В преддверии философии. Духовные искания древнего человека - Якобсен Торкильд Петер Рудольф

Мы чувствуем, с каким удовольствием аристократ эпохи Древнего Царства повествует о своих успехах в следующем рассказе: «…назначил меня князем начальником Верхнего Египта… никогда прежде не давалась (букв.: делалась) должность эта для раба какого-либо (т. е. любого подданного царя Египта), (но) я отправлял для него (= царя) должность начальника Верхнего Египта в угодность (ему) и судейскую должность, создавшую мне репутацию в Верхнем Египте этом. Никогда прежде не делалось ничего подобного в Верхнем Египте этом!» ³. Это был пионерский дух явных достижений, первого успеха в новом направлении. Отсутствие препятствий порождало свойственную юности, полагающуюся на свои собственные силы самонадеянность. Человек довлел самому себе. Беги? Да, они существовали где-то там, и — в этом можно было не сомневаться — они создали этот отличный мир, но мир был хорош потому, что человек был сам себе хозяином и не нуждался в постоянной поддержке богов.

Мир человека не был полностью свободен от бога, ибо законы, по которым существовал мир, были назначены богом, или богами, и любой человек, преступавший эти законы, отвечал перед богом. Даже в эти древние времена слово «бог» употребляется в единственном числе, когда речь идет о его законах, его требованиях к человеку, или о его суде над нарушениями этих законов. Для Древнего Царства не совсем ясно, о каком именно боге говорится в единственном числе. В некоторых случаях это, безусловно, царь, в других — безусловно, творец или верховный бог, установивший общие законы для игры в жизнь. Но иногда мы имеем дело с унификацией и персонификацией правильного и действенного поведения, нашедшего выражение в воле «бога», не столь величественного и не столь далекого от человека, как царь или бог-творец. Если гипотеза о единосущности верна, то мы уже встречались с проблемой унификации и универсальности божества. Это был не монотеизм, но монофизитство в применении к божеству.

Когда речь идет о принципах правильного поведения применительно к застольному этикету или административным процедурам, то обычно, если говорят о боге, то имеют в виду ка ⁴. Как мы объяснили в предыдущей главе, ка было отдельной частью человеческой личности, защищавшей и поддерживавшей человека. В этом качестве оно вполне могло быть божественной силой внутри человека, руководящей его правильной и успешной деятельностью. Распространение имен типа «Рэ-мое-ка» или «Птах-мое-ка» заставляет предположить, что благодаря принципам единосущности и свободной замены ка мыслилось, как бог человека, иногда бог вообще, иногда специальный бог, подобный домашнему святому или ангелу-хранителю.

Все, что мы здесь сказали, относится к эпохе Древнего Царства, когда боги пантеона были больше удалены от простого человека, хотя и не обязательно — от его посредника, ка. Позже положение изменилось. В более позднюю эпоху Империи египтянин ощущал тесную личную связь с особым богом, который покровительствовал ему и управлял им. Эта прямая связь с личным богом в эпоху, предшествовавшую Империи, усматривается в «городском боге», эквиваленте местного святого. Вот, например, пожелание вельможе, жившему во время Восемнадцатой Династии: «Да проведешь ты вечность в услаждении сердца и в милости бога, что в тебе» ⁵, вариант: «…в милости у бога твоего города (местожительства)» ⁶. Однако а) эти представления редко бывают достаточно ясно очерчены или неизменно узнаваемы и б) в ряде контекстов слово «бог» означает царя или особого бога, осуществлявшего общее управление, подобно богу-творцу.

Независимость и уверенность в своих силах, присущие египтянину Века Пирамид, проявляются в физической децентрализации гробниц вельмож этой эпохи. Вначале высших чиновников погребали в тесном соположении с царем-богом, которому они некогда служили, и поскольку царю вечная жизнь была гарантирована, то они могли надеяться на осуществление и своих собственных чаяний на загробное существование. Очень скоро, однако, они проявили достаточную самонадеянность, чтобы отдалиться от царя в поисках своего собственного бессмертия в своих собственных вотчинах. В рамках общей структуры божественной власти они были независимы и преуспевали в этой жизни; поэтому они были уверены в том, что успех будет им сопутствовать и в будущем. По инерции они могли перенестись в будущую жизнь, воссоединиться там со своими ка и стать ах, «деятельными существами», для вечной энергичной жизни. Накопленный в этом мире успех гарантировал им, согласно прецеденту и законному договору, победу над смертью. В этом смысле для всей эпохи Древнего Царства была характерна демократическая — или, точнее, индивидуалистическая — тенденция.

Для этой тенденции больше подходит термин «индивидуализм», нежели «демократия», ибо она касалась в основном личных правил поведения, а не государственной политики. Ощущение личной компетентности может привести к децентрализации-правления и породить тем самым известное чувство демократической амбиции. Но в древнем Египте мы не видим той: политической демократии, которая, как будет показано в гл. 5, была характерна для Месопотамии. Догмат о божественности египетского фараона был слишком мощной связующей силой, чтобы его можно было разбить индивидуалистическими силами.

В этот ранний период не было необходимости в рабской зависимости от бога, чтобы достичь величайших жизненных благ: успеха в этом мире и вечной жизни в мире потустороннем. Человек был обычно подотчетен царю, богу-творцу и своему ка, но он не был смиренным просителем того или иного бога и формально не был ответствен перед Осирисом, ставшим позднее властителем мертвых. Богатство и положение, которое человек занимал в этой жизни, внушало ему уверенность в успешности его деятельности и в той, и в этой жизни, — и — как показывают живые сценки на стенах гробниц — загробный мир-представлялся ему таким же веселым, замечательным и преуспевающим, как и этот.

Мы хотели бы особо подчеркнуть, что египтяне этой эпохи были людьми веселыми и сильными. Они наслаждались жизнью в полной мере и слишком любили жизнь, чтобы отказаться от ее заманчивой остроты. Поэтому-то они отрицали факт смерти и переносили в следующий мир свое представление о веселой и энергичной жизни, которую они вели в этом мире.

От этого раннего периода до нас дошла книга об этикете для чиновника, «словеса речей прекрасных… в поучение невежде знанию, а в правила речей прекрасных на пользу тому, кто будет внимать (им), и во вред тому, кто преступит их» ⁷. Она содержит проповедь карьеризма, откровенные правила для молодого человека, стремящегося сделать карьеру. Она была резюмирована следующим образом:

«Идеал — образ корректного человека, благоразумно избегающего поддаваться порывам и приспосабливающегося на словах и на деле к административной и общественной системам. Его ожидает обеспеченная карьера чиновника. Ни о каких моральных понятиях вроде добра и зла нет и речи; образцом служат характеристики человека знающего и невежды, лучше всего, пожалуй, выражающиеся в словах „толковый“ и „глупый“. Толковости можно выучиться… Даются правила для человека, желающего сделать карьеру. Если он прислушается к ним, он будет толковым; во всех жизненных ситуациях он найдет верный путь благодаря этой толковости; а правильное поведение обеспечит ему успешную карьеру» ⁸.

Книга содержит предписания, как нужно вести себя с начальством, равными по положению и подчиненными. Так, тому, кто вступит в состязание с оратором, лучше вооруженным аргументацией, дается совет: «унижай злословящего, не возражая ему в час торжества его»; тому, кто встречает равного себе, следует выказать свое превосходство молчанием, чтобы произвести впечатление на присутствующих чиновников, а к более слабому противнику нужно относиться со снисходительным пренебрежением, ибо таким образом «ты поразишь его (даже) перед судом (букв: в присутствии чиновника, вершащего суд)» ⁹. Тот, кто сидит за столом у начальника, должен сохранять скромное выражение лица, брать только то, что ему предложат, и смеяться лишь тогда, когда смеется хозяин, тогда начальник будет доволен и поощрит его действия ¹⁰. Чиновник, который должен выслушивать жалобы клиентов, должен делать это спокойно и без злобы, ибо «проситель желает более внимания к его словам, нежели исполнения того, ради чего он пришел» ¹¹. Подобает завести семью, любить и окружать заботой жену, ибо «она — пашня благостная для ее владыки», надо также следить, чтобы она не стала главой семьи ¹². Практическая, материалистическая мудрость заключена в предписании: «Мудрый рано встает, чтобы устроить себя» ¹³, или в совете быть щедрым к своим прихлебателям, ибо «никто не может предвидеть всех неожиданностей будущего, и разумно будет обеспечить себя группой благодарных сторонников» ¹⁴.