Немецкие морские диверсанты во второй мировой войне - Беккер Кайюс

Основная проблема состояла, несомненно, в том, чтобы в такое трудное время, когда война шла уже далеко не первый год, найти достаточно безупречных в моральном отношении и сильных физически людей, которых можно было бы использовать в составе диверсионных групп типа «коммандос». В других, пользовавшихся рядом традиционных прав родах сил ВМС с самого начала войны имелись отборные кадры офицеров и рядовых; сверх того, эти рода сил ВМС гарантировали себе монопольное право на получение наиболее ценных контингентов призывников. «Морской патриотизм» проявлялся на флоте столь ярко, что его можно было назвать кастовостью. В подобных условиях вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, что вдруг придется отдавать своих людей, к тому же самых лучших, в состав какого-то нового соединения. Поэтому добровольцы из других родов сил, движимые страстью к приключениям или желанием участвовать в необычных по своему характеру боевых действиях нового соединения, лишь постепенно и в относительно небольшом количестве стали прибывать во вновь формируемые отряды.

Зато гораздо быстрее, чем можно было предположить, произошло слияние этих собранных из самых различных мест бойцов в единое неразрывное целое. Первые бойцы соединения «К» даже сняли с обмундирования знаки различия, чтобы устранить всякие мешающие сплочению факторы.

Некоторые выборки из записей очевидцев дают представление о весьма необычных методах боевой подготовки в новом соединении.

«Ночью нас часто поднимали по тревоге, – говорится в одном из таких свидетельств. – Однажды мы в кромешной тьме взбежали вверх по скату высоты, после чего нам было велено прыгать с обрыва вниз, в неизвестность. Впрочем, мы падали камнем всего метра три-четыре а затем покатились кувырком вниз по скату».

А вот другая запись.

«Наша группа держала так называемый «небольшой экзамен мужества» по методу Опладена. Нас, человек восемь-десять, выводят на открытую местность и приказывают лечь на землю головой к центру воображаемого круга диаметром 4 метра. Затем в центре устанавливается ручная граната, из которой выдергивается предохранительная чека. Мы считаем секунды. Раздается взрыв, и осколки летят над нами… Ах да, я забыл сказать, что на нас, конечно, были стальные шлемы. И все же…»

«Я дрезденец, – расказывает автор третьей записи, – и именно меня однажды послали в Мюнхен. Однако мне не дали ни командировочного предписания, ни каких-либо других документов вообще, предлагалось просто ускользать от всякого контроля. Я отправился в путь, уверенный по крайней мере в том, что от меня не откажутся, если я все-таки буду схвачен. Ко всему прочему в качестве доказательства своего пребывания в Мюнхене я должен был привезти с собой металлическую бляху, какую обычно носят на груди воинские железнодорожные патрули в качестве украшения и особого отличительного знака. Но это условие я не выполнил. Ведь тогда пришлось бы стать еще и вором-карманником. Вместо этого я снял в станционном зале эмалевую фирменную эмблему, что также показалось моим инструкторам достаточным. Потом мы по почте отослали эмблему обратно, анонимно разумеется».

В официальном учебном плане подобные трюки носили весьма прозаическое название: воспитание личной инициативы. Можно было бы упомянуть и многое другое в том же роде, рассказать, например, о том, как осуществлялись «нападения» на полицейские посты и войсковые караулы, которые особенно охотно избирались объектом подобных выходок, или как однажды едва не удалось увести со стоянки строго охранявшуюся (немецкую) подводную лодку. Можно вспомнить также о многочисленных других примерах испытания мужества, которому бойцы подвергались постоянно. Но и приведенных примеров достаточно. Несколько недель такой форсированной подготовки вселяли в бойцов соединения «К» чувство полной уверенности в себе даже перед лицом самых щекотливых ситуаций.

«Впрочем, в этом деле было одно «но», – свидетельствует командир одного из отрядов, старший лейтенант Принцхорн. – Со временем наши люди стали такими хитрецами и пройдохами, что научились «дерзать» и против начальства. Так, однажды (правда, это было уже гораздо позже, в Италии) один боец соединения «К», посаженный на гауптвахту офицером другой части за какую-то провинность, подорвал дверь камеры (подрывная шашка нашлась у него в кармане), вышел на свободу и в отличнейшем настроении вернулся в свой отряд. Возможно, конечно, что он руководствовался при этом самыми добрыми побуждениями: ведь в соединении «К» такой меры, как арест, вообще не существовало, а высшим дисциплинарным взысканием являлось исключение из списков соединения. Но все же столь экспансивное проявление «инициативы» было явлением исключительным даже среди этих людей…»

Вечером 17 января 1944 года гардемарины Петке и Потхаст – «два П», как их именовали в отряде, – были вызваны в штаб, после чего их повели в изолированный домик на самом берегу Балтийского моря. Часовые пропустили пришедших, и капитан-лейтенант Опладен открыл перед ними дверь. На полу, освещенные матовым светом, лежали два вытянутых стальных тела, по форме отдаленно напоминавших вздутые сигары. В средней части располагались небольшие надстройки, заставлявшие предполагать, что оба аппарата – миниатюрные подводные лодки.

– Ну как, рискнете на них поплавать? – спросил Опладен.

«Два П» повнимательнее осмотрели лежавшие перед ними стальные рыбины, отметив, что они грубо склепаны из нескольких кусков металла. Это как-то не вязалось со знаменитой «немецкой тщательностью»: до сих пор даже в военное время всегда придавалось большое значение внешней отделке изделий, подчас в ущерб целесообразности. А то, что лежало здесь, выглядело примитивно и уродливо. Было видно, что лодки сконструированы строго утилитарно, без всяких претензий на красоту или даже удобство обращения с ними.

– Конечно, поплывем, – сказал, наконец, Петке.

– А есть при них какая-нибудь инструкция? – осведомился Потхаст.

– К сожалению, ее не прислали, – ответил Опладен.

Петке и Потхаст подняли на него удивленные глаза. Опладен улыбнулся:

– Эти образцы только что привезены из Англии. Разумеется, не прямым путем. Противник депонировал их для нас в Норвегии. Там они были использованы в одной диверсии против нас. Их выловили из воды и переправили сюда самолетом.

Гардемарины, плававшие раньше в Средиземном море в составе 3-й флотилии торпедных катеров и затем присланные оттуда (вообще говоря, по ошибке) во вновь сформированный отряд, принадлежали к числу весьма немногих бойцов соединения, имевших опыт службы на флоте. Поэтому им и было поручено «прощупать» вражеские подлодки-малютки. Командование было весьма заинтересовано в том, чтобы получить точные данные относительно плавучести и других свойств нового боевого средства. Практическая польза получения этих данных не вызывала сомнения, так как их можно было использовать для усовершенствования своих собственных подлодок-малюток, конструкции которых как раз начали разрабатываться.

Увы, Петке и Потхаст ошибались, полагая, что уже обладают чудесной игрушкой, которая будет носить их по Балтийскому морю, куда им заблагорассудится. Дело обстояло иначе. Им обоим предстояло совершить ряд испытательных плаваний в соответствии со строгим графиком, в котором все их действия были расписаны с точностью до минуты. Во время испытаний за ними велось тщательное наблюдение: ведь могло произойти и нечто непредусмотренное. Еще тщательнее охранялась секретность их действий. Они сами вряд ли представляли, что делают, или, точнее, в какую общую картину складываются полученные ими результаты.

Как бы там ни было, этот цикл испытаний дал командованию представление о тактико-технических данных английских подлодок-малюток. Адмирал Гейе сообщает, что первые проекты аналогичных немецких подлодок кое в чем копировали английские образцы. Он пишет:

«Наша первая подлодка-малютка «Хехт» была выпущена лишь небольшой серией, поскольку о массированном применении ее не было речи. По проекту лодка должна была иметь водоизмещение 7 т, электрический привод (батареяэлектромотор) и одну мину в качестве вооружения. Мина должна была отделяться от лодки после того, как последняя подходила под водой вплотную к кораблю противника. Проектная дальность плавания лодки равнялась 90 милям. Поскольку подходящего готового образца компаса подобрать не удалось, гроссадмирал Дениц приказал приспособить для «Хехта» малогабаритный гирокомпас. Из-за этого размеры лодки увеличились, в средней части корпуса появилось вздутие для помещения гироскопа. Кроме того, несколько сократилась дальность плавания, поскольку часть электроэнергии расходовалась гироскопом.