Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины - Мещеряков Владимир Порфирьевич

А наша Любовь Мироновна вспоминает, что

«в 1952 году была арестована близкая знакомая нашей семьи Е.Ф. Лившиц. Она была вдовой талантливого профессора М.А. Лясса, который во время Отечественной войны был главным терапевтом Карельского фронта; после войны он начал очень успешно работать в Московском главном госпитале и активно занимался обобщением итогов работы военных медиков. Но весной 1946 года, будучи ещё совсем молодым человеком, он скоропостижно скончался. Папа, вызванный Евгенией Фёдоровной, не успел даже доехать до их близко расположенного дома. Для папы это была горькая потеря, т. к. Мирон Акимович был и прекрасным врачом, и блестящим, остроумным и мудрым человеком».

Кому же «перешел дорогу» или для кого являлся нежелательным свидетелем профессор М.А. Лясс? Обратите внимание, на скорость, с которой скоропостижно скончался друг семьи Вовси. Если после звонка жены Лясса, Евгении Федоровны (видимо, было сообщено, что Мирону Акимовичу стало плохо), сам Вовси не успел даже доехать до близлежащего дома друга.

Но от всех этих арестов, давайте сразу перейдем к марту 1953 года, когда из жизни страны ушел Сталин. Что нам интересного, по этому поводу, скажет Любовь Мироновна?

«Второго марта появилось сообщение о болезни Сталина. Эта тема никогда раньше не звучала, не затрагивалась и не освещалась. Ибо само собой разумелось, что такой человек бессмертен и обычные человеческие хвори его не могу касаться».

Не могу упрекнуть дочь Вовси в трактовке данных событий. Ведь сама же признавалась, что папа держал «рот на замке» в отношении своей деятельности с Кремлевскими небожителями. Кто же знал историю болезни Сталина? Для всех простых, вождь, действительно выглядел всегда здоровым и бодрым человеком. Продолжаем.

«Поэтому сейчас можно было предположить, что болезнь очень тяжёлая. Следующие три дня прошли в напряжении, в ожидании новых сообщений. Сейчас трудно себе представить то ощущение катастрофы, в котором мы находились в течение последних месяцев. И, как это ни невероятно звучит, мы с ужасом (!) ждали последнего сообщения. Ведь всякая перемена должна была принести ещё большие страдания, ускорить развязку, приблизить полную катастрофу. Какие ещё могли случиться страшные события по сравнению с уже пережитым, объяснить невозможно. Никаких здравых размышлений, никакой логики — один только ужас перед неумолимо надвигающейся силой, которая должна была уничтожить родных людей, раздавить и изломать наши жизни и судьбы наших детей. А ведь Сталин, приказав арестовать лучших московских врачей, включая В.Н. Виноградова, оставил себя в свой последний час без должной медицинской помощи. Об этом рассказывали в своих воспоминаниях все, кто присутствовал в то время в его нелюдимой даче».

Если выбросить всю мудреность ее переживаний, то получается, что она сама не знала: радоваться ей тяжелому состоянию Сталина или нет? А вдруг со смертью вождя события приобретут необратимый характер и папу не выпустят? Но главное, что она, не являясь медицинским работником, поставила очень правильный диагноз произошедшим событиям: «Сталин… оставил себя в свой последний час без должной медицинской помощи».

К сожалению ни Виноградов, ни Вовси, ни кто другой из арестованных врачей не смог прибыть на дачу к умирающему вождю в первые мартовские дни. А врачей-терапевтов густо посажали по инициативе Рюмина. Кроме Виноградова В.Н. и Вовси М.С., за решеткой оказались два брата — Коган М.Б. и Коган Б.Б., сам Егоров П.И., Фельдман А.И., Майоров Г.И… Это не считая коллег прочих врачебных специальностей. А ведь, могли же подсобить, в те трагические дни своим товарищам-эскулапам, прибывшим на дачу Сталина, «по зову партии». А насчет Сталина, Любовь Мироновна, как и многие читатели, ошибается, приписывая арест врачей делу рук Иосифа Виссарионовича. Он к этому «делу врачей» не имел никакого отношения. Мы же договорились, чтобы Сталина к глупцам, не относить. Поэтому, те, кто готовил расправу над вождем при помощи отравляющего препарата, заранее побеспокоились об изоляции ведущих медицинских специалистов. Но «дело врачей» явилось, как бы завершающим аккордом, а началось оно гораздо раньше, тише и тоньше. Ведь был же «мозговой центр» всей этой заговорческой организации, который разрабатывал подобного рода комбинации. Поверить, что подобное мог провернуть один Хрущев, как-то не очень получается.

Слово предоставляется непосредственному участнику «дела врачей», арестованному в то время, Якову Львовичу Раппопорту.

«Летом 1952 года (а некоторые в 1951 году) из кремлевской больницы были изгнаны без объяснения причин многие выдающиеся клиницисты, работавшие там много лет в качестве консультантов, лечившие выдающихся деятелей Советского государства. В их числе — М.С. Вовси, В.Н. Виноградов. Арестованы: бывший начальник санупра Кремля, т. е. кремлевской больницы А.А. Бусалов, профессор П. И. Егоров, профессор Я.Г. Этингер, врач С.Е. Карпай. Отстранены от работы: академик А.И. Абрикосов и его жена Ф.Д. Абрикосова-Вульф (патологоанатом) и многие другие. Я не беру на себя функции и роль историка „дела врачей“, не изучая специального документального материала, был вдалеке от того, что происходило в центре деятельности „врачей-убийц“ — в кремлевской больнице. Могу лишь сообщить только о событиях, сведения о которых доходили из случайных источников, а нескромный интерес к ним в ту пору (да и позднее) мог иметь тяжелые последствия. Однако и у близких к этим событиям сотрудников этой больницы, с которыми у меня были случайные встречи, была только растерянность, а не осведомленность о причинах этих грозных событий, их существе, иногда некоторые из них с большой осторожностью делились со мной, отмечая полное непонимание происходящего».

Хочу пояснить читателю, что заниматься в полном объеме «делом врачей» не представляется возможным из-за обилия информации, но так как оно по ряду факторов перекликается с нашей темой и, по всей видимости, является одной из составных частей общего заговора, то уделить внимание основным персоналиям данного дела, пришлось по необходимости. Поэтому от Якова Львовича Раппопорта мы возьмем только, на мой взгляд, главное, что заинтересовало бы в данном деле, и о чем я уже говорил выше. Его, как и нас, должно было смутить одно обстоятельство.

«…М.С. Вовси изображался как лидер антисоветской террористической организации, роль которой абсолютно не соответствовала его общему облику. Кроме того, ведь М.С. Вовси был во время Отечественной войны главным терапевтом Красной (Советской) Армии и первым организатором терапевтической службы в Армии во время войны — роль, с которой он блестяще справился.

Доверие, оказанное ему таким важнейшим поручением, предполагало, что он политически проверен и перепроверен, и поэтому выдвинутые против него обвинения в преступлениях, в которых он признался, были громом среди ясного неба. Потрясал не только характер преступлений, но и то, что их совершил М.С. Вовси. Я на протяжении многих лет общался с М.С. Вовси и редко слышал от него высказывания на политические темы. Во всяком случае, ни одно из них не застряло в моей памяти, я скорее помню, что я ему говорил (в частности, о положении дел в Институте морфологии), чем то, что он говорил мне, хотя он — главарь политической антисоветской организации, в которую я якобы вхожу».

Знаете, что было бы Мирону Семеновичу за то, что он шел как главарь антисоветской организации? Высшая мера наказания — расстрел! И все получилось бы на законных основаниях, но мы лишились бы важных свидетелей того, что произошло в 1941 году перед самой войной, так как за компанию к Вовси добавились бы и другие участники довоенного консилиума врачей на даче Сталина. Может Лясс и был в их числе? Юрин Мухин, занимающийся темой убийства Сталина в 1953 году, связи с «делом врачей» пишет, что Рюмина (замминистра МГБ — главного обвинителя по данному делу),

«по распоряжению Сталина увольняют из органов МГБ 12 ноября 1952 года — сразу после „победы“. В чем дело? … Сталин, видимо, понял, что смерть Жданова нужно рассматривать саму по себе и она не связана с евреями».