Новая философская энциклопедия. Том второй Е—M - Коллектив авторов

579

МИТТЕЛЬШТРАС сячи раз подряд), на отдельных словах и т. д. В некоторых системах мистики для таких «медитаций» рекомендуются позы и способы регуляции дыхания (йога, исхаизм). Приемы могут быть самыми разными — от бешеной пляски дервишей до тихого «умиления» христианских аскетов. Но в любом случае мистика не может обойтись без психотехники аскетизма (или, как в некоторых видах гностицизма и тантризма, а также в сатанизме, без аскетизма навыворот, ритуализированного нарушения этических и сакральных запретов, создающего предпосылки для психологич. шока и транса). Поскольку мистика предполагает движение через неиспытанные психологические состояния, «посвящаемому» ничего не остается, как слепо вверяться руководству «посвященного», который испытал все на себе. Отсюда значение наставников типа гуру в индуизме, пира в суфизме, старца в исихазме, цадика в хасидизме. Хотя исторический аналог и прообраз мистики можно усмотреть уже в глубокой древности в шаманско-оргиастических культах, имевших целью экстатическое снятие дистанции между человеком и миром духов или богов, однако мистика в собственном смысле возникает лишь тогда, когда религиозное умозрение подходит к понятию трансцендентного абсолюта, а развитие логики делает возможным сознательное отступление от логики в мистику. Поэтому самый ранний расцвет мистики происходит в странах с философской и логической культурой — в Индии (веданта), Китае (даосизм), отчасти в Греции (пифагореизм, платонизм). Дальнейшие волны мистики, проходящие, как правило, поперек национальных и вероисповедных рамок, отмечают эпохи общественных кризисов: крушение Римской империи в первых вв. н. э. (мистерии, неоплатонизм, раннее христианство, гностицизм, манихейство), конец Средневековья в 13—14 вв. (суфизм, каббала, исихазм, Иоахим Флорский, Экхарт и его последователи), становление раннего капитализма в 17—18 вв. (кружки янсенистов, квиетистов, методистов, пиетистов, квакеров, хасиды, хлысты). При определенных исторических условиях мистика становилась формой протеста против церковной и социальной иерархии (такова, напр., роль мистики в мировоззрении плебейских сект времен Крестьянской войны в Германии). При других исторических условиях парадоксы мистики давали импульс идеалистической диалектике. В условиях кризиса общества в полуинтеллигентских кругах получают распространение эклектические и наукообразные системы внеконфессиональной мистики (теософия и антропософия), а также крайне вулыаризованная практика обретения «мистического опыта» — от старомодных спиритических сеансов до радений хиппи. Мистические мотивы присущи ряду течений современной философии, обнаруживаясь даже в таких сугубо рационалистических направлениях, как неопозитивизм, интерпретированный в ряде высказываний Витгенштейна как род «апофатической мистики», аналог «благородному молчанию» буддистов. Лит.: Otto Я Wfest-ostliche Mystik. Gotha, 1929; Suzuki D. T. Mysticism. Christian and Buddhist. L., 1957; Scholem G. Die judische Mystik in ihren Hauptstromungen. Z., 1957. С. С. Аверинцев

МИТТЕЛЬШТРАС(Mittelstrass) Юрген (род. 11 октября 1936, Дюссельдорф) — немецкий философ науки. В 1962—70 преподавал в Эрлангенском университете, с 1970—профессор университета г. Констанца. Главный редактор «Энциклопедии философии и теории науки» (Encyklopaedie Philosophie und Wissenschaftstheorie, Bd. 1—3. Mannheim—Wien—Zurich, 1980—87). Миттелышрас — участник т. н. эрлангенской школы в философии науки (основана В. Камлахом и П. Лоренценом), которая исходит из конструктивистских позиций и разрабатывает концепцию теории науки как нормативной дисциплины, служащей для обоснования исследовательской практики конкретных наук. Свою версию конструктивизма Миттельштрас противопоставляет фаллибилизму Поппера, исторической модели развития Куна и Фейерабенда и структуралистской модели научных теорий Штегмюллера. Он проводит различие между реальной (результативной) историей науки и ее обоснованной историей, преодолевающей ограниченности односторонних каузальных и структурно-теоретических концепций научной истории и показывающей, как в реальной истории происходят изменения в формах обоснования развития науки. В соответствии с этим различением задача философии науки, по Миттельштрасу, — методологическая рефлексия относительно развития науки, в то время как задача науковедения состоит в исследовании социальных форм развития знания. Подчеркивая важность учета при исследовании науки социальных условий ее функционирования и развития, он, однако, не считает, что существует непосредственный переход от соответствующих социальных условий и запросов к определенным научным теориям. По его мнению, взаимоотношение между наукой как социальной формой развития знания и наукой как системой высказываний является диалектическим. Конструктивная теория науки, т. о., предполагает не только исследование теоретических взаимосвязей различных элементов знания, но и конструктивное обоснование практического взаимоотношения между целесообразным размышлением и реальным действием. Такая теория является, с одной стороны, конструктивной частью практики, а с другой — она зависит от практики и призвана быть теорией, реконструирующей практику. Историю науки Миттелышрас понимает как прогрессивное развитие научного знания, включающее в себя, в частности, и кумулятивные периоды развития знания. Суть прогресса в науке состоит в том, что мы способны все лучше ориентироваться в окружающем мире и достигать все более глубокой систематической структуризации научного знания. В ряде работ Миттельштрас применяет методологические и гносеологические принципы конструктивизма к анализу общефилософских проблем (к исследованию вопроса о демаркации философии и науки, а также понятий «априори», «природа», «монада» и т. п.), специальных вопросов истории науки (наука Кеплера, Галилея, Лейбница, Ньютона), проблем социологии науки и этики науки. Соч.: Neuzeit und Aufklarung: Studien zur Entstehung der neuzeitlichen Wissenschaft und Philosophie. В.—N. Y, 1970; Das praktische Fundament der Wissenschaft und die Aufgabe der Philosophie. Konstanz, 1972; Die Moglichkeit von Wissenschaft. Fr./M., 1974; Wissenschaft als Lebensform. Fr./M., 1982; Fortschritt und Eliten. Analysen zur Rationalitat der Industriegesellschaft. Konstanz, 1984. В. Н. Садовский

МИФ ПОЛИТИЧЕСКИЙ— превращенная форма политического сознания, в котором знание и понимание фактов политики замещается образами, символами, вымыслами, легендами и верой в них. Ряд признаков роднит политический мифсклассическимархаическиммифомхходная эмоционально-чувственная генетика, заменяющая познание, типология — мифы-легенды (трактовки событий, их причин и роли участников), исторические мифы, мифы-предания (о событиях и подвигах прошлого и их участниках), мифы о героях (политических вождях) и т. д. В отличие от классического политический миф конкретизируется применительно к актуальной политике, включая и его трансцендентные виды (легитимацию

580

МИФОЛОГИЯ политики и власти волей Провидения, народа, историей, их специфическими качествами, как, напр., их особые цели, высшие задачи, мудрость и непогрешимость и т. п.); политический миф рационализируется средствами направленного внушения (пропагандой, содержанием соответствующей идеологии) и самим массовым сознанием, стремящимся воспринимать миф как истину (форма морфологического познания); политический миф может возникать стихийно, как выражение тяги к возвышающей идее, к утешению (память о героическом прошлом и др.), но чаще создается и распространяется целенаправленно и используется как эффективное средство политики; такой миф возникает в индивидуальном сознании и затем коллективизируется, превращаясь в факт общественного сознания. Политический миф может наполняться положительным содержанием, стимулируя необходимые процессы и события (избирательные, правительственные и партийные программы, вера в успех, в реальность планов и т. д.), но может иметь и крайне негативный смысл, насыщаться предрассудками и стимулировать самый крайний экстремизм. В этом случае политический миф используется как анестезирующее средство: предрассудок легитимирует такой экстремизм (так, миф о расовой исключительности санкционирует расизм и парализует возможный протест против него). Политический миф так же древен, как сама политика, которую сопровождают мифы о космической природе власти, о народоправии, о подвигах героев, о справедливом монархе, о политическом совершенстве государства и его моральности (см. Платон) и т. д. Весьма богата философская история политического мифа. Известен античный миф о принадлежности власти и права народу, распространенный в Средние века виднейшими авторами (см. Фома Аквинсюш, Марсилий Па- дуанскийу Дж. Фортескыо и др.). Каждая эпоха добавляла новые или обновленные мифы: о монархе — носителе воли народа, наместнике Бога на земле (Р. Фил мер), о единственном суверене (см. Ж Бодеи), об олицетворении абсолютного духа (Г. В. Ф.Гегель) иъд. Заметной вехой стала теория мифов о героях Т. Карленля («Герои, почитание героев и героическое прошлое». СПб., 1908) и Ж Аде Гоонпо, добавившего к мифологии героизма мифологию расизма («Эссе о неравенстве рас», тт. 1—4, 1853—55). Политический миф не может быть изжит какой-либо рационализацией политики, он представляет собой неизбежную составную часть политического сознания и охватывает непознанную и непознаваемую составляющую представлений о политике. Тем не менее политический миф 20 в. детерминирован режимом политическим (расцвет политической мифологии при тоталитаризме, когда она становится основным средством политики) и конкретными политическими ситуациями (кризисами, мобилизациями, конфликтами, кампаниями и пр.). Уменьшение роли политического мифа достигается открытой публичной политикой, развитием критического общественного самосознания. И. И. Кравченко