История Древнего мира - Нефедов Сергей Александрович

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71

Наследником Филиппа стал Александр Македонский, 20-летний воспитанник Аристотеля, смелый воин, мечтавший о всемирной славе. В 334 году Александр повел непобедимую фалангу на завоевание Азии и уже никогда не вернулся в Грецию. Аристотель возвратился в Афины, основал новую школу, "Лицей", и читал лекции своим ученикам, прогуливаясь по аллеям прекрасного парка. Время от времени из Азии приходили известия об удивительных победах, о завоевании половины мира, о походе в Индию – и, наконец, прибыли послы с требованием признать Александра богом. Спартанцы ответили, что, "если Александр желает быть богом, то пусть станет им", а афиняне согласились воздавать царю божеские почести. Однако, как только пришли известия о смерти царя, Афины вместе со всей Грецией восстали против власти македонян. На склоне лет Аристотелю пришлось бежать из Афин, оставив в Лицее все свои книги; вскоре он умер изгнанником в деревенской глуши. Греческое восстание потерпело поражение; последний глашатай свободы и демократии, Демосфен, покончил с собой, приняв яд; в Пирее обосновался македонский гарнизон. Оккупанты вручили власть буржуазии, которая лишила половину афинян гражданских прав: гражданами теперь считались лишь обладатели 2000 драхм. Город стал игрушкой в междоусобных войнах македонских полководцев, наследников Александра; один из них, Деметрий, провозгласил "свободу", но потребовал божеских почестей и поселился со своими гетерами в Парфеноне. Осады, штурмы, восстания чередовались друг с другом; в конце концов, в 262 году над Афинами утвердил свою власть македонский царь Антигон Гонат. Так же, как когда-то Вавилон, Афины стали добычей царей; буржуазия предпочла чужих царей своим тиранам – но чужой сапог оказался не лучше сшитого дома.

Войны и смуты разорили великий город; некогда многолюдные улицы опустели, тысячи афинян покинули родину, спасаясь от смут или поверив обещаниям безбедной жизни в покоренной Азии. Лишь философы ещё поддерживали славу Афин; здесь жил знаменитый циник Диоген, нашедший путь к счастью в отказе от потребностей и желаний. Одно время Диоген обитал в старой бочке и, когда Александр Македонский спросил, не нуждается ли он в чем-либо, философ ответил: "Отойди, не загораживай мне солнце". Другой знаменитый философ, Эпикур, говорил, что нужно довольствоваться малым и радоваться глотку воды и куску хлеба, а стоик Зенон учил владеть собой и подавлять страсти. Всё это были учения, навеянные аскетизмом последователей Будды: после восточного похода Александра философия Запада соприкоснулась с философией Востока. Сотни учеников со всего греческого мира приезжали послушать знаменитых философов и удивлялись запустению некогда великого города. Торговля почти прекратилась; корабли проплывали мимо полуразрушенных пристаней Пирея, направляясь в бурлящие жизнью новые порты, в Александрию или на остров Родос. Моряки стояли на палубе и смотрели на подобные призракам белые храмы Акрополя – и минувшее казалось им непохожей на правду сказкой.

В то время, когда в Греции вырастали и приходили в упадок торговые города, а философы размышляли о природе вещей, Спарта жила своей обычной жизнью. Так же, как в легендарные времена Ликурга, илоты усердно возделывали поля, а спартанцы упражнялись в гимнасиях, готовясь к грядущей войне. Призрак войны постоянно витал над Спартой – хотя спартанцы не помышляли о новых завоеваниях и, оперевшись на копьё, мечтали о мире. Все силы Спарты уходили на то, чтобы охранять завоёванное, благодатную долину Эврота и тучные равнины Мессении – и охранять не от соседей, а от собственных рабов, постоянно готовых к восстанию. На девять тысяч спартанцев приходилось больше 200 тысяч рабов-илотов, головы которых склонялись к земле, но в глазах которых светилась ненависть. Когда в 464 году Спарту разрушило землетрясение, илоты бросились в город – но не за тем, чтобы спасать из-под развалин своих господ, а чтобы добить их. Царь Архидам успел построить уцелевших воинов в фалангу, и илоты отступили, но потребовалось десять лет кровавой войны, чтобы снова привести их к покорности.

Когда илоты были подчинены, родственные дорийские общины, Коринф и Мегары, вовлекли Спарту в большую войну с Афинами. Победа в этой войне принесла Спарте громкую славу и пустые хлопоты: победители привели к власти в греческих городах аристократию гоплитов и были вынуждены затем защищать эту власть от народа. Спартанцы по-прежнему презирали "чернь" и считали настоящими людьми лишь подобных себе, гоплитов; они не понимали, что большие торговые города – это совсем другой мир, не похожий на сельскую Спарту. Уже вскоре после войны демократия вернулась к власти в Афинах, а затем народ победил и в Фивах, другом большом городе в Средней Греции. В 371 году фиванцы разгромили доселе непобедимую спартанскую фалангу в битве при Левкрах; в этом сражении фиванский полководец Эпаминонд впервые использовал "косой строй": при средней глубине построения в 6 шеренг он поставил на левом фланге ударную колонну глубиной в 50 шеренг. Колонна прорвала спартанскую фалангу, царь Клеомброт погиб, спартанцы впервые поддались панике и бежали с поля боя. Одержав победу, Эпаминонд двинулся на Спарту и освободил мессенских илотов; спартанцам едва удалось отстоять свой город и долину Эврота.

С этого времени Спарта старалась не вмешиваться в дела Греции: у нее хватало своих забот. После утраты благодатной Мессении многие воины лишились своих наделов; среди "равных" спартанцев появились "меньшие" – и их становилось все больше. Гражданами Спарты считались лишь обладатели панцирей и шлемов, гоплиты; оказавшиеся в тисках нужды воины продавали оружие и исключались из числа спартанцев. Вдобавок ко всему, земельные наделы стали втайне продаваться и покупаться. Мужчины старались оставаться солдатами, но знатные спартанские женщины занялись ростовщичеством и скупали за долги земли воинов. В Спарте появилось золото, к которому раньше было запрещено прикасаться; вместе с ним пришла любовь к роскоши и изнеженность, гимнасии опустели, о воспитании молодежи никто не заботился. Через столетие после катастрофы при Левктрах оказалось, что вся земля сосредоточилась в руках ста семей, а город переполнен бедняками, ненавидевшими новых богачей точно так же, как и илоты. В конце концов, военные вожди Спарты осознали, что город некому защищать, и попытались вернуться к порядкам былых времен. Царь Агис отменил долги, а Клеомен переделил землю, пополнил число воинов самыми сильными пэриеками и илотами и восстановил древние обычаи. Снова, как в старые времена, воины в красных плащах собирались на совместные трапезы, и царь стоял в первой линии фаланги, подбадривая молодых бойцов. Однако буржуазия греческих городов, испугавшись передела земель и распространявшейся из Спарты революции, снова призвала македонян; в 221 году спартанцы были разбиты македонской фалангой в кровавой битве при Селассии.