История любовных побед от Античности до наших дней - Болонь Жан-Клод

Здесь речь идет о торжественных подношениях, принимаемых в залог супружества. Но это отношение к подаркам не мешает им играть свою роль на всех этапах обольщения. В этом случае общественный ритуал оборачивается индивидуальным жестом. Искусство соблазнителя может выражаться в том, чтобы ловко обыграть эту двойственность.

В дарении фруктов содержится вполне осознанное указание на яблоко, данное Евой Адаму, — тут достаточно вспомнить, в каком смысле употребляют выражение «отведать яблочка». Литература и иконография свидетельствуют, что многие фрукты — то же яблоко, апельсин и все, что произрастает гроздьями, — служат также символами сексуальности и плодородия. Прядь волос, портрет, фотография подразумевают сходный намек — даритель вручает обожаемому существу часть самого себя. Что до волос, здесь прибавляется еще воспоминание о любовных путах — популярной средневековой аллегории. Поэт Тристан Л’Эрмит видит в «усах из прядей» своей любовницы «цепи, которые мне дороже короны».

А вот еще примечательное высказывание (его автор — Пюже де ла Серр): «Вы не удивитесь, если в том сладостном рабстве, в которое вы меня обратили, я испрошу новых оков в виде браслета из ваших волос». Романтизм отдаст щедрую дань этим прядям, которые афишируют любовную связь (более или менее широко — в зависимости от места и размера отрезанного локона). Здесь не лишне вспомнить демонстративную выходку героини стендалевского романа «Красное и черное» Матильды де ла Моль, гордо нанесшей своей шевелюре ощутимый ущерб в честь Жюльена Сореля.

ПРИЗНАНИЕ

Но наступает момент, когда пора сделать решительный шаг. Даже если взгляды, жесты и подарки подготовили почву, только признание снимает всякую недоговоренность. Подвести к нему — задача немаловажная, это надо уметь. Если хочешь подступиться к незнакомке, чтобы войти в более близкий контакт, можно притвориться глухим, придвинуться, коснуться ее, как бы случайно или в шутку сжать ее в объятиях. Потом рассмешить ее песенками или остротами. Если вы не знакомы, нужно завязать разговор, но главное, чтобы не о любви. «Не открывай ей сразу и слишком напрямик того, что у тебя на уме», — поучает Жак Амьенский. Разговор в основном позволяет выразить взглядом то, что затем будет высказано более ясно. Объясняться нужно не раньше, чем уверишься, что твое признание примут благосклонно.

Дар слова настолько важен, что, по мнению Андре Ле Шаплена и Друара Лаваша, те, кто не знает, как говорить с женщиной, не должны рассчитывать добиться у нее успеха. «Но тем, кто умеет изъясняться красиво, любезно и дерзко, надобно стремиться к обществу дам». Авторы пространно, на многих примерах объясняют, с какими речами надлежит обращаться к даме в зависимости от возраста и положения обоих партнеров. Эти рекомендации все еще остаются в области чистой риторики, традиционного средневекового «диспута». Обольщение совершается посредством аргументов и опровержения возражений. Женщине подобает и впрямь отказываться от каких-либо милостей, по крайней мере в первый раз. В лучшем случае для нее позволительно заставить влюбленного потерпеть и даровать ему надежду — это первая ступень, ведущая к согласию. Затем мало-помалу она может пройти три следующие: разрешить поцелуй, обнять за шею, потом отдаться.

Наиболее оригинален в своих высказываниях Жак Амьенский, который, похоже, никому не подражал. Он делит женщин на категории, сообразно которым стиль обращения к даме должен сильно различаться, быть либо серьезным, либо более легкомысленным, если не откровенно игривым. Даму высокого ранга с самого начала надлежит именовать «госпожой», и лексика в обращении к ней отдает куртуазней (поклонник — «преданный вассал», «утонченный возлюбленный»). Это, однако, не исключает фривольности тона: «Дама, миловидная телом, светлая ликом, Дама радости и наслаждения, госпожа, тысячу и один раз госпожа!» Чтобы ее склонить, надобно угрожать, что умрешь от любви к ней, за что не преминут упрекнуть безжалостную красавицу.

К даме просто зажиточной надлежит приступать «на другой манер». Столь же почтительно, однако более прямо. Неплохо, если она заметит, что ее поклонника бьет дрожь. Тогда она полюбопытствует, что его так взволновало, а он в ответ попросит позволения говорить о том открыто. Ей, разумеется, будет в радость узнать, что причина такого смятения в ней самой, и она может предложить ему стать ее другом, только чтобы никто об этом не знал. И наконец, «дурочку», в которую можно влюбиться за ее юность, надо кадрить как бы в шутку. Весело болтать, представляя любовь как нечто пустяковое («что уносит ветра порыв»). В отличие от двух других категорий, к ней с самого начала игры обращаются на «ты», даже если в решающие моменты «выкать» вежливее. И о поцелуе ее можно попросить сразу, стоит только похвалить ее красивые губки. Разумеется, при этом надо клясться всеми богами, что больше ничего не попросишь, а главное, что здесь нет ничего опасного для ее чести. Лицемер! На самом-то деле именно так ее можно «довести до безумия».

Особый случай — замужняя дама. Она будет отказываться, опасаясь Божьего гнева. Тут надобно не теряться, а напомнить ей, что она вправе обмануть своего мужа, ведь он-то ее обманывает (наверняка). Надоумить, что ребенка в случае чего этот же дурень и взвалит себе на плечи. Она любит своего мужа? Да полно! Как можно быть уверенной в этом, если не знала никого, кроме супруга? Тут-то и кстати испробовать другого любовника, а уж после делать выводы: где тот правовед, что в юности учился бы у одного-единственного наставника?

В этих психологических этюдах о женской реакции на краснобайство есть ценный опыт, коим стоит поделиться. Иная, к примеру, не доверяет пышным речам: «Слишком много хвастунов, изменников, льстецов, лицемеров, лжецов, уж и не знаешь, кому верить: все только и норовят запятнать твою честь, предать, обмануть!» Встретив столь холодный прием, не стоит паниковать — это добрый знак! Он говорит о том, что красавица хочет быть соблазненной, она разочарована тем, что предыдущие ухажеры этого не сумели. Тут нужны посулы и подарки, они приведут к цели.

Галерея портретов впечатляет, по этой части с нею может сравниться разве что разнообразие возможных ответов и отказов, каких можно ожидать от дам. Как бы ловок ни был говорун, самые красивые речи в конце концов бесславно иссякают. А потому женщине лучше вообще отказаться слушать их: к той, что отвергает любовь своего воздыхателя, он в самом скором времени примется взывать вновь, та же, что сразу готова согласиться на любовную связь, будет выглядеть легкомысленной особой. Следовательно, в любом случае женщине подобает начать с отказа.

Если и предлагается отвечать поклоннику сурово (притом с гневом!), Амадей де Эскас, один из наставников в этой науке, не лишен тонкости: с мужчиной, который «подходит к вам куртуазно», не следует быть сварливой, скорее уклончивой — спросить у него, к примеру, какие дамы, на его вкус, красивее и в обхождении изысканней — англичанки или гасконки. И каков бы ни был его ответ, высказать противоположное суждение, а затем позвать третьего, чтобы разрешил этот спор. Таким образом можно тактично увильнуть от галантного разговора.

Однако и мужчинам тоже надобно быть настороже, опасаться соблазнительниц. Вот в романе «Рудлиб» герой, советуясь с друзьями, кого взять в жены, и наводя справки о той, кого ему предназначают, выясняет, что она кокетка и у нее раньше уже была связь со священником. Желая преподать ей урок, он затевает в насмешку над ней некое подобие любовной осады. Через посредника он вероломно уведомляет ее о своей страсти, и молодая женщина отвечает фразой, достойной будущих миннезингеров: «Скажи ему от имени моего верного сердца, что я шлю ему столько любви, сколько листвы на деревьях, столько страсти, сколько радостей у вольных птиц, столько восхищения, сколько на земле трав и цветов». Но как только она поняла, что он над ней посмеялся, тон мгновенно изменился: «Скажи своему другу, что, если на свете не останется других мужчин, кроме него, и если он целый мир принесет мне в приданое, я и тогда не захочу выйти за него».