Неизвестные лики войны - Казаринов Олег Игоревич

«Вчера она несла ведро супа через улицу. Там шатались несколько пьяных солдат, увидели её: „Гоп-ля! Немка, сучка“ — и из автомата очередь поперёк спины. Она умерла в тот же час. Ещё плакала: почему, за что?»

Она спрашивала «за что?», потому что была… русской! Работала в офицерской столовой. В штатском платье. Но разве когда-нибудь опьянённые не только алкоголем, но и всеобщим кровопролитием солдаты интересовались биографией своих жертв?

Участники Чеченской войны мрачно признают: «Со снайперами, какого бы пола они ни были, у наших солдат разговор короткий. В лучшем случае — застрелят на месте. О худшем и говорить не хочу. Снайперша — „сука“. А суке — сучья смерть».

Каждому понятно, что армия вторгается во вражескую страну не в гости, где нужно себя хорошо вести. Ещё как-то можно объяснить зверства солдат на чужой земле. Там — враги. С ними не принято расшаркиваться.

Но если разгорелась гражданская война на своей территории? Вокруг — соотечественники, с которыми объединяет общий язык, вера, история, культура. Солдат окружают родные лица, знакомые с детства песни, привычные названия. Может быть, здесь война смягчает свои нравы?

Наоборот! Со своими и подавно не церемонятся. Сбрасываются остатки «приличий», которые худо-бедно приходится соблюдать перед лицом других народов.

Как известно, русские князья во время своих междоусобиц предавали огню и мечу города соперников, вытаптывали поля, истребляли население. Убивали пленных. Объединялись с внешними врагами. Порой отказывались от выкупа, только чтобы пролить кровь, как, например, суздальская дружина, осадившая Торжок. «Город готов был сдаться и просил князя Всеволода „взять мир“, „снизойти в милость“. Горожане обещали подчиниться, принять все условия, уплатить дань. Великий князь Всеволод Большое Гнездо хотел уже принять предложение, но воины категорически отказались, сказав: „Мы не целовать их пришли“. Торжок был взят и разграблен вопреки воле князя».

Во время русско-польских войн XVII века «насилия, чинимые населению Украины русскими войсками с самого их появления там, стали одной из главных причин перехода (…) казацкого старшины вместе со значительной частью рядовых казаков в польский лагерь. Польское господство после знакомства с безобразиями, творимыми московскими воеводами, казалось уже не таким страшным».

Может быть, это были далёкие, «варварские» времена?

Нет, так было всегда.

О диких расправах Ивана Грозного над новгородцами, о казнях бунтовщиков, об ужасах французской революции и Парижской коммуны я уже упоминал.

Гражданские войны ещё тем «хороши», что обе противоборствующие стороны старательно фиксируют все преступления своих противников с целью обелить себя. И сколько бы при этом стыдливо ни замалчивали собственные кровавые деяния — рано или поздно они всплывают на поверхность. «Железного занавеса» цензуры не существует. Всё население — свидетели.

А История лишь бесстрастно выносит факты на суд потомков. И рисуется полная картина, характеризующая людей на войне. А ещё вернее — саму ВОЙНУ.

Примеры Гражданской войны в России 1917–1922 годов обескураживающе действуют на тех, кто упрямо продолжает твердить о том, что «русские люди на такое не способны».

Был использован весь арсенал мучительных казней, накопленных человечеством за тысячелетия.

От античных распятий до «банальных» массовых расстрелов.

Так, в 1918 году, после оставления красными Киева, в городе был найден крест, на котором большевики распяли поручика Сорокина, считая его шпионом.

Там же, в Киевском ЧК, применялась «китайская» пытка. Смысл её сводился к тому, что зафиксированному горизонтально человеку на живот ставилась клетка с голодной крысой, которая начинала выедать внутренности человека. Но очевидцы говорили о её усовершенствовании: «Пытаемого привязывали к стене или столбу, потом к нему крепко привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов ширины… Через другое отверстие в неё сажалась крыса, отверстие тут же закрывалось проволочной сеткой и к нему подносился огонь. Приведённое жаром в отчаяние, животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до следующего дня, пока жертва не умирала».

Центральное бюро партии эсеров выпустило заявление, где говорилось, что «в Воронежской губернии, в селе Алексеевском и других сёлах, сотрудники ЧК выводят людей голыми на мороз и обливают холодной водой до превращения их в ледяные столбы. 29 декабря 1918 года так был казнён Феофан Ильменский, епископ Соликамский. Его раздели, заплели волосы в косы, связали их, продели в них жердь и на этой жерди опускали в прорубь на реке до тех пор, пока епископ не покрылся льдом толщиной в два пальца».

В 1918 году в Крыму большевики топили приговорённых в Чёрном море: «…Жертве отводили назад руки и связывали их верёвками у локтей и кистей, помимо этого связывали и ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали и голову за шею верёвками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам. К ногам привязывались колосники…»

О расправах в Крыму в январе 1918 года писал генерал А.И. Деникин: «Ужаснее всех погиб штаб-ротмистр Новацкий, которого матросы считали душой восстания в Евпатории. Его, уже сильно раненного, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в корабельную топку».

О чём мог думать в те страшные минуты штаб-ротмистр? О «беспощадном русском бунте»? О том, что пришёл Антихрист на православную Русь? «Чернь, душегубы, звери, креста на вас нет!»

(Но и белые не отставали. В 1920 году были сожжены в паровозных топках большевики Дальнего Востока С. Лазо, А. Луцкий, В. Сибирцев. Что могли думать в последний момент они? «Недобитая контра, кровопийцы, палачи трудового народа, холёные изверги в золотых погонах!»)

Впрочем, о зверствах красных так много писалось и говорилось, что о них знают все. Это теперь на большевиков вешают всех собак и обвиняют в том, что именно они залили Россию кровью, истребили истинных патриотов, красу и цвет русской армии — царских офицеров. И как-то сразу забылись примеры белогвардейских злодеяний, которые приводились десятилетиями.

Ради восстановления исторической справедливости я хочу напомнить о них.

Можно проследить, как раскручивался маховик братоубийства, вовлекая в него миллионы людей.

Для начала следует сказать, что большевики вовсе не желали кровопролития. В.И. Ленин прямо заявлял: «Мы не хотим гражданской войны!» Да и вряд ли какая-либо политическая партия, придя к власти, стремится создать наихудшие условия для своего правления.

Заражённые революционным порывом последних лет, советскую власть поддерживали треть бывших генералов и офицеров, немалая часть интеллигенции, в том числе творческой. Против выступали лишь 40 % генералов и офицеров, полиция и жандармерия. Соблюдался некий паритет, казалось бы, можно было договориться.

Поначалу, после революции, смертная казнь не практиковалась.

4 ноября 1917 года Ленин, выступая на заседании Совета Петроградских рабочих и солдатских депутатов, говорил: «Нас упрекают в том, что мы арестовываем. Да, мы арестовываем… Нас упрекают, что мы применяем террор, но террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять…»

В «Инструкции для производящих обыск и дознание» для ЧК Ф.Э. Дзержинский писал:

«1) Оружие вынимается только в случае, если угрожает опасность.

2) Обращение с арестованными и семьями их должно быть самое вежливое, никакие нравоучения и окрики недопустимы.

3) Ответственность за обыск и поведение падает на всех из наряда.

4) Угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы.

Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до трёх месяцев, удалению из комиссии и высылке из Москвы».

Генерал П.А. Краснов, давший подписку не воевать против советской власти (и нарушивший потом своё офицерское слово чести), был сразу отпущен из Петрограда.