Европа и Россия в огне Первой мировой войны (К 100-летию начала войны) - Агеев А. И.

Веллингтон Хаус первоначально производил брошюры и давал обзор прессы, но позже стал печатать пропагандистские газеты, выпускать фильмы и фотографии. К июню 1915 г. было произведено около 2,5 млн пропагандистской литературы на 17 языках. Год спустя бюро производило по 3 газеты и 4000 фотографий в неделю (599).

Происхождение бюро всегда скрывалось, и само его существование не было обнародовано до 1935 г. Секретный документ, написанный посвященным лицом, упоминал что: «Существование учреждения публикации Веллингтон Хаус и тем более связь Правительства с этим учреждением было тщательно скрыто. За исключением официальных публикаций, нигде в литературе не было подтверждения о действительном происхождении Веллингтон Хаус. Далее неофициальная литература была помещена в продажу, где это только было возможно, и в том случае, если она посылалась бесплатно, она являлась неофициальной, то есть посылалась от неопределенного человека… чьему личному патриотизму посылка этой литературы казалась обязательной» (600).

Мастерман завербовал на службу многих из людей, которые работали в Комиссии государственного страхования (601), а также членов британской литературной и журналистской элиты. 2 сентября 1914 г. он пригласил 25 известных литературных и общественных деятелей на встречу в Веллингтон Хаус. Среди них были: Артур Конан Дойл, Редьярд Киплинг, Герберт Уэллс, Форд Медокс, Уильям Арчер, Гилберт Паркер, Джон Бакен (602) и др. Несколько авторов согласились написать пропагандистские работы — якобы это их собственные. Они были напечатаны и опубликованы такими известными издательствами, как Hodder&Stoughton, Methuen, Oxford University Press, Macmillan и др. Неделей позже, 11 сентября, Мастерман провел другую встречу, на сей раз с ведущими газетными редакторами. Одним из результатов этой второй встречи было формирование так называемого Комитета нейтральной прессы под руководством бывшего главного редактора «Daily Chronicle» Г. Майра. Было решено, что Комитет будет содействовать британским газетам и журналам за рубежом, а также передачей новостей за границу с помощью телеграмм и радио — подразумевая, что новости будут транслироваться в США через радиопередатчики, принадлежавшие British Marconi (компания, которая после войны стала главным акционером в Би-Би-Си) (603).

Однако уже в феврале 1917 г. был образован Департамент информации с более разветвленной структурой, включавшей в себя отделы по работе с литературой, прессой, кино, национальные подсекции (604).

На завершающем этапе войны появилась новая пропагандистская структура, занимавшаяся пропагандой во враждебных странах, так называемый Crew House (Дом Крю), руководителем стал уже известный нам лорд Нортклифф. Однако возникло это учреждение не спонтанно. В начале 1918 г. британским правительством было решено, что высокопоставленный правительственный деятель должен взять на себя ответственность за пропаганду. 4 марта 1918 г. лорд Бивербрук, владелец Daily Express, стал министром информации, Мастерман был назначен директором публикаций, а Нортклифф — главой Crew House (605). Под руководством Нортклиффа были такие известные люди того времени, как Г. Уэллс, Р. Сетон-Уотсон, Г. Уикхем. Тем не менее все пропагандистские учреждения, несмотря на протесты, были ликвидированы в конце 1918–1919 гг.

Давление на общественное мнение, которое оказывалось пропагандистскими учреждениями на начальном этапе войны, было очень велико. Англия вступила в войну 4 августа 1914 г., когда Германия не выполнила требование прекратить нарушение бельгийского нейтралитета. Исследователь Г. Хенек писал: «Если бы первого встречного на улице спросили, почему Англия воюет с Германией, он бы, наверное, ответил, что последняя нарушила нейтралитет Бельгии, поэтому Англия защищает слабых и борется за святую неприкосновенность норм международного права. Если этот человек — любитель чтения газет, он мог бы сказать, что Великобритания пытается противостоять гегемонистским устремлениям Пруссии и сохранить для человечества демократические институты. Обладающий более изощренным умом человек предположил бы, что его страна воюет, чтобы сокрушить выраженные в девизе „Drang nach Osten“ империалистические планы Германии. Он бы объяснил, что такие намерения — прямая угроза могуществу Британской империи. Каким бы расплывчатым ни был ответ, каждый британец в уме четко осознавал, по каким причинам и с какими целями его страна воюет с Германией» (606).

Как можно наблюдать, роль прессы в британском обществе как одного из эффективных инструментов давления на мнение масс резко возросла. «В период 1914–1918 гг. ложь стала более изощренной, чем в любые другие периоды до этого», — говорится в книге А. Понсонби «Ложь во время войны» (607). Безусловно, многие не одобряли войну, но как граждане они считали недостойным не помочь своей стране в трудную минуту. В Англии набирала обороты пропаганда, которая, как и высказывания политиков, отвечала настроениям большинства населения, в предыдущее десятилетие привыкшего к историям о шпионах и вредителях (608).

Масла в огонь в разжигании антигерманских настроений подливали представители печатного мира. С подачи Нортклиффа в прессу попала история о канадском солдате, распятом на двери сарая и заколотом немецкими штыками (609). А. Понсонби занес эту историю в список самых живучих мифов времен Первой мировой войны, отличавшихся наибольшей вариативностью. Батальон, в котором якобы служил этот легендарный замученный солдат, всю войну находился в Индии (610). Как и послевоенные критики подобных пропагандистских методов, современные историки расценивают эту историю как одну из самых дискредитированных легенд военных лет (611).

Главная цель британской пропаганды состояла в том, чтобы сформировать благоприятное для Антанты общественное мнение в доминионах и нейтральных странах. Тратить особые усилия на собственных подданных не было нужды: в начальный период войны большая часть общества и так демонстрировала лояльность и энтузиазм. Один из наиболее популярных мотивов — Бельгия в образе истерзанной женщины, молящая союзные армии о защите. В единичных случаях несчастную страну изображали в мужском обличье. Захваченные «гуннами» страны изображались в виде сирот или изнасилованных женщин. С целью показать, что война на континенте напрямую касается британцев и не стоит относиться к ней легкомысленно, людей запугивали возможностью высадки немецкого десанта на Британских островах (612). Английский публицист У. Ле Ке приложил немало усилий, чтобы попытаться убедить соотечественников в возможности подобного развития событий: «Люди, которые полагают, что десант невозможен, уверены в том, что всякая попытка Германии провалится. Но даже если сама Германия думает также — это не значит, что она не станет предпринимать попыток» (613).

«Какими бы причинами ни вызвана Великая война, — писал Понсонби, — с уверенностью можно сказать, что это не немецкое вторжение в Бельгию. Оно стало всего лишь первым последствием войны. Не являлось оно и причиной нашего участия в войне. Но власти понимали, насколько сомнительной была возможность спровоцировать энтузиазм населения по поводу секретного договора с Францией. Они воспользовались роковой ошибкой Германии и представили нарушение бельгийского нейтралитета и Договора о нейтралитете в качестве объяснения нашего участия в войне» (614). Премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж в одной из своих речей назвал «бережливую и трудолюбивую» Бельгию «одним из самых безобидных и миролюбивых государств Европы», у которого в мыслях не было готовить какой-либо заговор против своего могущественного соседа (615). В другом выступлении в 1914 г. министр в красках живописал «агонию маленького мужественного народа, страдающего за право», сравнив Бельгию с «бедной жертвой хищной птицы». Под «хищной птицей», «парящим коршуном» подразумевалась, разумеется, Германия (616). Много лет спустя журналист X. Файф прокомментировал заявления министра следующим образом: «Господин Ллойд Джордж, заявлявший о детально проработанных планах Германии по порабощению Европы, после окончания войны утверждал, что „никто не жаждал войны“. Это был хаос, в который „мы попали по ошибке“. Даже если немецкое руководство и замышляло бы подобные безумства, все равно было бы глупо ненавидеть всех немцев» (617).