Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа

Как минимум в одном наблюдение Гартсайда было неоспоримо: поп-сингл действительно поворачивался вокруг своей оси при проигрывании. Но в США взлет поптимизма особенно ярко совпал с возрождением интереса к политической силе идентичностей. Аустерлитц и его единомышленники беспокоились, что движение поптимизма превращает критиков в “чирлидеров для поп-звезд” – и примеры этого в самом деле нетрудно найти. Однако одновременно музыкальная критика 2010-х сделалась серьезной и суровой – а вовсе не жизнерадостной. Поп-звезд подвергали тщательным проверкам, ранее зарезервированным за политиками: изучали их прошлые высказывания на предмет правонарушений, поощряли их публично комментировать все скандалы и противоречия, интересующие интернет-аудиторию. Совершившие проступки музыканты теряли авторитет и оказывались списаны со счетов – необязательно в полной мере “отменены”, но, по крайней мере, выведены из мира заслуживающих доверия артистов с безупречной репутацией. И напротив: музыканты, вызывающие уважение, получали дополнительный промоушен. В смешанном отзыве (оценка 6,5 из 10) на ожесточенно мотивационный альбом поп-R&B-певицы Лиззо 2019 года рецензент интернет-портала Pitchfork счел нужным порассуждать одновременно и о музыке, и о месседже. Текст заканчивался следующим пассажем: “Звучание может вас разочаровать, но наверняка найдутся люди, которые смогут изменить свою жизнь благодаря ее песням. И это тоже важно”^[82].

В некоторых аспектах американский поптимизм 2010-х не стыковался с британским движением, косвенно его породившим. Для начала, звезды “нью-попа” были бесстыжими апроприаторами. Adam & the Ants заняли третье место в британском чарте в 1981 году с песней “Ant Rap”, диковинным и необузданным оммажем цветущей нью-йоркской хип-хоп-сцене; в 1983-м поп-дуэт Wham! Джорджа Майкла достиг восьмой строчки с собственным бодрым упражнением в стиле – композицией “Wham Rap! (Enjoy What You Do)”. Однако, несмотря на революцию поптимизма, спустя несколько десятилетий белым поп-звездам вроде Майли Сайрус или Игги Азалии было нечем оправдаться, когда их обвиняли в том, что они балуются с хип-хопом, не выказывая ему должного пиетета. (Респектабельный рэпер Кью-Тип писал Азалии в твиттере: “Ты должна принимать во внимание ИСТОРИЮ, если становишься под знамя хип-хопа”. На правах авторитетного специалиста в хип-хопе он сообщил ей, что хип-хоп – это “СОЦИАЛЬНО-политическое движение”.) Поптимисты времен нью-попа, возможно, ненавидели рокизм, но не имели ничего против “хип-хопизма” или “арэнбизма”. Для более молодого, идеалистически настроенного поколения слушателей весь смысл сбрасывания рок-н-ролла с пьедестала, судя по всему, заключался в том, чтобы привести ему на смену некий более разнообразный пантеон – после чего поклоняться новым богам по старинке.

В этом была заметная разница с безбожным подходом антирокистов начала 1980-х. Порой складывалось ощущение, что Дэйв Риммер отрицает не только чье-то чужое представление о хорошей музыке, но саму идею определяемой критиками хорошей музыки как таковую. Он высмеивал “тезисы о том, что некоторая музыка вам подходит, а некоторая – нет”, потому что полагал поклонников поп-музыки достаточно умными людьми, чтобы они могли самостоятельно выбрать песни по нраву. На этот счет, считал он, не может существовать никакого более авторитетного мнения. Для него смысл “нью-попа” был в том, что тот поощряет меломанов отбросить соображения “объективности” и сфокусироваться просто на получении удовольствия. Но вопрос объективности, тем не менее, коварно возвращается в наши разговоры о музыке и сегодня: слушатели придумывают новые линии защиты для тех звуков, которые им нравятся, одновременно лишая защиты (или даже самой возможности защиты) какие-то другие звуки. И часто оказывается, что термин, который мы используем для этой лишенной защиты музыки – это “поп”, не-совсем-жанр, все-таки ставший жанром, но так и не избавившийся от весьма противоречивой репутации.

Самые популярные записи в стране?

Рок-снобизм – скорее всего ровесник самого рок-н-ролла. Но основополагающая хартия современного рок-снобизма была опубликована в журнале Rolling Stone в 1967 году. Ее автором был Том Донахью, продюсер и диск-жокей с радио, написавший забористый текст с подобающе забористым заголовком: “Гниющий труп, отравляющий радиоволны”. Целью нападок Донахью была не конкретная песня, не конкретная группа и не конкретная радиостанция, а тип радиоформата, известный как “топ-40”. Его в 1950-е годы придумали несколько программных директоров радиостанций, осознавших, что на самом деле меломанам больше всего не хватает возможности постоянно, изо дня в день слушать одни и те же хиты (по неподтвержденным данным, на эту мысль их натолкнула ситуация в баре в Небраске, которой они стали свидетелями: официантка раз за разом набирала на музыкальном автомате один и тот же номер). Практика радиостанций в формате “топ-40” выглядела так: определить, какие песни популярнее всего на территории страны, вне зависимости от жанра, и затем “заигрывать” их до смерти. В этом смысле топ-40-радио напоминало знаменитое определение демократии Генри Луиса Менкена: оно тоже основывалось на предположении, что “простые люди знают, чего хотят, и должны получить это без всякого снисхождения”.

Но, по мнению Донахью, радиоформат, следующий за массовым вкусом, сбился с пути. Его претензии были многообразны. Во-первых, он утверждал, что статистические выкладки радиостанций по популярности тех или иных записей необъективны, поскольку основаны на неполных исследованиях (большинство станций, писал он, “игнорируют данные из ритм-энд-блюзовых магазинов”). Во-вторых, многие станции с трудом адаптируются к специфике постбитловской эпохи, когда большое количество слушателей стало предпочитать хитовым синглам целые хитовые альбомы. А в-третьих и в-главных, топ-40-радио, согласно Донахью, – это попросту очень скучно: “Они редко рискуют ставить в эфир новые записи, даже если их выпускают местные артисты”. Он обратил внимание, что рейтинги радиостанций в формате “топ-40” падают, и предположил, что будущее – за станциями с более свободным программингом вроде KMPX из Сан-Франциско, на волнах которой рок-н-ролл сосуществовал с джазом и фолк-музыкой.

На раннем этапе рок-н-ролл и был поп-музыкой – важным элементом того жизнерадостного, ориентированного на молодежь музыкального микса, который звучал по радио и из музыкальных автоматов. Но во второй половине 1960-х все больше наблюдателей стали относиться к рок-н-роллу, как Донахью: не как к составной части поп-музыкального пейзажа, а как к его альтернативе. В стандартных пересказах истории американской музыки 1967-й, как правило, изображается как рок-н-ролльный рай, возможно, величайший год во всей истории рок-музыки (именно тогда большинство классиков жанра выпустили самые горячо любимые поклонниками альбомы: The Beach Boys, The Beatles, Big Brother & the Holding Company, The Byrds, The Doors, Джими Хендрикс, Jefferson Airplane, Pink Floyd, The Rolling Stones, The Velvet Underground, The Who и многие другие). Тем не менее, если верить горячей сотне Billboard, самым популярным синглом 1967-го была песня “To Sir with Love”, ода любимому учителю от лица школьницы в исполнении британской певицы и актрисы Лулу, снявшейся также в одноименном фильме “Учителю, с любовью”. По контрасту, из песен The Beatles выше всего оказалась “All You Need Is Love” – на 30-м месте. Донахью не ошибался, утверждая, что радиостанции формата топ-40 были плохо готовы к тому, чтобы иметь дело с рафинированными рок-н-ролльными концептуальными альбомами. Но кажется, даже в 1967 году топ-40-радио, тем не менее, занималось именно тем, для чего оно было предназначено: ротировало записи, которые нравились широкой публике – даже если эти записи нельзя было назвать модными. И если мы думаем о 1967-м только как о времени небывалого рок-н-ролльного урожая, то делаем неверный вывод, игнорируя множество песен, которые люди действительно слушали.