобода, которая всегда исходит непосредственно из себя и уходит обратно в чистую всеобщность мысли и которая как всеобщая форма мирового духа могла выступить только в эпоху всеобщего страха и рабства, но и всеобщего образования (Bildung), поднявшего процесс формирования (das Bilden) до мышления.

Хотя, далее, для стоического самосознания сущность есть не что-либо иное, чем оно, и не чистая абстракция «я», а «я», которому присуще инобытие, но в качестве мысленного различия, так что оно в своем инобытии непосредственно возвращено в себя, — тем не менее эта его сущность есть в то же время лишь абстрактная сущность. Свобода самосознания равнодушна к естественному наличному бытию, потому и ему точно так же предоставляет свободу; и рефлексия есть двойная рефлексия. Свобода мысли имеет лишь чистую мысль в качестве своей истины, которая лишена жизненного наполнения; следовательно, эта свобода есть также лишь понятие свободы, а не сама живая свобода; ибо лишь мышление вообще есть для нее сущность, форма как таковая, которая, покинув самостоятельность вещей, ушла обратно в себя. Но так как индивидуальность действуя должна была показать себя живой, или мысля должна была охватить живой мир как систему мысли, то в самой мысли для распространения действования должно было заключаться содержание того, что хорошо, а для распространения мышления — содержание того, что истинно, дабы в том, что есть для сознания, не было решительно никаких других ингредиентов, кроме понятия, которое и есть сущность. Но в том виде, в каком понятие как абстракция отрывается здесь от многообразия вещей, оно не имеет никакого содержания в самом себе, а имеет только некоторое данное [ему] содержание. Сознание, мысля содержание, конечно, уничтожает его как некоторое чуждое бытие, но понятие есть определенное понятие, а эта определенность его и есть то чуждое, которое имеется в нем. Стоицизм попал поэтому в затруднительное положение, когда перед ним возник вопрос, как выражались, о критерии истины вообще, т. е. собственно говоря, о содержании самой мысли. На обращенный к нему вопрос, что такое доброе и истинное, он в качестве ответа опять дает само бессодержательное мышление: в разумности, мол, должно состоять истинное и доброе. Но это равенство мышления себе самому опять-таки есть только чистая форма, в которой ничего не определяется; общие фразы об истинном и добром, о мудрости и добродетели, от которых он не мог уйти, поэтому, хотя в общем и возвышенные, но так как на деле они не могут способствовать развитию содержания, то они скоро начинают надоедать.

Это мыслящее сознание в том виде, как оно определилось в качестве абстрактной свободы, есть, следовательно, лишь не доведенная до конца негация инобытия; удалившись из наличного бытия только в себя, оно тут не завершило себя в качестве абсолютной негации этого бытия. Содержание имеет для него значение, правда, только как мысль, но при этом также как мысль определенная и вместе с тем — определенность как таковая.

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 153