13.51. Бомбардировщики пикируют на пароход «Орел». Зенитным огнем с берега сбит один самолет.
16.05. Сброшено 12 бомб на «Гидротехник».
19.40. Массированный налет. 40 самолетов. Повреждение на пирсе. Много убитых и раненых.
21.11. Последний налет. Участвуют 22 бомбардировщика. Поврежден пароход «Узбекистан», потоплена баржа с мукой. Из архива диспетчерской службы Северо-Западного речного пароходства.
Ладога живет для Ленинграда
(По воспоминаниям таксировщицы Кобонского порта комсомолки А. Н. Пальковой)
Как хороша была весна 1941 года! У нас, в Новой Ладоге, она наступает поздно. Но в конце мая и здесь распускается сирень. В июне леса полны черемухи, а по ночам слышен тихий звон комаров. Ночи становятся белыми, прозрачными. В такие ночи хорошо мечтать.
21 июня в школе был выпускной вечер. Вместе с Тамарой Шабановой я закончила 9-й класс, но нас пригласили на проводы выпускников. Потом все ходили гулять по берегу Волхова и в Марьину рощу. Запомнилось множество барок и плотов в приладожских каналах. Они дожидались очереди, чтобы следовать в Ленинград. Туда были устремлены и наши мечты.
Я собиралась поступать в речной техникум, а Тамара Шабанова — в институт. Она хотела стать инженером. Мы с ней мечтали поселиться вместе в одном общежитии и все свободное от учебы время ходить по Ленинграду.
В школе я сидела с Тамарой за одной партой. На уроках мы заслушивались рассказами учителей о домах-дворцах на Невском проспекте. В Новой Ладоге было довольно много каменных зданий. Но все они были двух- или трехэтажные.
Наш город строили в прошлом купцы, разбогатевшие на речных перевозках. Архитекторы мало заботились о красоте. Главной достопримечательностью они сделали торговую площадь, где продавали рыбу, дрова и сапоги. Центром Новой Ладоги считался Гостиный двор.
Другим большим зданием были казармы Суздальского пехотного полка. В 1763–1768 годах этим полком командовал молодой А. В. Суворов. Он устраивал учебные штурмы Старо-Ладожской крепости и монастырей, за что монахи не раз жаловались на него. Но эти штурмы на берегу Волхова помогли потом великому полководцу добиться побед в Крыму, Бессарабии и Альпах.
Мы с Тамарой мечтали побывать в Ленинградском Эрмитаже, походить по Невскому проспекту, осмотреть Петропавловскую крепость. Нам хотелось также повидать фонтаны Петергофа и Лицей в Царском Селе, где слагал свои первые стихи Пушкин.
Домой с выпускного вечера я вернулась лишь утром 22 июня. С порога услышала возбужденные голоса.
«Неужели этот переполох из-за меня? — подумала я с обидой. — В школе говорят, что мы уже взрослые, а дома и шагу нельзя ступить без спросу!»
Оказалось, переполох в доме подняла война. Передали сообщение о вероломном нападении Германии…
Военные перевозки через наш город начались уже в конце июня. В порту я видела, как на деревянные баржи грузили призывников. Их отправляли на военную подготовку в Череповец. Среди призывников были знакомые ребята, только что окончившие школу.
Вскоре по Волхову потянулись баржи из Ленинграда и Новгорода. Особенно много их стало с середины августа. Они эвакуировали заводское оборудование и семьи рабочих. С каждым днем чувствовалось, что к Новой Ладоге приближалась война.
В устье Волхова появились землечерпалки. Они углубляли дно, чтобы с озера можно было подвести большие суда. На рейде порта все чаще бросали якоря корабли Ладожской военной флотилии. Вскоре в нашем городе разместился ее штаб.
В сентябре, когда фашисты блокировали Ленинград, усилились бомбардировки. Фашистские летчики метили в судоремонтный завод и причалы. В порту баржи загружались в основном мукой. Я помогала их грузить вместе с Тамарой Шабановой и другими своими одноклассницами. Впрочем, занятия в школе прекратились.
Баржи отправлялись из Новой Ладоги в два-три часа дня. Основную часть пути до Осиновца они проходили в ночное время и прибывали туда под утро. Вражеская авиация пыталась сорвать эти рейсы в самом начале. На наших глазах плавание по Волхову и озеру становилось все более опасным.
Люди кругом шли на риск. Мы видели, что грузы для осажденного Ленинграда часто везли речные суда, которым в мирное время не разрешалось выходить в озеро. На них не было даже компасов. Раньше эти суда совершали рейсы только по каналам и руслам рек.
Но речники отчаливали от берега даже в шторм. Некоторым кочегарам и матросам было 14–15 лет. В машинном отделении они старательно крепили котлы. При сильной качке в озере котлы могли сорваться и взорвать пароход.
Перевозки продолжались и после того, как замерзла вода. Суда ходили по Ладоге почти до конца ноября, когда по льду уже пустили машины. Несколько пароходов, не одолев тяжелого льда, зазимовали в озере и в устье Волхова. К ним не смог пробиться ледокол.
Экипажи замерзших кораблей жили на берегу. Утром моряки часто ходили пешком к своим судам. На месте вынужденных стоянок они обкалывали лед вдоль корпуса, предохраняя его от сильного сжатия. Велись там и ремонтные работы.
Крупные неисправности устранялись на Новоладожском судоремонтном заводе. Рабочие мерзли в холодных мастерских, но не отходили от станков по 12–14 часов. Когда прекратилась подача электроэнергии, они вручную растачивали валы гребных винтов.
Плохо стало с продовольствием. В декабре в столовой порта выдавали по две ложки перловой каши да тонкий кусок черного хлеба в день. Изредка добавляли еще кисель из горелой муки. Мы доставали ее марлевыми сачками на длинных палках из трюма затонувшей у берега баржи. Мука была пополам с углем и песком.
Но мы не жаловались. Каждый из нас понимал, что ленинградцам еще трудней. В Новую Ладогу привозили много эвакуированных из Ленинграда. Их затем отправляли дальше в глубь страны. Они рассказывали нам, как стойко держится осажденный город.
На Новоладожском канале зимовали гонки леса. Нам приходилось выкалывать их изо льда. Бревна затем пилили, а чурками отапливали корабли.
Часть дров мы складывали на берегу в поленницы. Когда их накапливалось много, приезжали машины. Они отвозили наши дрова по льду в Ленинград.
Днем мы работали, а вечером учились. Но не в школе — в порту. Вместе с Тамарой Шабановой я поступила на курсы таксировщиков. Нас обучали оформлять документы на грузы, которые перевозят суда. Занятия проходили при свете керосиновой лампы со стеклом, заклеенным бумагой, и часто прерывались из-за воздушных тревог.
На этих курсах нам преподавал Петр Васильевич Войк, бывший начальник Шлиссельбургской пристани. Пристань захватили фашисты, но ее работники успели эвакуироваться в наш город. Петр Васильевич относился к недавним школьникам как к взрослым людям. Мы ценили его выдержку и смелость. Однажды он плыл по озеру, что называется, на пороховой бочке.
Это было 7 ноября 1941 года. П. В. Войка срочно вызвали в Осиновец. Навигация заканчивалась. Озеро уже затягивалось льдом. Суда из Новой Ладоги отправлялись редко и загружались по ватерлинию. Ни один капитан не хотел брать лишнего пассажира — на счету был каждый килограмм груза.
Петру Васильевичу все же повезло. На пирсе он встретил капитана парохода «Совет», который согласился взять его в рейс. Но когда обрадованный пассажир ступил на палубу, он узнал, что судно повезет взрывчатку.
В трюм осторожно загрузили матерчатые мешки с аммоналом. 250 тонн! Этого хватило бы с избытком, чтобы взлететь в воздух десяти таким пароходам, как «Совет». П. В. Войк не сошел все же на берег.
При переходе в открытом озере разыгрался жестокий шторм. Корабль прыгал на волнах, как на ухабах. Сильная бортовая качка угрожала ему взрывом. Но «Совет» благополучно вышел из штормовой полосы. И тут, на спокойной воде, его заметили «юнкерсы».
Вражеские самолеты устроили над Ладогой карусель, пикируя друг за другом. Бомбы падали то слева, то справа по борту. Аммонал в любой момент мог взорваться от детонации. Так продолжалось почти до самого берега, где судно взяли под защиту наши зенитки.
