Политическая история Римской империи - Циркин Юлий Беркович

О завоевании Парфии Север объявил 28 января 198 г. Эта дата для торжественного провозглашения победы была выбрана неслучайно. Именно в этот день 100 лет назад (точнее, 101 по римскому счету) всю власть в Римской империи принял Траян. Север явно сравнивал себя с этим чрезвычайно популярным императором и подчеркивал, что его парфянская кампания была столь же успешна, как и восточный поход Траяна. Это, конечно, было не так, но в данном случае видимость оказалась важнее реальности.

В 208 г. внимание Севера привлекла Британия. Вскоре после победы над Альбином он разделил ее на две провинции, чтобы, с одной стороны, в руках одного легата не сосредотачивалось слишком много сил, а с другой — сделать более гибкой защиту римских владений на острове от северных варваров. Северная часть Британии так и не была покорена, и северные племена стали все чаще нападать на римские владения. Одно время северяне даже прорвались через вал Адриана и разрушили многие римские укрепления. Наместник одной из британских провинций Л. Альфен Сенециои успешно отбивал эти нападения и даже как будто сам вторгся на территорию независимых племен. Север решил воспользоваться этим и организовал экспедицию. Он рассчитывал задействовать в этой, казалось бы, не очень опасной войне значительную часть армии, чтобы та не стала в условиях мира слишком ленивой и малодисциплинированной. Не исключено, что Север хотел полностью завоевать остров и завершить, таким образом, кампанию, начатую более полутора веков назад. Он направился туда в сопровождении всей своей семьи.

Кампания Севера была успешной, северяне признали римскую власть, но вскоре вновь восстали. В конце 210 г. император заболел, и военные действия практически остановились. На материк Север так и не вернулся. Там, в Британии, в г. Эбураке, Септимий Север 4 февраля 21 1 г. умер. Бассиан, вставший после смерти отца во главе армии, заключил мир с северянами и вернулся к прежней границе по валу Адриана.

Каракалла. Constitutio Antoniana. Своими наследниками Септимий Север оставил сыновей Бассиана и Гету, уже считавшихся августами, т. е. полноправными императорами, так что никаких проблем с их признанием не было. После того как Септимий Север провел свое фиктивное усыновление Марком Аврелием, его сыновья также официально вошли в прежнюю императорскую фамилию. Бассиан принял имя Марк Аврелий Антонин, а императором стал под именем Император Цезарь Марк Аврелий Антонин Август. Он был прозван Каракаллой по названию плаща с капюшоном, который любил носить, и под этим именем вошел в историю. Умирая, Север призвал сыновей жить дружно. Но оба брата ненавидели друг друга. Эта ненависть еще более возросла после устранения Плавциана. В течение долгого времени тот фактически оттеснял на второй план сыновей императора, и это заставляло последних как-то солидаризироваться друг с другом в противовес всемогущему префекту претория. Казнь Плавциана выдвинула на первый план обоих сыновей, официально занимавших равное положение, и это подтолкнуло их к еще большей взаимной вражде. Первое время они были вынуждены скрывать взаимную ненависть, да и мать Юлия Домна всячески пыталась их примирить. Однако внешнее дружелюбие долго скрывать взаимную нелюбовь не могло. Оба императора жили в одном дворце, но в разных его концах и по возможности не общались друг с другом. Каракалла и Гета даже попытались было разделить Империю на две части, в которых каждый правил бы совершенно самостоятельно. Но этому плану решительно воспротивилась Юлия Домна. Невольное сосуществование усиливало напряженность.

Позиции Геты в Риме казались более прочными: на его стороне были префект Рима, старый соратник Септимия Севера Фабий Цилон и по крайней мере один из двух префектов претория — Папиниан. Это заставило Каракаллу торопиться. И 26 декабря 211 г. он убил Гету, а матери даже запретил носить траур по погибшему сыну. Убийство одного из императоров могло вызвать недовольство преторианцев, и первым делом Каракаллы стало их успокоение. Он явился в преторианский лагерь и объявил воинам, что брат пытался его отравить и был при этом убит. Солдаты II Парфянского легиона, расквартированного под Римом, возмутились было убийством одного из сыновей любимого ими Септимия Севера, но Каракалла, явившись и к ним, пообещал большой денежный подарок, и они успокоились. Он привлек на свою сторону и воинов городских когорт, находившихся под командованием его врага Цилона. Следующим его шагом была речь в сенате, куда император явился вооруженным и в сопровождении гвардейцев. Там он заявил, что брат составил против него заговор, за что и поплатился. После этого по Риму и всей империи прокатилась волна казней. Было казнено большое число людей, которых император считал сторонниками брата, и в их числе Папиниан, другой видный юрист того времени, Патруин, Фабий Цилон^[132], Гельвий Пертинакс (вина его, видимо, состояла только в том, что он был сыном бывшего императора) и многие другие^[133].

Каракалла. Зап. Берлин

Хотя Юлия Домна любила Гету больше, чем старшего сына, пойти на убийство матери Каракалла все же не решился. Более того, императрица-мать оставалась весьма влиятельной фигурой при дворе. Во всем остальном Каракалла был довольно последовательным. Все, что напоминало о Гете, было запрещено: уничтожались его статуи, его имя вычеркивалось из официальных документов, даже монеты с его портретом изымались из обращения.

С убийством Геты, по-видимому, связан и вопрос об ординарном консульстве 212 г. Уже давно было принято, что император становится од ним из ординарных консулов года, следующего за его вступлением на трон. При этом, даже если второй консул умирал или попадал в опалу, год все равно назывался по именам их обоих. Поскольку равными принцепсами стали оба сына Септимия Севера, то было бы естественным, если бы оба они стали и ординарными консулами 212 г. Были ли они действительно назначены (может быть, уже отцом, находившимся на смертном ложе) консулами этого года, неизвестно. Но в любом случае Каракалла встал перед серьезной, с его точки зрения, проблемой: как быть с консульством и соответственно наименованием года. И он сделал совершенно нетривиальный ход. Ординарными консулами 212 г. стали отец и сын Юлии Асперы — Г. Юлий Аспер и Г. Юлий Галерий Аспер, причем отца он назначил и префектом Рима вместо казненного Фабия Цилона^[134]. Отец Аспер был «новым человеком» и профессиональным юристом, введенным в сенат или Марком Аврелием, или Коммодом. При последнем он достиг должности консула-суффекта и затем был приближен Септимием Севером^[135]. Разыгрывая из себя справедливого императора, Север поручил Асперу защиту обвиняемых провинциалов. Несомненно, что император был уверен в полной лояльности такого адвоката. И теперь Аспер второй раз стал консулом, и на этот раз ординарным. И только уже в 213 г. Каракалла, как это и было заведено, стал ординарным консулом вместе с будущим императором Бальбином. Правда, вскоре оба Аспера попали в опалу и фактически были изгнаны из Рима, но 212 г. назывался годом двух Асперов. Этот эпизод показывает нетривиальность мышления Каракаллы, его умение находить устраивавшее его решение, не останавливаясь перед нарушением установившегося обычая.

Правление Каракаллы ознаменовалось изданием знаменитого эдикта 212 г., называемого еще constitutio Antoniana, разработанного явно видными юристами того времени, в том числе Ульпианом^[136]. Едва ли эдикт был составлен на скорую руку, его подготовка явно шла некоторое время. Вполне возможно, что он начал постепенно разрабатываться еще при Септимии Севере. Этот эдикт предоставил римское гражданство почти всем свободным жителям Империи. Исключение составляли так называемые дедитиции (dedititii)^[137]. Как бы ни решать о них вопрос, ясно, что после эдикта подавляющее большинство свободных жителей Римской империи стали римскими гражданами. Трудно сказать, каковы были конкретные мотивы, подвигнувшие Каракаллу издать свой эдикт. Возможно, что целью императора было распространение на всех провинциалов единой налоговой системы, позволявшей, с его точки зрения, эффективнее наполнять казну. Не исключено, что это могло быть благодарностью римским богам, которые упомянуты в начале эдикта, за выздоровление больного Каракаллы или даже за помощь в убийстве брата. Возможно еще одно объяснение. По эдикту гражданами становились наименее романизованные в социальном и культурном плане люди, а таковых было довольно много в северобалканских и придунайских землях, откуда происходило большинство солдат, активно поддерживавших Северов. И если сами солдаты через свою службу гражданство получали, то их родственники, оставшиеся в своих общинах, таких привилегий не имели. Так что эдикт мог быть и жестом благодарности легионерам. Наконец, император и его юристы могли иметь в виду превращение большей части свободного населения Империи в относительно однородную массу подданных. Но важны не столько конкретный мотив действия принцепса, сколько реальное значение данного акта.