ГПУ Записки чекиста - Агабеков Георгий Сергеевич

Вернувшись в Тегеран, я получил еще одну возможность организовать агентуру в Ираке. С советского Кавказа приехали персидские консулы в Эривани и Нахичевани. Одновременно с их приездом я получил телеграмму от Тифлисского ГПУ с извещением, что эти лица, будучи персидскими консулами в СССР, находились в связи с ГПУ и предлагали свои услуги ГПУ по возвращении на родину. Для связи с ними Тифлис сообщал пароль и явки.

Установив связь с персидскими консулами, я предложил им добиваться в Министерстве Иностранных Дел назначения в Ирак или в Индию. Оба выполнили данное поручение. Эриванский консул получил назначение персидским консулом в Моссул, а нахичеванский — в Ханекен. Обоим перед выездом к месту назначения мною были даны инструкции. Свои донесения они должны были пересылать через персидского дипломатического курьера. Таким образом, участие ГПУ в разведывательной работе в зоне английского влияния было скрыто. В случае провала, англичане должны были думать, что работа велась для персов.

Консулам было выдано жалование за три месяца вперед, по 150 долларов в месяц, и на расходы по 50 долларов в месяц.

Ханекенский консул работал лучше Моссульского; он систематически сообщал ГПУ о движении работ на промыслах «Ханикен Ойль Компани».

В середине 1927 года, после обысков, произведенных китайской полицией в советских консульствах в Шанхае и Кантоне, пришла циркулярная телеграмма для полпредства, торгпредства, Разведупра и ГПУ с предписанием просмотреть все архивы этих учреждений и уничтожить документы, которые могли бы компрометировать работу советской власти заграницей. Полпредство и торгпредство немедленно приступили к разбору архивов. Отобрали колоссальные кипы бумаг, подлежавших сожжению. Целую неделю эти бумаги жгли во дворе полпредства. Пламя поднималось так высоко, что городское управление, думая, уж не пожар ли в советском полпредстве, хотело прислать пожарных.

ГПУ получило более строгое распоряжение. Москва предписывала уничтожить вообще весь архив и впредь сохранять переписку только за последний месяц, но и ее предлагалось хранить в таком виде и в таких условиях, чтобы в случае налета на посольство, можно было немедленно уничтожить весь компрометирующий материал. По этой спешке можно было заключить, насколько велика была паника в Москве. Ждали нападения и обыска в посольстве даже в такой стране, как Персия, которая, в общем, дружественно относилась к советской России. Нападения ожидали каждый день. На мое предложение отправить архивы в Москву, Москва ответила категорическим приказом немедленно сжечь все, что имеется…

Жгли бумаги торгпредство и другие советские хозяйственные учреждения. Интересный способ разбора и уничтожения секретных бумаг изобрел бывший председатель нефтесиндиката в Тегеране Ланцов. Это был отменный пьяница, напивавшийся до безобразия. Старый член партии и рабочий, кроме всего прочего, был нечист на руку и, как потом оказалось, ухитрялся получать два жалованья в месяц, не говоря о других художествах. В это время в Тегеране же находился член Правления Нефтесиндиката из Баку, он же член ВЦИК-а. Оба молодца решили совместно разбирать бумаги Нефтесиндиката и уничтожить все, могущее компрометировать советское правительство. Прежде чем приступить к делу, они решили подкрепиться коньяком. Часа через два после начала разборки архивов, сотрудники Нефтесиндиката, привлеченные возней и собачьим лаем в кабинете директора, вбежали туда и остановились на пороге, как вкопанные, пораженные невероятным зрелищем: на полу лежали разбросанные дела и пустые бутылки. Ланцов с Ларионовым ползали по полу на четвереньках, вырывали зубами бумаги из дел и лаяли друг на друга. Сперва все были удивлены, а потом недоразумение разъяснилось просто. Начальство, напившись, играло в собачки…

Через некоторое время Ланцов был отозван в Баку и назначен членом Центральной Контрольной Комиссии Закавказской ЦК партии. Он охраняет теперь партию от разложения.

Вслед за первым циркуляром, из Москвы пришел второй. Сотрудникам полпредства и консульств категорически запрещалось вступать в какие либо сношения с членами местных коммунистических партий. Мне пришлось прекратить встречи с представителем Коминтерна, начавшим налаживать кое-какие связи в Тегеране и пытавшимся перебросить работу в другие провинции. Прекратив личную связь, я все же поддерживал с ним отношения через агента № 3 и находился в курсе его деятельности.

Вскоре состоялся нелегальный съезд коммунистических партий Персии и Турции. Съезд собрался в городе Урмии на персидской территории. По окончании его представитель Коминтерна уехал в Москву, а его место занял секретарь Иранской коммунистической партии Гасанов, ездивший затем представителем иранских коммунистов на IX пленум Коминтерна. Из Москвы он вернулся окончательно утвержденный в должности эмиссара III Интернационала. Мы относились к Гасанову недоверчиво, так как имели серьезные основания подозревать его в связи с персидской полицией. После его назначения, я прервал отношения с членами иранской коммунистической партии.

Полпред Давтьян, получив циркуляр о прекращении связи с местными коммунистами, до смерти перепугался и велел не впускать на порог полпредства ни одного персидского коммуниста.

В своем паническом рвении он до того перестарался, что когда в день годовщины революции 7 ноября 1927 года, в посольство явилась делегация от персидских рабочих-печатников с поздравлением, испуганный Давтьян вызвал меня и предложил немедленно выпроводить делегацию за ворота, чтобы она не могла «компрометировать его перед другими гостями», представителями буржуазного и капиталистического мира, собравшимися в тот день в полпредстве.

Бывали, впрочем, случаи, когда Давтьян превозмогал страх и шел на риск. Помню, в январе 1928 года Гасанов, секретарь Иранской коммунистической партии, только что утвержденный представителем III Интернационала в Персии, вернулся в Тегеран. Давтьян два раза принял его в полпредстве у себя в кабинете. Правда, встречи происходили поздно ночью, когда весь город спал, Гасанов входил в полпредство не через главные ворота, а через боковую калитку, находившуюся при моей квартире, и ключ от которой был только у меня…

Вместе с Давтьяном из Москвы были присланы, или вернее высланы, несколько коммунистов-оппозиционеров, сочувствовавших Троцкому. Их разместили на должности в разных советских хозяйственных учреждениях. Оппозиционная группа, возглавлявшаяся торгпредом Мдивани, усилилась и начала оживленно вербовать сторонников среди советских служащих. Я получил распоряжение из Москвы установить наблюдение за коммунистами-оппозиционерами и принять меры к пресечению их деятельности. Для этого мне предписывалось войти в связь с секретарем коммунистической ячейки Цейтлиным, присланным на эту должность специально из Центрального комитета партии. Цейтлин был мелким чиновником, малокультурным и необразованным, хваставшимся при каждом удобном и неудобном случае тем, что он когда-то месяца два был маляром, а потому принадлежит к подлинному пролетариату, на самом же деле был шкурником, карьеристом и выдвинулся в секретари ячейки исключительно благодаря хорошо привешенному языку и умению во всем соглашаться с линией Центрального Комитета. Цейтлин каждые 3–4 месяца ездил в Москву, то по болезни, то для доклада, при чем из Тегерана всегда выезжал с несколькими наполненными до верха чемоданами, прекрасно одетый, а возвращался обратно в старой пролетарской форме. Советским гражданам не разрешалось провозить в СССР много заграничных вещей. Цейтлин, присланный в Тегеран для наблюдения за чистотой нравов, находил, однако, способы ладить с таможней.

У советского читателя тип Цейтлина едва ли вызовет особое отвращение. Таких людей, как он, в российском аппарате коммунистической партии не менее 90 %. Это результаты партийной политики за последние годы. Аппаратом управляет сейчас Сталин и через него давит и сокрушает всякую свободную мысль, в чьей бы голове она ни появилась. Это не новость. Верную характеристику партийного аппарата, превратившегося окончательно в скопище партийных чиновников, дал Троцкий уже в 1923 году. Цейтлин был типичным представителем этого обнаглевшего, безыдейного партийного чиновничества.