Правда варварской Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич

Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164

Что ж, давайте разберемся. Но для этого придется коснуться проблемы достоверности источников. Еще раз отмечу, допетровская Златоглавая Русь отнюдь не была «закрытой» страной, и писали о ней очень многие иностранцы. Но по странной закономерности, большинство историков последующих времен обращались лишь к отдельным авторам. К единицам из сотен. Те, кто отзывался о нашей стране положительно, оказывались «за бортом», а цитировались и тиражировались записки австрийца Герберштейна, иезуита Поссевино (которые не добились цели своих миссий в России и за это обгадили ее), пасквиль британца Флетчера, воспоминания ярого врага русских Маржерета. Из Крижанича выбирались не его поздние пророссийские работы, а только изначальные критика и «негатив». Хотя там доходило до курьезов — например, когда ученый хорват посетил кабак и воспринял в прямом значении русский мат. И ужасался: надо ж, мол, люди шутя, в открытую, хвастают противоестественным грехом друг с другом или приглашают друг друга ко греху! В общем, как в анекдоте, где иностранцам дословно перевели диалог на заводе: «Мастер говорит, что если рабочий испортит еще одну шестеренку, он вступит с ним в половые отношения. А рабочий отвечает, что давно вступил в половые отношения с мастером, матерью мастера, с шестеренкой и со всем заводом». Тем не менее, даже такую «критику» историки с готовностью подхватывали.

Но для нашей темы интересен Невиль. Это был иезуит и французский шпион, направленный в Россию Людовиком XIV и маркизом Бетюном. Он обманом, с польским посольством, попал в Москву, был в ней несколько месяцев, а на родине написал книгу «Любопытные и новые известия о Московии». Насколько хорошо он успел узнать Россию? Судите сами. Оказывается, русскую столицу «ошибочно называем мы Москва, потому что Москва есть только имя реки, там протекающей». В России «молятся Богу только мысленно, так как большинство из них неграмотны и никто, не исключая и священников, не знает греческого языка» (человек с высшим богословским образованием считал, что православные молятся по-гречески!) Писал, что одеяния священников и епископов «отделаны множеством погремушек и бубенцов», а Великому посту предшествует «сорокадневный карнавал». Что в самый большой колокол бьют, когда царь спит с царицей — чтобы народ молился о зачатии наследника. Что католическое вероисповедание «московитяне после своего считают самым лучшим». А «пища и питье у них самые грубые; обыкновенная пища состоит из огурцов и астраханских дынь, которые они мочат на зиму, заквашивают и солят».

Пояснял, что Сибирь — «на славянском языке значит тюрьма», а «шатер» в переводе — «палатка правосудия». Что провинившимся наносят 200–300 ударов кнутом (когда и 30 бывало смертельно). Оказывается, только после прибытия на Русь англичан и голландцев «первый раз были введены в Московии деньги». И до этого момента русские даже соболей не знали, «пользовались только дешевыми мехами». Невиль сообщал, что загородные царские дворцы — это на самом деле не дворцы, а укрепления против поляков и татар. Которые регулярно приходят и сжигают Москву. Что дождь в России идет крайне редко, дома «не лучше свиных хлевов», и в стране всего четверо умеющих говорить по-латыни. Что армия — «толпы грубых, беспородных крестьян», «женщины одеты по-турецки» (в это время все носили польские платья), а знатные дамы ходят «с большим трудом», так как обуваются… в лапти (да-да, речь шла о знатных!). И из подобных несуразностей состоит почти вся книга. Достаточно сказать, что во Франции ее печатать запретили — уж слишком грубое вранье. Но у историков измышления Невиля стали очень популярными!

Почему я остановился на его труде столь подробно? Да потому что это единственный документ, восхваляющий реформаторство Голицына. По Невилю, это был «один из искуснейших людей, которые когда-либо были в Москве, которую он хотел поднять до уровня остальных держав», он «один обладал большим умом, нежели все московиты вместе». Причем фавориту приписывалось все хорошее, что Невиль сумел узреть в нашей стране. Оказывается, это он учредил ямскую почту, деревянные мостовые, до него не было. И палаты для приемов послов построил он — до него посольские совещания «проходили в ригах». На счет Голицына отнесена и инициатива Ордина-Нащокина о строительстве флота на Волге. Голицын первым стал привлекать в Москву греческих учителей, выписывать заграничные книги. И иностранцам только Голицын разрешил въезд в Россию, «что до него было не в обычае».

Невиль с восторгом расписывает и проекты, которые якобы мечтал осуществить канцлер: «Он хотел заселить пустыни, обогатить нищих, из дикарей сделать людей, превратить трусов в добрых солдат, хижины в чертоги». Хотел «дать полную свободу вероисповедания в Москве». «Он составил точные сведения о состоянии других европейских держав и их управлении» и «хотел начать с освобождения крестьян, передав им земли, которые они в настоящее время обрабатывают в пользу царя, с тем, чтобы они платили ежегодный налог». При этом подушная подать должна была вдвое поднять доходность земель. А на эти деньги Голицын собирался нанимать «порядочные войска» вместо «полчищ из крестьян».

Можно ли этому верить? Да ведь опять сплошные нестыковки! Как уже отмечалось, правительство Софьи и Голицына отнюдь не освобождало крестьян, а закрепощало. И вместо «свободы вероисповедания» преследовало старообрядцев. К тому же Невиль пишет об «освобождении» тех, кто обрабатывал землю «в пользу царя». То бишь черносошных крестьян. Свободных! Значит, их предполагалось обложить более тяжелой податью и ценой их разорения покупать наемников, как европейцы? У нас есть только одно подтверждение реформаторских проектов — известно, что в библиотеке Голицына имелась его рукопись под названием: «О гражданском бытии или о поправлении всех дел, яже надлежат обще народу». Эту рукопись он читал Софье, приближенным, возможно, и чужеземцам. Но сама она до нас не дошла, что там предлагалось «поправить», трудно судить, и реальных шагов в данном направлении не предпринималось. Хотя Голицын правил 7 лет, почти два президентских срока.

И таланты его часто оказывались преувеличенными. Образование? Но на Руси было уже много образованных людей. Война? Он в боях не участвовал. Только привел Ромодановскому подкрепление, да и то опоздал. Выдвигался же Голицын не заслугами, а умелым придворным маневрированием, попав «в струю» к Федору и Софье. И еще благодаря тому, что в стрелецком мятеже, по странному совпадению, погибли все, кто мог составить ему конкуренцию. Не стоит преувеличивать и его «цивилизованность». В 1679 г. он подал донос Федору Алексеевичу на Ивана Бунакова, обвинив его в колдовстве — дескать, он «вынимал след» царя для напуска порчи. По свидетельству князя Щербатова, Голицын «гадателей призывал и на месяц смотрел о познании судьбы своей». Уже будучи у власти, он достал у некоего кудесника особые травы «для прилюбления» Софьи. А потом осудил этого кудесника и сжег — чтобы не разболтал. Для предсказаний Софье и Голицыну Медведев набрал целый штат астрологов и «чародеев», вроде Дмитрия Силина, гадавшего по солнцу и другим знамениям. (Впрочем, напомню, это вписывалось в европейскую «культуру»). Идеальной честностью канцлер тоже не отличался. Известны факты, что хапал он будь здоров.

Встает вопрос, за что же так захвалил Голицына иезуит Невиль? Да и другие иностранцы души в нем не чаяли. И факты приводят к выводу — канцлер был, в общем-то, не реформатором типа Федора или Петра. Он был «перестройщиком». В самом что ни на есть «горбачевском» смысле. С огромным «комплексом неполноценности» перед Западом. И высшим критерием своей политики видел не благо государства (даже пусть и мнимое), а то, чтобы за границей его похвалили! Признали «равным» себе! Наверное, один из главных признаков «перестройки» — это огульное охаивание своего и слепое преклонение перед чужим. И, например, переводчик Посольского приказа Фирсов (подчиненный Голицына), готовя в 1683 г. к переизданию Псалтирь (!) писал в предисловии: «Наш российский народ грубый и неученый». Да, самооплевывание внедрилось в моду на официальном уровне. Сам же Голицын боготворил Францию. И заставил сына носить на груди… миниатюрный портрет Людовика XIV! Не Софьи, не царя Ивана, не какого-нибудь мыслителя, а далекого и чуждого России короля.

Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164