Вингейт (СИ) - Левит Илья Исаевич

Глава 88

Пограничные споры в Европе

О позиции английских «умиротворителей» — Невилла Чемберлена и компании — известно довольно широко. Ничуть не отставали и французы — премьер Деладье и посол в Германии Франсуа-Понсе. По воспоминаниям гитлеровского фельдмаршала Кейтеля, на последнем этапе мюнхенских переговоров французы даже превзошли англичан по глубине морального падения.

Меньше помнят о подлой роли Польши. В 1939 году эта страна будет вести себя геройски. А вот в 1938-м все было совсем наоборот. Польша, как и Чехословакия, являлась союзницей Франции. А географическое положение делало позицию Польши в те дни стратегически важной. Польское правительство тех дней называли «правительством полковников». Отношения Польши и Чехословакии были достаточно плохими. Сказывались территориальные споры.

Увы, «полковники» видели недалеко. Пытаясь воспользоваться трудностями Чехословакии польская разведка даже подготовляла подобие Судет в Тешине — там планировалось спровоцировать волнения польского населения, но этого не потребовалось. (Подобные деяния Польша успешно проводила в спорных с Германией районах в 1919–1922 годах).

Польша дала понять, что не собирается выполнять союзнический долг. Черчилль пишет: «В момент кризиса для английского и французского послов были закрыты все двери. Их не допускали даже к министру иностранных дел». А приятно было, наверно, полякам свысока глядеть на Англию и Францию! Кстати, многие считают, что именно великодержавные амбиции ими (поляками) и руководили! Ослабление Чехословакии должно было сделать Польшу лидером всего восточноевропейского мира между Россией и Германией. Может быть, это было даже важнее пограничных споров. Но, как бы то ни было, Польша тогда поступила подло и глупо, что тоже повлияло на французов. По мюнхенскому соглашению Польша получила Тешин. А польский министр иностранных дел Людвиг Бек, много постаравшийся для этого, получил высший польский орден «Белого орла».

Возмездие полякам пришло быстро.

Само мюнхенское соглашение я подробно комментировать не буду. Это факты широко известные. Англия и Франция предали чехов. Судеты отошли к Гитлеру. О Польше уже было сказано. Венгрия тоже кое-что получила. Чехословакия сопротивляться не решилась и потеряла 40 % своей территории. Гитлер опять торжественно обещал, что это его последние притязания в Европе.

После войны, на Нюрнбергском процессе, гитлеровского фельдмаршала Кейтеля спросили, начала бы Германия в 1938 году войну, если бы западные демократии поддержали Чехословакию? «Конечно нет, — ответил он, — мы были недостаточно сильны с военной точки зрения».

Глава 89

Миротворец Чемберлен

В эти дни Лондон искренне радовался миру. Немного было таких, кто понимал истинное состояние дел. Чемберлена, уверявшего, что он привез «50 лет мира», встречали песней «Ах, какой он молодец!». А меж тем дело было плохо. Чехословакия имела теперь немного возможностей для сопротивления. Мощь Гитлера в 1938 году возросла солидно. Население Германии увеличилось с 60 до 70 миллионов человек: Австрия и Судеты дали вместе 10 миллионов. В самой Германии заглохла всякая оппозиция: успехи были действительно поразительны, и в гений фюрера теперь уверовали почти все. Сталин больше не верил западным демократиям.

Кстати, французский премьер Деладье, кажется, кое-что понимал. Он был умнее Чемберлена. И в Париже праздника не устраивал. Но французский обыватель вздохнул с облегчением, когда ветер войны вроде бы стих, а начатая мобилизация резервистов отменена. На то он и обыватель [52]. А вот парламентариям по штату положено быть людьми умными и разбираться в политике.

Справедливости ради отмечу, что во всем мире многие тогда вздохнули с облегчением. Даже в далекой Америке.

Черчилль подробно рассказывает об атмосфере, царившей в парламенте, когда обсуждалось и ратифицировалось мюнхенское соглашение: «Многие искренне восхищались упорными и непоколебимыми усилиями Чемберлена сохранить мир и его личными трудами в этом деле». За договор было подано в 3 раза больше голосов, чем против него. Небольшая группа консерваторов во главе с Черчиллем воздержалась — голосованию «против» мешала внутрипартийная дисциплина. Но говорить не запрещалось. И Черчилль сказал, что он об этом думает, и предупредил: это не конец, а начало беды, «первый глоток из горькой чаши». Его перебивали крики ярости. Ослепли тогда все, что ли? Впрочем, когда у нас обсуждался договор в Осло, я видел нечто подобное.

Глава 90

«Месть англичанам»

Жила была в те самые времена в Лондоне хорошая женщина по имени Бланш Дагдейл, прозванная «Миссис Баффи» (это ее прозвище и по сей день для меня загадка). Так вот, была она племянницей Бальфура, его биографом и продолжательницей дела, то есть христианской сионистской. Очень она нам помогала, и очень ее у нас любили.

Столичный дом «Миссис Баффи» был одним из центров, где собирались сионисты. Свои, лондонские, и приехавшие с визитом из Земли Израильской. Как-то осенью 1938 года сидят у нее евреи, и входит, мрачнее тучи, Ян Масарик, он же Масарик-младший — сын Т. Масарика, в то время посол Чехословакии в Лондоне. Вера Вейцман и Баффи поднялись ему навстречу, расцеловали, как целуют человека в трауре. Потом все снова уселись и молча слушали долгую повесть Масарика о предательстве, мелких и крупных обманах английских дипломатов, бросивших на произвол судьбы свою союзницу Чехословакию. Никто его не перебивал. В конце концов он саркастически предложил приобрести в Лондоне трехэтажный дом. На первом этаже поселить императора Эфиопии, на втором — чешских эмигрантов, а третий зарезервировать для сионистов — их точно так же предадут, и придется им укрываться в Лондоне. А все думали: «А вы сами! Почему вы, чехи, не попытались сопротивляться!» Один из присутствовавших евреев Страны Израильской, кстати социалист, записал в своем дневнике: «Пришел Масарик и воздал англичанам страшную месть — в разговорах». А вопрос-то, действительно, непростой. Почему так долго не сопротивлялись Гитлеру? Почему все пятились перед ним, пока он не столкнулся с поляками? Самый простой ответ — боялись. Страх, подпитываемый воспоминаниями о «Великой войне», как тогда называли Первую мировую, конечно, сыграл свою роль. Но мои наблюдения за израильтянами в аналогичной ситуации — после договора в Осло — говорят, что не все здесь сводится к трусости. Да и лондонцы, когда пришел грозный час, трусости особой не проявили. Скорее наоборот. По-моему, тут большую роль играет конформизм. Входит что-то в моду, и очень трудно становится с этим бороться. Когда возникла при царе российском мода на левые взгляды, люди рисковали многим, чтобы прочесть бездарнейший роман Чернышевского «Что делать?». Попробуйте, почитайте его теперь.