Тем не менее в Лондон треки были переданы не на «Свеме», а на Racal Zonal. И если Свешникова не подвела память, то, возможно, Курёхин или кто-то из его приятелей при перегоне пленки провел техническую обработку. И «ускоренная запись» оказалась не случайной, как это считалось раньше, а концептуально продуманной. Увы, это не более чем версия — оригинальной пленки «Свема» не сохранилось, а узнать более точную информацию после смерти Свешникова не представляется возможным.
Железный занавес
Они там, за «железным занавесом», небось рок-н-ролл вовсю гоняют. Патти Смит, 1979
Основная цель появления The Ways Of Freedom была достигнута. Курёхину нужен был скандальный резонанс на Западе, и он его получил. Композиции с альбома транслировались «радиодиверсантами империализма» на волнах «Би-Би-Си» и «Голоса Америки», причем зачастую с диссидентскими комментариями. Вопрос заключался в том, насколько рьяно воспримут эту акцию советские цензоры.
«Я был убежден, что выход пластинки не останется для Курёхина безнаказанным, — вспоминает Фейгин. — К счастью, вопреки моим опасениям, у него никогда не было осложнений с КГБ. Будучи социальным аутсайдером, он вел себя так, словно этой организации вообще не существует. И она как будто вознаградила Курёхина за смелость тем, что оставила его в покое».
Итак, Курёхин стал первым андеграундным музыкантом Ленинграда, у которого вышла сольная пластинка на Западе. Это была победа. До появления этого диска мало кто воспринимал Курёхина как стратегически важную величину. С появлением The Ways Of Freedom вокруг Сергея возник ореол истинного и непризнанного гения. Так случилось, что в какой-то момент слухи о молодом пианисте докатились до американского консульства. Мифология и сарафанное радио сработали безотказно — о Курёхине уже давно шла молва как о «самом громком и самом быстром джазовом пианисте Ленинграда». Масла в огонь подлили публикации в западной прессе. Тогда-то и родилась в недрах консульства безумная для эпохи «железного занавеса» идея — пригласить в город на Неве легендарного джазмена Чика Кориа и виброфониста Гэри Бертона. Планировался их джем с питерскими джазменами и с Курёхиным в частности. Все эти «мосты дружбы» было решено наводить на территории американского консульства 4 июля 1982 года, в День Независимости США.
Без всяких раздумий Сергей позвал на этот «праздник жизни» всех знакомых джазменов и рокеров: Гребенщикова, Дюшу, Фана, Губермана, Болучевского, Гаккеля, Фагота, Бутмана.
«Это было эпохальное событие, — вспоминает Сева Гаккель. — Мы одолжили друг у друга приличную одежду — ни у кого из нас никогда не было пиджаков — и в означенный час двинулись в консульство. Все ближайшие улицы были заполнены комитетчиками, которые в коричневых и серых костюмах стояли группами по два-три человека и якобы беседовали. На самом деле они напряженно работали, пытаясь если не сфотографировать, то по крайней мере сосчитать и запомнить всех пришедших на концерт. Было ощущение, что туда пришел весь «Сайгон». Комитетчики бесились, но ничего не могли поделать».
Оказавшись в резиденции генерального консула США, Курёхин почувствовал, что попал в другую страну. Его здесь действительно любили — не как потенциального антисоветчика, а просто так, по-человечески. Столы ломились от яств, которые музыканты видели разве что в голливудских фильмах... И тогда художественный актив ленинградского рока, не задумываясь о последствиях, дал волю своим инстинктам. И, пока Курёхин дарил Гэри Бертону диски, наши аутсайдеры, словно стая саранчи, двинулись на шведский стол. Прошли считанные минуты, и с фуршетом было покончено.
«Беспредел, который устроили ленинградцы, не поддается описанию, — рассказывает присутствовавший на этой оргии Саша Липницкий. — Там всё выпили и стащили всё, что только можно было стащить: книжки, бутылки, кофе. И прямо на моих глазах Болучевский подошел к растерянным американцам и, пошатываясь, сказал Чику Кориа: “Если бы вы жили здесь, вы были бы такими же”».
После этого Болучевский громко икнул и рухнул к ногам Курёхина, который осознал, что торжественная часть вечера, похоже, завершена. Неудивительно, что выступление Чика Кориа крупного международного резонанса не имело. Судя по всему, пора было сваливать.
Но легко сказать — сваливать, если американское консульство окружено со всех сторон пикетами Комитета госбезопасности! Пошли на хитрость. На двух машинах с дипломатическими номерами уехало человек пятнадцать. Как они поместились внутрь, науке неизвестно. Садились громко, позвякивая ворованным виски и ернически распевая патриотические песни. Не привлечь внимания людей в штатском эти патлатые варвары просто не могли. За ними устремился хвост из автомобилей с мигалками и сиренами. Звучит как банальный детектив, но такова была советская реальность.
Примечательно, что спустя несколько месяцев Курёхину удалось совершить невозможное: привезти Чика Кориа... к себе домой в «Сосновую поляну». Так получилось, что американский музыкант вторично приехал в Питер, причем не один, а вместе с ведущим джазовых передач «Голоса Америки» легендарным Уиллисом Коновером.
Многие персонажи из питерской джазовой тусовки просто побоялись пригласить американцев в гости. А Курёхин не испугался. Но домой к нему ехали не напрямую, а кругами, неумело виляя среди безрадостных питерских многоэтажек. С собой взяли Александра Кана, а по пути подобрали джазового гуру Владимира Фейертага — как говорится, на случай «трудностей перевода».
Слежки, похоже, не было. Как бы оторвались, как бы обманули. Наконец-то добрались до «Сосновой поляны» и тихо проскользнули в квартиру Курёхина. Сестра Аля приготовила обед, из холодильника достали водку. И понеслось...
В крохотной комнатушке Курёхина все сгрудились возле пианино — свободного пространства больше не существовало. Что теперь делать? Играть и слушать Курёхина? Слушать Чика Кориа? По версии Фейертага, всё выглядело спонтанно и не подготовлено. «Меня тогда совершенно смутило отсутствие идеи, — вспоминает Владимир Борисович. — Мы рассказывали о судьбах музыкантов в СССР, а Чика Кориа это не особенно волновало... Он, похоже, так и не понял, зачем мы его сюда привезли. Посидели полчаса, потом он откланялся и сказал: «Уже пора в гостиницу, меня ждут». И мы повезли его обратно».
Но, несмотря на нестыковку ментальностей, встреча удалась. Никого не забрали в Большой дом, а Курёхин с лукавым выражением лица рассказывал друзьям: «Чик показывал мне аккорды, которые он любит, я ему показал, какие аккорды мне нравятся. Вот такое у нас было общение».
Взаимопроникновение двух джазовых культур в этот день все-таки произошло, пусть на первый взгляд и незаметно.
Курёхин играл с Чиком Кориа в четыре руки, а напоследок презентовал американцам несколько экземпляров The Ways Of Freedom, и, как ни странно, посылка нашла адресата. Один из дисков, совершив кругосветное путешествие по маршруту Лондон — Смоленск — Ленинград — Вашингтон — Нью-Йорк, оказался в итоге в редакции газеты The New York Times.
«Кто такой Сергей Курёхин и какова его роль для музыки Советского Союза? — вопрошал в рецензии на «Пути свободы» критик Джон Парелес. — Его дебютный альбом — это показатель того, что происходит в советском музыкальном андеграунде? Никто не скажет точно. Но господин Курёхин действительно настоящее открытие. Его освежающе-опьяняющая музыка сочетает взрывную атональность Сесила Тейлора и современные гармонии Скрябина и Шостаковича плюс немного блюза и иронии. Отрывки звучат свободно и импровизационно даже тогда, когда Курёхин привносит в музыку драматическое содержание».
Как видите, никакого «железного занавеса» вокруг.
Оркестр эльфов
Очень сложный вопрос: что важнее — процесс или произведение? Для меня конечный результат менее значим, чем процесс. Сергей Курёхин
