История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Тогда же армия послала Палате новую декларацию, ставшую продолжением недавней Ремонстрации. Палата отказалась ее рассматривать, а некоторые бесстрашные члены предложили, если армия посмеет хотя бы на шаг приблизиться к Лондону, объявить, что она совершила измену, и привлечь к суду по обвинению в государственной измене ее старших офицеров. После этого главнокомандующий выступил прямо на Лондон и расположился в Уайтхолле, другие же офицеры вместе со своими частями заняли Дарем-хаус, Мьюз, Ковент-Гарден, Вестминстер и Сент-Джеймс; для удовлетворения нынешних своих нужд и ради предотвращения могущих возникнуть неудобств они велели Сити без всякого отлагательства предоставить им сорок тысяч фунтов, каковые будут немедленно употреблены для погашения задолженности Парламента перед армией. Несмотря на все эти чудовищные деяния армии, Палата общин сохраняла прежнее мужество и твердую решимость отстоять свое соглашение с королем, признав его ответ удовлетворительным — полагая своим правом и прямым долгом, даже если ответ Его Величества и не вполне удовлетворителен, принять его и приступить к водворению мира в церкви и в государстве, ибо, отклонив его как неудовлетворительный, она бы вновь ввергла королевство в войну и смуту.

Те, кто упорно настаивали на таком решении (и, вообще говоря, желали слыть сторонниками Его Величества), сочли себя ныне вправе, дабы расположить в свою пользу прочих, прибегнуть к хитрости и обрушиться на короля и на все его правление с такой яростью, какую могли бы себе позволить лишь злейшие его враги — только бы доказать, что сделанные им уступки дают средства для исправления всех упомянутых зол и что бессилие и безвластие, на которые они обрекают короля, суть твердые основания для их будущих надежд на мир и благоденствие в королевстве, ведь если королю завтра вздумается разжечь новую смуту, то он обнаружит, что его уже никто не поддерживает, поскольку сегодня он пожертвовал всеми своими друзьями, предав их во власть смертельных врагов. Прения продолжались большую часть ночи; наконец, почти в пять часов утра эти люди предложили решить, следует ли ставить на голосование соответствующий вопрос — и взяли верх 140 голосами против 104. Главный вопрос «Дает ли ответ короля на предложения обеих Палат достаточные основания для продолжения переговоров об умиротворении королевства?» был таким образом решен с полной ясностью, и голосование по нему не проводилось. Во избежание неприятных неожиданностей Палата назначила комитет для переговоров с главнокомандующим, дабы установить доброе согласие между армией и Парламентом. Между тем наступило утро вторника, и Палата объявила перерыв в своих заседаниях до следующего утра, то есть до среды.

Назначенные для переговоров с главнокомандующим члены комитета явились к нему в Уайтхолл, чтобы уже на следующее утро представить отчет Палате. Им, однако, пришлось дожидаться целых три часа, прежде чем их допустили к Ферфаксу, после чего главнокомандующий угрюмо и надменно объявил, что для доброго согласия с армией Парламенту следует одобрить ее Ремонстрацию. На другое утро у входов в Палату и у главных ее дверей были выставлены караулы из мушкетеров. Командовавшие ими офицеры имели на руках поименный список тех коммонеров, коих велено было не допускать в Палату; всех их (общим число до ста человек) останавливали, когда они появлялись у дверей, и одного за другим отсылали в Суд по опеке, где затем продержали несколько часов под стражей. Несмотря на все принятые армией меры, в Палату (по недосмотру солдат или же потому, что офицеры намеревались исключить лишь самых известных и упорных) удалось проникнуть столь многим особам из числа их единомышленников, что когда был поставлен тот же самый вопрос, прения возобновились и продолжались очень долго. Некоторые члены, наблюдавшие сцены насилия у дверей Палаты и видевшие, как их товарищам не позволяют войти в зал, громко жаловались на грубое нарушение привилегий Парламента и требовали защиты своих прав — но тщетно, ибо Палата оставила их протесты без внимания. Наконец после долгих дебатов большинство присутствовавших в Палате членов вынесло отрицательную резолюцию по уже решенному ранее вопросу, постановив, что ответ короля на предложения Парламента не является удовлетворительным.

Джентльменов, несколько часов просидевших взаперти в Суде по опеке, затем провели с триумфом через Вестминстер-холл (исключая тех немногих, кто, воспользовавшись сочувствием или нерадивостью охраны, сумел скрыться) и под крепкой стражей доставили в помещение под Казначейством, обыкновенно именуемое «преисподней», где они смогли за собственный счет купить себе еды и питья. В этой «преисподней» их продержали в одной комнате до полуночи, после чего, из-за сильного холода и ввиду преклонного возраста многих членов, их развезли по нескольким постоялым дворам. Там они жили на положении арестантов, проведя в подобном заточении еще два или три дня. За это время они обнародовали печатную декларацию против действий Палаты общин, объявив себя жертвами грубого насилия и принуждения. Впрочем, теперь, когда оставшиеся в Палате члены уже приняли е решения, какие сочли нужным, другим позволялось делать все, что им было угодно.

Никто так и не взял на себя ответственность за этот акт насилия, коим стало исключение из Парламента множества его членов. Палата не принимала постановлений на сей счет, Ферфакс ничего об этом не знал, сами же солдаты, когда их спрашивали, на каком основании они так действуют, отвечали, что они просто выполняют приказ. Однако впоследствии было издано формальное и недвусмысленное распоряжение, в котором Палата, ни словом не обмолвившись об исключении ее членов, объявляла, что ни один из коммонеров, отсутствовавших в день принятия упомянутой выше отрицательной резолюции, не сможет заседать в Палате до тех пор, пока не признает названную резолюцию как согласную с его собственным мнением; те же, кто ее подпишут, вновь получат право участвовать в заседаниях. Многие из исключенных членов, удерживаемые совестью или негодованием, не являлись в Палату в продолжение многих лет, вплоть до перемены власти в стране; другие же, кто раньше, а кто позже, снова заняли свои прежние места, не желая оставаться в праздности в такое время, когда вокруг было столько дел.

Затем общины восстановили в силе прежнюю свою резолюцию о не-обращении, а все постановления о переговорах с королем отменили и признали недействительными. А чтобы в будущем никто им подобным образом не противился, общины подвергли заключению в разных тюрьмах самых энергичных сторонников пресвитерианской партии в Палате — генерал-майора Брауна (хотя он был тогда лондонским шерифом), сэра Джона Клотворти, сэра Уильяма Уоллера, генерал-майора Масси и генерал-комиссара Копли. Все они, каждый на своем месте, преступными своими действиями способствовали некогда успехам Парламента в борьбе с королем несравненно сильнее, чем любой другой человек в королевстве, занимавший столь же высокое положение — и гораздо больше, чем это мог бы сделать теперь, используя свое влияние, кто-либо из офицеров нынешней армии. Одному из них, Масси, удалось бежать из заключения и перебраться в Голландию. Там, с обычной для этой секты скромностью, он явился к принцу и, изображая из себя человека, пострадавшего за его отца-короля, вел себя столь самоуверенно, словно лично участвовал в обороне Колчестера.

Протест, обнародованный и напечатанный исключенными членами, в коем они описывали учиненное над ними насилие и провозглашали незаконными все акты, принятые с тех пор Палатой, вызвал много шума в королевстве; тех же, кто остался в Палате общин и продолжал в ней заседать, он взбесил не меньше, чем офицеров армии. По этой причине, желая подорвать к нему доверие, Палата выступила с собственной декларацией, объявив протест исключенных членов лживым, скандальным, мятежным и имеющим своей целью разрушение видимых основ правления в королевстве. Общинам удалось добиться того, что их удивительную декларацию поддержала немногочисленная Палата пэров, после чего обе Палаты совместно постановили, что упомянутый протест подлежит запрещению и конфискации и что ни единый человек в стране не смеет его продавать, покупать или читать.