Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа

Насколько “экстремально-металлическими” должны были быть хэви-метал-группы, на взгляд их поклонников? Исполнители трэш-метала оказались вовсе не такими пугающими, как это казалось вначале, – даже кровожадные мужики из Slayer не имели иных планов, кроме как играть громкую музыку и получать от этого удовольствие. Но в 1990-х в Северной Европе нашлись люди, которые довели идеалы хэви-метала до логического завершения. Их группы работали в стиле блэк-метал, названном так в честь старинного альбома Venom. Если для большинства хэви-метал-ансамблей сатанизм был просто фишкой, то некоторые проекты из Норвегии решили узнать, каково это – быть по-настоящему “порочными”. С самого начала их музыку затмевало сопутствующее ей насилие; любимый исполнителями прикид – кожаные повязки с металлическими шипами, мертвенно-бледный, “трупный” лицевой грим – в их случае выглядел не фальшиво, а действительно угрожающе. В апреле 1994 года в свет вышел знаковый для жанра альбом: “Hvis Lyset Tar Oss” соло-артиста, известного как Burzum. Месяц спустя человек, скрывавшийся за этим псевдонимом (его звали Варг Викернес), был посажен в тюрьму за то, что зарезал ножом коллегу-музыканта, а еще сжег три церкви. При всем при этом музыка Burzum вовсе не звучала как-то особенно яростно: название альбома переводится как “Если свет заберет нас”, а стартует он с трех длинных, туманных, среднетемповых композиций с довольно примитивными гитарными партиями и вокалом, тонущем в эхе, как будто певец кричит с другого конца длинного коридора. Настроение альбома довольно угрюмое (это одно из излюбленных прилагательных в блэк-метале), но одновременно и меланхоличное – особенно в последнем, четвертом по счету треке, который представляет собой атмосферную 14-минутную пьесу для клавишных. Незадолго до судебного процесса Викернес дал интервью журналу SOD (“Sounds of Death”, “Звуки смерти”), в котором позиционировал себя как представителя революционного авангарда: “Мы надеемся создать атмосферу как можно более сильных страха, хаоса и агонии, чтобы идиотское дружелюбное христианское общество перестало существовать”. Музыка мыслилась одним из ключевых средств для достижения этой цели: “Она разрывает душу слушателей на части, несет смерть и опустошение”.

Будучи подростком, симпатизировавшим панк-року, я относился к хэви-металу с подозрением. Его стремление к музыкальному экстремизму вызывало уважение, но к виртуозности я был безразличен, и тексты песен об убийствах и дьяволе не волновали мое воображение. С возрастом я научился ценить великолепие идеально точных риффов, а также скрытую чувственность хэви-метала: его уверенность в том, что трансцендентности можно достичь сугубо физическими усилиями – мощным, сокрушительным выплеском энергии (классные риффы так весело слушать отчасти именно потому, что их столь же весело играть). Но по-настоящему меня затянул именно блэк-метал – причем как раз благодаря его странной порочности. Он звучал так, как будто исполнители прошли сквозь радикальную брутальность а-ля Cannibal Corpse и оказались где-то по ту сторону музыки, придя, наоборот, к дискомфортно спокойному звучанию. Вместо того чтобы рычать о Сатане, вокалисты переходили на скрипучий визг и погружались в описания природы и возрождение старинных языческих мифов – все для того, чтобы победить христианство, или “иудео-христианство”, как предпочитал выражаться Викернес. Строго говоря, он был неонацистом, и, хотя сам он отвергает этот термин, сохранились призывы Викернеса “вышвырнуть миллионы представителей небелой расы из Европы”, а также признания в готовности противостоять “еврейскому доминированию в мире” (в 2009 году музыкант вышел из тюрьмы нераскаявшимся, отсидев 16 лет из изначально отведенных ему 21). В Центральной и Восточной Европе тем временем появились целые орды блэк-металлических групп, записывавших музыку, явно или скрыто неонацистскую по содержанию: тексты их песен прославляли природу, а также чувство национальной или этнической гордости, в то время как музыка порой соединяла блэк-металлический хаос с эмбиентом и старинными фолк-традициями родных для артистов мест.

Я провел бесчисленные часы, слушая эти записи, привлеченный как их пугающей красотой, так и тем, как они противоречили общепринятым представлениями о том, где проходит граница допустимого в музыке. Разумеется, я понимаю, почему многие считают, что лучше бы никто не сочинял такие песни – или хотя бы не слушал их; возможно, они правы. Если музыка способна нести в мир добро, то точно так же она способна нести в него и порок. Впрочем, мне кажется, что моральное воздействие музыки, как правило, невелико – а главное, зачастую непредсказуемо. Например, популярность блэк-метала в последние годы привела к появлению целого созвездия радикально антифашистских блэк-металлических групп, пытающихся доказать, что угрюмость и добро могут сосуществовать друг с другом. Сила музыки – среди прочего в том, что она способна на какое-то время погрузить тебя в другую, чужую культуру, при этом стирая грань между наблюдателем и участником событий: слушая тот же проект Burzum, мы временно присоединяемся к множеству слушателей Burzum со всеми вытекающими отсюда последствиями. (Помню, как в свое время я отоваривался новыми записями в лавке в Ист-Виллидж, где всегда продавалось много блэк-метала, в том числе и компакт-диски неонацистских групп, – при этом сама лавка располагалась в подвале регги-магазина, что видится мне ярким примером сосуществования сообществ, кажущихся бесконечно далекими друг от друга.) Должны ли мы заранее убедить себя в том (и поверить в то), что наши любимые группы делают мир лучше, – и только после этого оказаться способны оценить их по достоинству? Хэви-метал был заворожен силой зла с тех самых пор, как Оззи Осборн впервые простонал в микрофон строчку о “фигуре в черном”. И эта сила казалась тогда вполне реальной. Становится ли она более или менее реальной и убедительной, если вокалист сам верит в то, о чем поет?

Кок-рок

“Это так тупо, чувак, что люди тащатся от зла, – говорил Кит Ричардс в 1972 году в интервью писателю Терри Саутерну, работавшему над статьей для Saturday Review; разговор происходил на борту частного самолета The Rolling Stones. – И даже не от самого зла, а от идеи зла”. Саутерн интересовался мнением Ричардса по поводу памфлета, подписанного общественным движением “Мужчины, пытающиеся победить сексизм”, – активисты распространяли его на недавнем концерте группы. В памфлете The Rolling Stones обвиняли в пропаганде сексуального угнетения – дескать, на то, что музыканты не имеют ничего против него, указывают и их песни, и атмосфера на их концертах:

Если вы мужского пола, этот концерт для вас. Музыка, которую вы сегодня услышите, написана специально для ваших мозгов. В ней будет рассказываться о женщинах, которые принадлежат вам, о том, как здорово, когда они у вас под колпаком и открывают рот только тогда, когда вы к ним обратитесь. Мужчины на сцене будут играть для вас мощную, энергичную музыку, которая вас возбудит, приведет в тонус и придаст вам решимость действовать. <…> Мы отвергаем образ, который The Rolling Stones предъявляют мужчинам как пример для подражания.

Песня “Under My Thumb” была если и не порочной, то уж точно довольно стремной. Изданная в 1966-м, она представляла собой весьма кислую хронику сексуальной победы: Мик Джаггер сначала иронизирует на тему “девчонки, которая однажды дала мне от ворот поворот”, а затем хвастается: “кое-что изменилось // теперь она у меня под колпаком”. Можно услышать в композиции бессердечную браваду, а можно – внутренний монолог грубого человека, находящегося в жестоких отношениях. Отвечая на вопрос интервьюера на борту самолета, Ричардс уклонился от обсуждения обвинений группы в сексизме – по его мнению, памфлет был просто очередным примером того, как слушатели вчитывают в песни The Rolling Stones свои собственные мрачные фантазии: “Именно их интерес к злу делает нас объектом подобных проекций”. Возможно, он до сих пор вспоминал ужасный опыт выступления группы на фестивале в Алтамонт-Спидвей, Калифорния, в 1969 году, где погибло четверо человек – один из них, 18-летний афроамериканец Мередит Хантер, был зарезан членом байкерского клуба “Ангелы ада”, нанятым обеспечивать безопасность (впрочем, Хантер размахивал пистолетом, и его убийцу впоследствии оправдали). Когда это случилось, The Rolling Stones как раз пели песню “Under My Thumb”.