Н.В. Тимофеев-Ресовский вспоминал: «Завенягин и Курчатов хотели в атомную систему меня забрать вместе с моими старшими немецкими сотрудниками: физиком Циммером, радиохимиком Борном, радибиологом Качем. Завенягин для меня готовил объект на Урале» [839].
Среди прочих учреждений, которые должно было возглавить руководимое А.П. Завенягиным управления, находился «институт Б» [840]. Он должен был разместиться в Челябинской области, причём ремонт помещений для него планировалось завершить к 1 июня 1946 г. [841]
Директором института был назначен А.К Уралец, Н.В. Тимофееву-Ресовскому планировалось доверить руководство Радиобиологическим отделом [842]. Выявленные документы свидетельствуют, что А.П. Завенягин обратился к наркому государственной безопасности В.Н. Меркулову с просьбой по завершении следствия передать Н.В. Тимофеева-Ресовского в распоряжение только что созданного 9-го Управления НКВД 4 февраля 1946 г. и тогда же получил согласие наркома [843].
Поэтому в Бутырской пересыльной тюрьме Н.В. Тимофеев-Ресовский ждал распоряжения о направлении его на Урал.
Уже один тот факт, что «ядерный физик» А.И. Солженицын «случайно» оказался в одной камере с человеком, который участвовал в германском атомном проекте и которого именно в это время планировалось привлечь к советскому атомному проекту, заслуживает особого внимания. Однако совпадения на этом не заканчиваются.
По свидетельству А.И. Солженицына, Н.В. Тимофеев-Ресовский организовал в камере своеобразный семинар по обмену научными знаниями и профессиональным опытом [844]. Поэтому, когда появился Александр Исаевич, ему тоже было предложено провести беседу. Виктору Когану запомнилось, что будущий писатель познакомил их с техникой звуковой артиллерийской разведки [845]. А.И. Солженицын утверждает, что темой его выступления был рассказ об одной только что вышедшей книге.
«Тут я вспомнил, — писал он, — что недавно в лагере была у меня две ночи принесённая с воли книга — официальный отчёт военного министерства США о первой атомной бомбе. Книга вышла этой весной. Никто в камере её ещё не видел» [846].
Речь идёт о книге Т.Д. Смита «Атомная энергия для военных целей. Официальный отчёт о разработке атомной бомбы под наблюдением правительства США» (276 с.). Она увидела свет в США 12 августа 1945 г. [847], сразу же привлекла к себе внимание НКГБ [848], немедленно была переведена на русский язык, 10 ноября сдана в набор и 30 января 1946 г. подписана к печати [849]. К 26 февраля 1946 г. тридцатитысячный тираж был отпечатан в типографии НКВД [850]. После этого необходимо было произвести фальцовку и переплёт, а также дать отлежаться каждой книге под прессом. Для этого требовалось не менее двух недель. Поэтому к читателям книга могла пойти только во второй половине марта. 12 тыс. экземпляров предполагалось распределить «через Академию наук, Наркомпросс, Комитет по делам высшей школы и КОГИЗ», остальные 18 тыс. направить в свободную продажу [851]. Учитывая, что для этого требовалось соблюсти определённые формальности, можно утверждать, что до библиотек книга могла дойти в лучшем случае в конце марта — начале апреля. Если взять ещё время на обработку новой литературы, то читателям она могла стать доступной никак не ранее апреля 1946 г. [852]'
А как она оказалась у заключённого А.И. Солженицына на Калужской заставе? Если верить Н.А. Решетовской, услышав об этой книге, она одной из первых взяла её на абонементе библиотеки МГУ и передала мужу в лагерь на Калужской заставе [853]. Когда именно это произошло, она не писала, но в её воспоминаниях есть деталь, которая позволяет получить представление на этот счёт.
По свидетельству Н.А. Решетовской, первоначально она встречалась с мужем «два раза в неделю» [854], затем «в конце апреля» в лагере объявили карантин, а после карантина разрешили свидания «не больше одного-двух раз в месяц» [855]. Это значит, что А.И. Солженицын мог получить книгу Г.Д. Смита на «две ночи» не позднее второй половины апреля, т. е. сразу, как только книга стала доступна читателям [856]'.
А через некоторое время «рекомендованный» Л.П. Берии «ядерный физик» оказался в одной камере с человеком, который ещё совсем недавно был причастен к немецкому атомному проекту и по этой причине знал по крайней мере некоторых немецких физиков-атомщиков, которые согласились участвовать в создании советской атомной бомбы [857].
Это наводит на мысль, что летом 1946 г. А.И. Солженицын неслучайно оказался в одной камере с Н.В. Тимофеевым-Ресовским.
Однако произошел непонятный сбой. После оглашения приговора Н.В. Тимофеев-Ресовский был направлен не на Урал, где для него уже создавалась научная лаборатория, а в Карлаг [858]'. А А.И. Солженицына отправили в Рыбинск [859].
По островам «Архипелага»
Перед этим «его снова вызвали на беседу, уже в самих Бутырках: “Математик?” “Да”. “Рассчитать колебательный контур можете?” “Конечно, могу”. И его наметили для работы по специальности в радиотехническую шарашку» [860]. В данном случае имеется в виду шарашка, существовавшая под Москвой в бывшем имении Рябушинских Кучино. Она занимались разработкой радиоаппаратуры, используемой спецслужбами для разведки, прослушки, оперативной связи [861]'.
И хотя А.И. Солженицын закончил физико-математический факультета, по специальности был математиком, его направили не в Кучино, а в Рыбинск (тогда Щербаков) в авиационную «шарашку».
Получается, что к 18 июня 1946 г., когда распоряжением министра внутренних дел А.И. Солженицына из лагеря перевели в Бутырскую тюрьму для направления в шарашку, этот вопрос был решён без учёта его профессиональной специализации! Но тогда получается, что он был нужен в шарашке не как специалист, а как глаза и уши МГБ.
27 сентября 1946 г. А.И. Солженицын прибыл в Рыбинск, а 4 октября 1946 г. писал жене: «У меня жизнь, как у моряка — нынче здесь — завтра там» [862]. И действительно, в Рыбинске А.И. Солженицын пробыл всего около полугода. Уже «перед Новым годом» «стало известно, что вскоре ему предстоит покинуть авиазавод». 21 февраля 1947 г. его отправили в Загорск, откуда в июле того же года перевели в Москву в марфинскую шарашку — НИИ связи [863]. Здесь он пробыл до мая 1950 г., когда был отправлен в экибастузский особый лагерь. 23 августа 1950 г., по дороге на новое место, А.И. Солженицын снова писал жене: «Предчувствия говорят мне, что мои странствия ещё не закончились. Много ещё может быть их» [864].
