От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Справедливости ради, Нью-Йорк в тот момент был больше.

– Кроме того, он находится на полдороге между США и Россией, – добавил Черчилль.

– Это самое главное, – заметил Сталин, вызвав всеобщий смех.

– А кроме того, теперь наступил черед Лондону, – настаивал Черчилль.

– Правильно, – уже почти смирился Сталин.

Но Черчилль продолжал вбрасывать аргументы:

– Я хочу только добавить, что шесть раз перелетал океан, чтобы иметь честь совещаться с президентом США, и два раза посетил Москву. Однако Лондон совершенно не используется как место наших встреч.

Премьер-министра немедленно поддержал и лидер оппозиции Эттли:

– Я совершенно согласен с тем, что сказал здесь премьер-министр, и хочу добавить, что наши люди имеют право видеть у себя этих выдающихся людей.

– Я также согласен с предложением премьер-министра, – сказал Трумэн, – и согласен с тем, что географическое положение играет большую роль.

– Хорошо, я не возражаю, – произнес Сталин.

Трумэн пошел чуть дальше:

– Но я хочу оставить за собой право пригласить глав правительств посетить США.

Советский и британские руководители промолчали.

– Разрешите мне выразить благодарность президенту и генералиссимусу за их любезное принятие нашего предложения, – рассыпался в любезностях Черчилль, добившись первой дипломатической победы на конференции.

Трумэн за свое:

– Я думаю, что к трем нашим министрам иностранных дел в должное время присоединятся министры иностранных дел Китая и Франции.

Затем президент перешел к вопросу о политике в отношении Италии, напомнив о представленном в первый день документе:

– Я считаю, что положение Италии будет значительно улучшено, если мы признаем ее заслуги как участницы войны против Германии.

Сталин осторожно перешел в контрнаступление:

– У меня нет принципиальных возражений, но, возможно, некоторые поправки редакционного характера понадобятся. У нас нет оснований выделять вопрос об Италии из вопросов, касающихся других стран. Италия, конечно, первая капитулировала и в дальнейшем помогала в войне против Германии. Правда, силы были небольшие, всего три дивизии, но она все же помогала. Она думает включиться в войну с Японией. Это тоже является плюсом. Но такие же плюсы имеются у таких стран, как Румыния, Болгария, Венгрия. Они, эти страны, на другой день после капитуляции двинули свои войска против Германии. Болгария имела 8-10 дивизий против Германии, Румыния имела примерно девять дивизий. Следовало бы и этим странам дать облегчение. Что касается Финляндии, то она серьезной помощи в войне не оказывала, но она ведет себя хорошо, добросовестно выполняет принятые на себя обязательства. Можно было бы облегчить также и ее положение.

– Италия была первой страной, которая капитулировала, и, насколько я знаю, условия ее капитуляции были несколько более жесткими, чем условия капитуляции других стран, – настаивал Трумэн. – Но я согласен с тем, что положение других государств-сателлитов также должно быть пересмотрено.

Черчилль был иного мнения:

– Наша позиция в вопросе об Италии не совсем совпадает с позицией, занятой двумя моими коллегами. На нас Италия напала в июне 1940 года. У нас были серьезные потери в Средиземном море, а также во время обороны Египта, которую мы вынуждены были организовать в то время, когда нам самим угрожало нашествие… Мы не можем оправдать итальянский народ, так же как мы не оправдываем германский народ из-за того, что он оказался под игом Гитлера.

Сталин решил, что настало время для содержательного разговора:

– Мне представляется, что вопрос об Италии является вопросом большой политики. Задача Большой тройки состоит в том, чтобы оторвать от Германии, как основной силы агрессии, ее сателлитов. Для этого существуют два метода. Во-первых, метод силы. Этот метод с успехом применен нами, и войска союзников стоят в Италии, а также на территории других стран. Но одного этого метода недостаточно для того, чтобы оторвать от Германии ее сообщников. Если мы будем и впредь ограничиваться применением метода силы в отношении к ним, есть опасность, что мы создадим среду для будущей агрессии Германии. Поэтому целесообразно метод силы дополнить методом облегчения положения этих стран. Это, по-моему, единственное средство, если брать вопрос в перспективе, собрать вокруг себя эти страны и окончательно оторвать их от Германии. Вот соображения большой политики. Все остальные соображения – насчет мести, насчет обид – отпадают.

Сталин сделал паузу и продолжал:

– Теперь другая сторона вопроса. Я имею в виду речь господина Черчилля. Конечно, у Италии большие грехи и в отношении России. Мы имели столкновения с итальянскими войсками не только на Украине, но и на Дону, и на Волге – так далеко они забрались в глубь нашей страны. Однако я считаю, что руководствоваться воспоминаниями об обидах или чувствами возмездия и строить на этом свою политику было бы неправильным. Чувства мести или ненависти или чувство полученного возмездия за обиду – это очень плохие советники в политике. В политике, по-моему, надо руководствоваться расчетом сил. Много трудностей, много лишений причинено нам такими странами, как Румыния, которая выставила против советских войск немало дивизий, как Венгрия, которая имела в последний период войны двадцать дивизий против советских войск. Очень большой ущерб причинила нам Финляндия. Конечно, без помощи Финляндии Германия не могла бы осуществить блокаду Ленинграда. Финляндия выставила против наших войск 24 дивизии. Меньше трудностей и обид причинила нам Болгария. Она помогла Германии напасть и вести наступательные операции против России, но сама она не вступила в войну против нас и своих войск против советских войск не посылала.

Трумэн запомнил: «Сталин продолжал долго говорить. Пожалуй, это была самая его длинная речь за всю конференцию. Он никогда не использовал записи, хотя время от времени мог повернуться к Молотову или Вышинскому. Он говорил около пяти минут. После чего Павлов переводил. Сталин точно знал, что он хотел сказать и чего хотел добиться. Он говорил в спокойной, незадевающей манере».

– Теперь конкретное предложение. Насколько я понял, президент Трумэн не предлагает немедленно выработать договор с Италией. Президент Трумэн предлагает только расчистить путь к заключению такого договора в ближайшем будущем, а пока что он предлагает создать некоторое промежуточное положение между условиями капитуляции, принятыми Италией, и будущим мирным договором. Я думаю, что трудно возразить против такого предложения. Оно вполне практично, и оно назрело. Что касается других сателлитов, то я считаю, что можно было бы начать с восстановления дипломатических отношений с ними. Могут возразить, что там нет свободно избранных правительств. Но нет такого правительства и в Италии. Однако дипломатические отношения с Италией восстановлены. Нет таких правительств во Франции и Бельгии. Однако никто не сомневается в вопросе о дипломатических отношениях с этими странами.

– Это были союзники, – заявил Черчилль (хотя какие они были союзники?)

– Я понимаю, – заметил Сталин. – Но демократия есть всюду демократия – у союзников или у сателлитов.

Трумэн призвал вернуться к повестке:

– Но вернемся к обсуждаемому вопросу. На повестку дня был поставлен вопрос о политике в отношении Италии. Советская сторона подняла вопрос о Румынии, Болгарии, Венгрии и Финляндии. Насколько я понял, генералиссимус предложил передать вопрос об Италии и о других странах-сателлитах на рассмотрение наших министров иностранных дел. Я должен сказать несколько слов относительно репараций с Италии. Положение в Италии сейчас таково, что перед нами стоит вопрос о том, чтобы предоставить Италии помощь в размере от 700 миллионов до одного миллиарда долларов. Но я должен заявить, что мы не можем оказывать такую же помощь другим странам, не получая ничего взамен. Я думаю, что здесь мы должны постараться подготовить условия, при которых эти страны могут жить на собственные средства.