Молотов. Полудержавный властелин - Чуев Феликс Иванович
31.07.1972, 30.09.1981
«Я не настоящий дипломат»
— После Сталина меня вернули в Министерство иностранных дел. В первый же год решили подготовить предложение окончить корейскую войну. Дело шло к тому, что она нам не нужна. Ее нам навязали сами корейцы. Сталин говорил, что нам нельзя было обойти национальный вопрос о единой Корее.
Мы подготовили проект предложения по германскому вопросу, кроме того, я поставил корейский вопрос.
21.10.1982
— «Голос Америки» называет идею общеевропейского совещания «старой молотовской идеей».
— Правильно.
— Мы, говорят, знаем эту молотовскую «политику салями» — отрезание от Европы по кусочку к Советскому Союзу.
— Правильно. Это тоже политика. А другой политики, лучше, мы пока не придумали. Одними словами не отделаешься… Салями — это колбаса со свиным салом. Она мне нравилась, пока я не узнал, что они меня так назвали. Оказывается, и на вкус очень неплохо. В венгерском посольстве меня угощали не раз этой салями, мне очень понравилась. Хороша, действительно вкусная. Я старомодного такого вкуса… И политики лучше пока нету.
15.08.1975
Говорю Молотову:
— От югославского поэта Иоле Станишича я узнал песню, которую пели сербские коммунисты в подполье:
— Привет ему, — говорит Молотов. И потом добавляет: — Я не думал так долго прожить, но теперь приходится держаться.
16.06.1983
— Я часто езжу в Москву на электричке, узнают меня рабочие, подсаживаются, беседуем. «Кто у нас замминистра иностранных дел? Ну какой он зам? Мы его не знаем. Что он в этом понимает? Вот вы были министром — вас все знали».
18.12.1970
— Я видел снимки в старых газетах — была такая военная форма у вас, это мидовская? А зачем?
— Да, да. Смысл тут был некоторый. Какой? Когда имеешь форму, тогда не обязан надевать фрак, смокинг и прочее все это. В одной форме. Форма была хорошая. И, видимо, у Сталина была идея подтянуть дисциплину. Форма подтягивает… Ну конечно, надолго не хватило. Кортики были даже. Я тоже носил кортик. (Парадную мидовскую форму В. М. Молотова я видел в шкафу в квартире на улице Грановского. Внушительная, черного цвета, золотое шитье, звезды.)
30.12.1973
— Вчера смотрели по телевизору встречу Кириленко с иностранными корреспондентами? — спрашиваю Молотова.
— Смотрел, смотрел. Но, конечно, можно его понять, он мало имел таких случаев. Я сам бывал в таких по-положениях. Не особенно приятная иногда публика. Вечно начинаешь отшучиваться.
Как-то раз у меня на пресс-конференции в Америке, в Нью-Йорке, нет, в Сан-Франциско, спросили: «Как по-русски правильно говорить: во-о-о-дка или водка?» Я говорю: «Мне нравится ваш выговор!» Они все рассмеялись. Они просто коверкали слово, а я отделался: «Мне нравится ваш выговор!» Ну, все рассмеялись, и так сошло запросто.
В другой раз, тоже в Сан-Франциско, собрались, ну, как сказать, не почитатели, а бывшие русские, которые давно уже живут в Америке, вот в честь представителя России они вечер устраивают, ну, разговаривают только по-американски, то есть по-английски. Обращается ко мне старший, что ли, председатель: «Что вас больше всего поразило в Америке?» — «Что поразило? Больше всего поразило, как плохо знают в Америке о России, как мало знают о России». Им от этого неловко стало, ведь они все русские. А я думаю, что я с ними буду церемониться? Действительно, такая дичь иной раз встречается…
— Но дипломатов, видимо, надо все-таки готовить специально, не просто — из партийных работников?
— Я вот никогда не готовился специально. У меня опыт партийной работы. И опыт полемики партийной. Мне приходилось много раз выступать на больших партийных собраниях против троцкистов, против правых, в обстановке, когда в полдень говорят, а в полседьмого надо выступать. По записке не будешь читать. Тебе не перепишут, не отредактируют. Этот опыт имеет значение и для дипломатов, потому что имеешь дело с такими серьезными противниками, политически очень грамотными — троцкистами, правыми. Это квалифицирует, поднимает, так сказать.
— В современных условиях партийные работники такого опыта не имеют.
— Не имеют, да. А им все хотелось бы, насколько производство выросло, насколько у колхозников производительность труда, это тоже все важно, интересно, но это не в полемике, не в драке с какими-то другими течениями противоположного характера.
— Да и на пленумах-то нет полемики.
— Да и на пленумах, везде, везде. Заглажено все — у них, конечно, все другое. В этом большая трудность.
— Я выступал на Пленуме ЦК комсомола, так мою речь за три месяца посылали в ЦК партии, читали, проверяли…
— Вот, вот. Нет, раньше мы, конечно, не в таких условиях воспитывались.
25.04.1975
— В свое время я открыл Институт международных отношений, чтоб создавать кадры. Мое детище. Но сейчас партийного духу там мало.
16.07.1978
— Какой я дипломат? Я не владею ни одним языком иностранным.
— Но ты же языки знаешь, по-французски свободно читаешь, я видел, да и по-английски и по-немецки, — говорит Молотову писатель С. И. Малашкин. Они дружат с 1919 года.
— Немного я мог на основных языках, но не по-настоящему. В ООН всегда с переводчиком. Ни один язык я не довел до конца. Поэтому и дипломат я не настоящий.
— Но я помню, как в ООН ты поправил переводчика, когда тот не точно выразил твою мысль…
— Я вот был министром — ведь не владел иностранными языками. Прочитать по-немецки, по-французски и кое-что понять в разговоре я мог, но самому отвечать уже трудно. А английский только в последнее десятилетие стали пускать в ход. Это был мой главный недостаток для дипломатии.
— Речь Гитлера после нападения Японии на Пёрл-Харбор вы переводили Сталину? Сталин попросил вас послушать и сообщить ему — было это?
— Так было, конечно.
17.07.1975
Знание языков
Молотов говорит, что не знает иностранных языков. Однако, читает Мопассана по-французски, Каутского — по-немецки… Я помню из детства, что в газетах писали, как он в ООН поправил переводчика, неточно переведшего с английского.
Сказал, что языки учил в ссылке.
24.07.1978
— И у Сталина другого не было, кому доверить внешнюю политику.
— Это другое дело, — говорит Молотов. — Я находился за границей не раз и в самых разных обстановках. Обо мне написано не только сторонниками. Но и противниками. За дурака меня не считали.
— Вот вы говорите: резервировать за собой возможность вернуться к этому вопросу. Так ведь дипломаты говорят.
— Я не настоящий дипломат, — утверждает Молотов.
— Из всех советских людей так считаете только вы один. Потому что все советские люди считают вас дипломатом № 1. Да и не только советские — даже Черчилль!
— Он имеет право, а вы не имеете. Я считаю себя политиком, а не дипломатом, прежде всего.
— А какой хороший дипломат — не политик?
— Рассуждение неправильное. Потому что политики бывают выше, чем дипломаты. Ну так поэтому и нельзя называться дипломатом. Неудобно.
— Даллес назвал вас лучшим дипломатом двадцатого века…
— Было дело под Артуром, — отшучивается Молотов.
— Черчилль написал, что Молотов был «тщательно отшлифованным дипломатом…». Вот что он о вас пишет:
«Человек, которого Сталин тогда выдвинул на трибуну советской внешней политики, заслуживает описания, которым в то время не располагали английское и французское правительства. Вячеслав Михайлович Молотов — человек выдающихся способностей и хладнокровно беспощадный. Он благополучно пережил все страшные случайности и испытания, которым все большевистские вожди подвергались в годы торжества революции. Он жил и процветал в обществе, где постоянно меняющиеся интересы сопровождались постоянной угрозой личной ликвидации. Его черные усы и проницательные глаза, плоское лицо, словесная ловкость, невозмутимость хорошо отражали его достоинство и искусство. Он стоял выше всех среди людей, пригодных быть агентами и орудием политики такой машины, действия которой невозможно было предсказать… Я встречался с ним только на равной ноге, в переговорах, где порой мелькала тень юмора, или на банкетах, где он любезно предлагал многочисленные, формальные и бессодержательные тосты. Я никогда не видал человеческого существа, которое больше бы подходило под современное представление об автомате. И все же при этом он был, очевидно, разумным и тщательно отшлифованным дипломатом. Как он относился к людям, стоящим ниже его, сказать не могу. То, как он вел себя по отношению к японскому послу в течение тех лет, когда в результате Тегеранской конференции Сталин обещал атаковать Японию после разгрома германской армии, можно представить себе по записям их бесед. Одно за другим щекотливые, зондирующие и затруднительные свидания проходили с полным хладнокровием, с непроницаемой скрытностью и вежливой официальной корректностью. Завеса не приоткрывалась ни на мгновение. Ни разу не было ни одной ненужной резкой ноты. Его улыбка, дышавшая сибирским холодом, его тщательно взвешенные и часто мудрые слова делали из него идеального выразителя советской политики в мировой ситуации, грозившей смертельной опасностью. Переписка с ним по спорным вопросам всегда была бесполезной…
Вся его жизнь прошла среди гибельных опасностей, которые либо угрожали ему самому, либо навлекались им на других. Нет сомнений, что в Молотове советская машина нашла способного и во многих отношениях типичного представителя — всегда верного члена партии и последователя коммунизма. Дожив до старости, я радуюсь тому, что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвергался, — я предпочел бы вовсе не родиться. Что же касается руководства внешней политикой, то Сюлли, Талейран и Меттерних с радостью примут его в свою компанию, если только есть такой загробный мир, куда большевики разрешают себе доступ».
Похожие книги на "Молотов. Полудержавный властелин", Чуев Феликс Иванович
Чуев Феликс Иванович читать все книги автора по порядку
Чуев Феликс Иванович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.