Красное Село. Страницы истории - Пежемский Вячеслав Гелиевич

Шварц Г. Унтер-офицеры лейб-гвардии Финляндского полка на фоне лагеря (Красное Село). 1849 г.

Отлучка из лагерей офицеров была настолько затруднена, что отъезжающие более чем на день должны были являться Великому Князю – бригадному командиру».

Разница между лагерями в 1830–1850-е гг. и в 1860–1880-е гг. была действительно разительной. На ситуацию повлияли и поражение в Крымской войне, и начавшиеся вслед за ним военные реформы, и в целом изменение общественно-политической ситуации в стране, которое, несомненно, отразилось и на армии. В «Истории Семеновского полка» мы видим сравнение порядков, заведенных в лагерях в царствования Николая I и Александра II: «Крымская кампания имела влияние не только на образ жизни офицеров, но и на взгляд, и на требования службы. Достаточно точно вспомнить о том, что представлял из себя Красносельский лагерь в сороковых годах и чем он сделался в шестидесятых, чтобы такая разница сам бросилась в глаза. В царствование Императора Николая Красное Село была деревня, где, кроме дворцов, штабов и крестьянских изб не было решительно ничего. Не говоря о фотографах, часовых дел мастерах, ресторанах и других магазинах и заведениях, которые теперь можно найти чуть ли не в каждом доме, тогда не было возможности найти самого необходимого для продовольствия; единственно, что доставлялось туда подрядчиками, было мясо. Самый лагерь представлял из себя пустыню. О садах, бараках не было и помину. Всякое дерево, всякий кусточек, дерзнувший появиться на свет божий в районе лагеря, немедленно же вырубался. В Петербург ездили на лошадях, нанимаемых у соседних крестьян; экипажей не существовало. К вступлению в лагерь полк приготовлялся как к дальнему походу: снаряжался весь обоз, забирались все предметы продовольствия и фуража. Офицеры делились на артели, выбирали из своей среды артельщиков, на обязанности которых лежало еще до выступления запастись всем необходимым, не только продовольствием, но и вещами, до мельчайших предметов ежедневного употребления. О роскоши и изысканности обедов и сервировки, конечно, не могло быть и речи. В будничные дни отлучки в Петербург были строжайше воспрещены, и только по праздникам некоторым офицерам удавалось вырваться из лагеря и на наемной одноконной телеге по нескольку человек сразу тащиться в город.

Штаб войск лагерного сбора. Красное Село. Начало XX в..

Лагерная жизнь была невесела. Ученья продолжительные, частые и утомительные сменялись беспрерывно. Тяжелее всего приходилось на дивизионных ученьях, производившихся на военном поле. Существовавшие 4 боевые порядка дивизии отнимали несколько часов времени только для подготовки к ним. В часы, свободные от занятий, отдыхать было негде, кроме как закупоренными в своих палатках, в которых офицеры иногда располагались по двое. Вне палатки приходилось оставаться на солнцепеке или под дождем. Единственными прогулками были деревни Ластиково и Никулино. Первый барак, появившийся в лагерях, был в Семеновском полку, выстроенный с разрешения Государя, для генерала Липранди, в уважение к его преклонным летам и слабому здоровью, на месте, где теперь офицерская столовая.

В начале пятидесятых годов порядки эти, служба и образ жизни стали быстро меняться: в лагерях стали разводить сады, строить бараки, вначале для помещения различных полковых мастерских, а потом и для офицеров; наконец, различные усовершенствования стали так расширяться, что в скором времени могли удовлетворить самым прихотливым и изысканным требованиям офицеров. Отдельные офицерские артели соединились в одну общую полковую; болотистый луг с кочками превратился в роскошный сад; выстроена столовая, уже в шестидесятых годах летнее помещение офицерского собрания достигло почти того комфорта, каким отличается в настоящее время».

Бараки Авангардного лагеря. Современное состояние

В 1870-х гг. «…в лагерях разведен роскошный сад, распланирован новый сад, способствующий в значительной степени отдохновению и приятному препровождению времени гг. офицеров в лагерные месяцы.

Весьма благотворна была постройка в лагерях бани для нижних чинов, которая дала возможность солдатам каждую неделю бесплатно пользоваться горячим мытьем и холодными душами».

Штабной дом Авангардного лагеря. Начало XX в.

Нужно отметить, что два первых русских регулярных полка находились всегда на особом положении: «Два старинных, самых престижных полка гвардейской пехоты – Преображенский и Семеновский, составлявших Петровскую бригаду, укомплектованные самыми лучшими, рослыми, сильными, красивыми солдатами, самыми знатными и родовитыми офицерами, во всех войнах первой трети XIX века были неприкосновенным резервом. Их как телохранителей императора и украшение всей русской армии ставили подальше от вражеского огня и берегли для последнего решающего удара или для торжественного вступления в города, с идеальной выправкой, в непотрепанном виде и в полном комплекте людей. Петровская бригада заслужила это право своими подвигами в годы Северной войны 1700–1721 годов. На Красносельских маневрах, как на репетиции возможных будущих войн, эта традиция продолжалась и при Николае I» [23].

Князь Имеретинский писал: «Преображенский полк на всех маневрах всегда почти ходил в глубоком резерве. Зато в последний день он выступал в роли священной фаланги, решающей участь войны, и производил эффектную, сомкнутую атаку».

Вот наступила новая эпоха – время перевооружения армии, перехода от воинской повинности к всеобщему призыву, время Великих реформ. Воспоминания офицеров и учащихся военных учебных заведений дают нам объемную и живую картину происходившего в гвардейских лагерях. Сначала обратимся к изменениям, произошедшим в обустройстве лагерей. Здесь наиболее яркое описание оставил Юрий Владимирович Макаров, служивший в лейб-гвардии Семеновском полку. Его мемуары охватывают период с 1905 по 1917 гг. «Кажется, еще со времен императора Николая I, вся русская армия меняла зимние квартиры на летние, т. е. выходила в лагери, 1-го мая. С этого же дня полагалось и надевать летнюю форму, офицерам белые кителя, а солдатам белые гимнастерки. На офицерские фуражки и на солдатские бескозырки надевались белые чехлы. Так как черная фуражка с надетым белым чехлом выглядела довольно некрасиво, офицеры заказывали себе особенные, летние фуражки, легкие, где верх в виде чехла был уже приделан. Такая летняя фуражка стоила два рубля, и чехлы на ней можно было менять.

1-е мая – праздник весны. В центральной России и на юге в этот день всегда тепло. В городе же Санкт-Петербурге и его окрестностях этот день нередко ознаменовывался холодным дождем, пронзительным ветром и такой погодкой, когда, как говорится, хороший хозяин собаку на двор не выгонит. И, несмотря на это, что бы там на небе ни происходило, хотя бы снег валил, что иногда и случалось, войска Петербургского гарнизона в этот день 1-го мая неукоснительно шлепали по грязи 25 верст через Лигово в Красное Село, одетые во все белое. Граждане одеваются по погоде. Войска – по уставу.

Железная дорога от Красного и до Дудергофа проходила по низине и шла параллельно главному лагерю, который был расположен на возвышенности, приблизительно в километре расстояния. В одну линию были вытянуты 1-я и-2-я гвардейские пехотные дивизии, в перемежку с их артиллерией, 1-й и 2-й бригадой. На самом правом фланге стояли Преображенцы, затем 1-я батарея 1-й артиллерийской бригады, левее их Семеновцы, затем опять артиллерия, за нею Измайловцы и Егеря, а затем дальше 2-я дивизия, Московцы, Лейб-гренадеры, Павловцы и Финляндцы. Левее Финляндцев помещались бараки Пажеского корпуса. Участок нашего Семеновского полка был расположен на самом высоком месте, если смотреть от станции Красное Село влево от Царскосельского шоссе. Тут же, в расположении нашего полка, шагах в двухстах от передней линейки, стояла деревянная дивизионная церковь. На площади перед Красносельской станцией всегда торчало десятка полтора потрепанных извозчиков с дребезжащими пролетками, такого сорта, для которых уже в столице места нет. Обслуживали они главным образом офицеров 1-ой дивизии, т. к. офицерам 2-й удобнее было сходить на „военной плат-форме“, полустанке, расположенном между Красным Селом и Дудергофом. У каждого полка были свои любимые извозчики. У нас был рыжий Фома, который, если выходили наши, с другими уже не ездил. У рыжего Фомы была тоже рыжая, тощая, но довольно резвая лошаденка, которая со станции в лагерь, все время в гору, с двумя, а иногда и тремя седоками, трусила, бывало, минут двадцать, и все это за почтенную сумму в два двугривенных. Зато по субботам, к 12-часовому поезду в Петербург, та же лошаденка, со стоящим и размахивающим кнутом Фомой, спархивала с горы вниз на станцию в рекордное время… Лагерь стоял в березовой роще и издали, да и вблизи, был очень красив. Перед ним, от Преображенцев и до Финляндцев, версты на две, тянулась широкая, шагов в 20, утрамбованная и обильно посыпанная песком дорога, носившая название „передней линейки“. Содержалась она в безупречной чистоте, и бросить на нее бумажку или окурок был проступок. Отношение к этому месту было приблизительно такое же, как у моряков к „шканцам“ на военном корабле. Ездить по ней в экипаже было, разумеется, строжайше запрещено. Верхом же проезжать по всей ее длине имели право только царь, очень высокое начальство и дежурный по войскам лагерного сбора, т. е. лица, которым по уставу вызывался полковой караул. По середине каждого полка, немного отступя вглубь, позади передней линейки, находилась также обильно посыпанная песком площадка, а на ней стояли две палатки. В одной помещался полковой караул, а в другой дежурный, или помощник дежурного по полку. Между этими палатками, на особой стойке, одетое в клеенчатый чехол, полулежало полковое знамя. Около знамени всегда стоял часовой. На передней же линейке, на флангах каждого полка, под деревянными „грибами“, имевшими назначение защищать от солнца, дождя и непогоды, стояли дневальные при тесаках. От сильного косого дождя грибы эти, конечно, не защищали, и, когда такой дождь начинался, дежурный по полку приказывал: „Надевать шинеля в рукава“. Начиналось обыкновенно с правого фланга. Преображенские дневальные начинали орать: „Преображенского полка дежурным дневальным надеть шинеля в рукава!“. Наш дежурный повторял приказание, и та же музыка начиналась у нас. От нас перекатывалась в артиллерию, потом к Измайловцам, потом к Егерям и так дальше по всей линии. Никому не хотелось одеваться первому, и все равнялись на соседа справа. И случалось иногда так, что, покуда докатится приказание с правого фланга на левый, от Преображенцев до Финляндцев, капризный ингерманландский дождь возьмет да и перестанет. На эти случаи самое практическое было бы для дежурных и дневальных завести клеенчатые плащи, но до этой реформы у нас тогда еще не додумались.