История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович

В период Великого отступления для руководства деятельностью частных заводов создавались военно-промышленные комитеты. Это были посредники между государством в лице Особых совещаний и крупной буржуазией – хозяевами около 1300 предприятий, привлеченных к работе на оборону. Их деятельность и координировалась Центральным военно-промышленным комитетом в Москве, всецело находившимся под контролем буржуазно-либеральной оппозиции во главе с московским предпринимателем А. И. Гучковым. Первый съезд ЦВПК состоялся 25 июля 1915 года, в период тяжелейших поражений на фронте. Соответственно, к 1917 году эти комитеты уже обладали значительным влиянием, многочисленными социальными связями, властными рычагами и влиянием на массовое сознание населения.

Помимо Государственной думы и Центрального военно-промышленного комитета, штабами заговора были и организации Земгора – Главного по снабжению армии комитета Всероссийских земского и городского союзов. Председателем Земгора от Союза земств был князь Г. Е. Львов – будущий первый премьер-министр Временного правительства. А его коллегой от Союза городов – московский городской голова (говоря современным языком, мэр) Михаил Васильевич Челноков. Московский мэр одновременно являлся депутатом 4-й Государственной думы от партии кадетов – главной легальной оппозиционной царизму партии, и входил в Прогрессивный блок. Именно Михаил Васильевич первую неделю после февральского переворота занимал должность комиссара Временного правительства по управлению Москвой. Таким образом, Москва, как и Петроград, играла важную роль в борьбе за власть в период Великой войны и революции 1917 года.

Однако вернемся к продовольственной проблеме, ибо она, а не политика касалась подавляющего большинства москвичей и Московской губернии. Достаточно резкий взлет цен с середины 1916 года одним махом поставил на грань бедности и недоедания низы столичного региона – первым продуктом, пропавшим с прилавков, стал сахар. До войны фунт сахара в Москве стоил 14 копеек, зимой 1917 года – 28 копеек. Сокращение его производства при высоком потреблении сахара в армии стало причиной нехватки его в тылу. Сахара в городах не стало с мая 1916 года. В 1916 году карточки на сахар были введены в семидесяти губерниях страны, так как его производство сократилось на треть, а остальное шло в армию.

Еще 9 октября 1915 года Особое совещание по продовольственному делу установило основную твердую цену на сахарный песок до 1 сентября 1916 года – 5 рублей 10 копеек за пуд в районе Юго-Западных железных дорог, откуда сахар, собственно говоря, и вывозился, так как большая часть заводов по переработке сахарной свеклы находилась на юге империи. В прочих районах на эту цену набрасывалась стоимость доставки груза. Сравним итоговые цены в некоторых регионах Центральной России на сахар: Тула – 5.66 руб., Орел – 5.58, Курск – 5.51, Воронеж – 5.63, Тамбов – 5.70, Рязань – 6.23, Москва – 6.19. Цены были примерно равномерны – в районе пяти с половиной рублей, однако в Москве и почему-то в Рязани они заходили за шесть рублей.

С середины 1916 года Особое совещание устанавливает нормировку распределения сахара внутри страны. Каждый регион и города получали свою квоту на сахар, исходя из численности населения. Постановление Особого совещания по продовольственному делу от 24 мая 1916 года установило следующую градацию: «…руководствоваться расчетом из потребления в месяц на человека: а) для Петрограда и Москвы – четыре фунта, б) для городов с населением свыше ста пятидесяти тысяч человек – два с половиной фунта, в). для прочих городов – полтора фунта, г) для всех остальных местностей империи 5/6 фунта» [433]. Обратим внимание, как резко на общем фоне выделяются столицы. Если деревня не получала и одного фунта сахара на человека, а большинство городов – лишь полтора фунта, то Петроград и Москва – в четыре раза больше села.

Очевидно, что государственная власть не желала продовольственного недовольства в столицах, где обычно и начинаются успешные революции. В условиях заслуженного недоверия земствам и городским управам, поддерживавшим деятельность Прогрессивного блока, решение региональных проблем ложилось на плечи начальников военных округов. Как пишет о московском регионе Ю. В. Климаков, как раз «по инициативе Мрозовского была развернута сеть народных столовых на окраинах Москвы и в пунктах, густо населенных бедняками. В целях предотвращения вывоза из Москвы продовольствия и учета всех ввозимых продуктов на станциях Московского железнодорожного узла, а также на пристанях Москвы-реки была установлена подробная регистрация всех прибывающих и отправляемых продовольственных грузов» [434]. Ген. И. И. Мрозовский справедливо указывал, что недостаток продовольствия может легко обернуться народными волнениями.

Приведем один пример борьбы с дороговизной со стороны командующего Московским военным округом. В конце 1916 года в Российской империи быстро развивался и прогрессировал продовольственный кризис, вызванный суровыми погодными условиями, нехваткой топлива и падением железнодорожных мощностей. В конце декабря 1916 года, в разгар продовольственного кризиса, командующий Московским военным округом генерал от артиллерии И. И. Мрозовский сообщал московскому градоначальнику В. Н. Шебеко, что «фирма “Блигкен и Рабинзон” поставляет сотнями пудов бисквиты и другие продукты для военнопленных… через иностранный Красный Крест». Генерал негодовал, что в условиях кризиса снабжения не выполняются установленные нормы довольствия для собственных войск и жителей, что распространено воспрещение любых покупок продовольственных припасов сверх пайка, «не говоря уже о том, что подобная продажа означенной фирмой идет в ущерб населению, ввиду недостатка муки». Также указывая на тот факт, что в Германии русским военнопленным было запрещено покупать продовольствие даже из нейтральных стран, генерал Мрозовский требовал запрещения продажи пленным «каких бы то ни было съестных припасов».

Действительно, в начале 1917 года суточная дача пленному составляла 2,5 фунта хлеба, 24 золотника крупы, четверть фунта мяса, 11 золотников соли, 60 золотников свежих овощей, 5 золотников масла или сала. Командующий Московским военным округом, понимая, что в данный момент пленные питаются куда лучше даже русских солдат Действующей армии (куда с трудом пробивались продовольственные эшелоны), настаивал, чтобы пленные хотя бы два дня в неделю довольствовались постной пищей (самостоятельные закупки со стороны военнопленных были запрещены еще весной 1916 г.) [435]. А тут целая фирма, судя по названию, принадлежавшая русским немцам, каким-то образом снабжает пленных лучше, нежели питаются русские, сами москвичи.

Как оценить этот факт с точки зрения не только простого обывателя, но даже и высокопоставленного патриота? Конечно, нормы международного права должны были соблюдаться, и Красный Крест работал во всех воюющих странах. Однако зимой 1917 года русские пленные в Германии в основном голодали, а здесь – пленные получают больший в сравнении с жителями столицы продовольственный паек. Наверное, с любой точки зрения такая ситуация представлялась неверной, а потому пленные в Москве были переведены на общее со всей страной питание, без возможности получения дополнительных продуктов за чей бы то ни было счет.

В свою очередь, московский градоначальник генерал-майор Вадим Николаевич Шебеко (в свое время служивший в Главном управлении Генерального штаба, побывавший военным агентом за границей, а в годы войны работавший гродненским губернатором) тоже прилагал усилия по борьбе с дороговизной и кризисом снабжения. Ведь именно градоначальник, а отнюдь не городской голова отвечал как за борьбу с криминалом, так и за меры по ликвидации спекуляции продуктом и топливом. Супруга градоначальника даже возглавляла Общество оказания помощи беднейшему населению Москвы топливом.