С этой целью он выезжал в Скандинавские страны, однако осесть там на постоянное жительство ему не удалось. Иностранцы, имевшие временное разрешение на проживание, находились под контролем полиции, и это, естественно, накладывало свой отпечаток и на условия оперативной работы. Работать в таких условиях было чрезвычайно трудно.
После четырех лет пребывания в Европе, когда его положение с устройством на работу и получением вида на жительство становилось все более безнадежным, Гельфот направил в Центр просьбу разрешить ему возвратиться в Москву. В своем письме он, в частности, писал: «Я настолько издерган и изнервничался, что не могу работать. Нервы расшатаны до невозможности. Не пользовался отпуском четыре года».
Лео Гельфот вернулся в Союз, отдохнул, подлечился и снова был направлен за кордон. На этот раз его путь лежал в США. Задача осталась прежней — научно-техническая разведка.
В первую очередь ему рекомендовалось обратить внимание на получение данных, касающихся разрабатываемых в США защитных средств против боевых отравляющих веществ. В Германии в это время усиленно велись работы по созданию современного химического оружия и оснащению им армии. Это вызывало большое беспокойство советского руководства, и оно требовало от разведки не только сведений о видах и объемах производства боевых отравляющих веществ, но и данных о средствах защиты от них.
Гельфоту, в частности, поручалось изыскать возможности для получения следующих образцов и материалов:
— секретной пасты для лечения поражений от иприта;
— технологии синтеза искусственного гемоглобина;
— индивидуального противохимического пакета, применяемого в армии США;
— технической установки для обмывки в полевых условиях людей после поражения ипритом;
— средств-противоядий от боевых отравляющих веществ.
Прежде чем приступить к выполнению задания, ему пришлось
основательно поработать над созданием надежной базы, которая позволила затем на законных основаниях получить вид на жительство в США и право заниматься профессиональной деятельностью.
Уже первые результаты были обнадеживающими. Ему удалось добыть уникальный по тем временам образец портативного аппарата для переливания крови в боевых условиях. Аппарат был засекречен и представлял особую ценность для наших военных медиков. Однако успешно начатая работа в дальнейшем не получила развития. Лео заболел крупозным воспалением легких и «сгорел» буквально за несколько дней. Вместе с ним в командировке находилась его жена Мария Митрофановна, которая была его верной помощницей на протяжении всех восьми лет работы за рубежом. Кружным путем удалось вывезти ее в Союз. По ее просьбе в Москву была доставлена и урна с прахом мужа…
29. На западных окраинах бывшей империи
В 1921 году в Польше насчитывалось около 200 тысяч и в Прибалтике — примерно 85 тысяч российских эмигрантов, многие из которых состояли в монархических и других военно-политических организациях. В Варшаве обосновалась, в частности, штаб-квартира «Народного союза защиты родины и свободы» во главе с Б. Савинковым. В Прибалтике белогвардейские лидеры вели подготовку к провозглашению «Правительства России в изгнании» с временной дислокацией в Таллине.
Первая резидентура в Варшаве была создана в апреле 1921 года. Более двух лет ее возглавлял Мечислав Антонович Логановский [32], который, хотя и являлся новичком в разведке, внес весомый вклад в создание загранаппарата ИНО. Он был поляком, родился в г. Кельце. Участвовал в борьбе с царизмом, за что отбывал тюремное заключение. Хорошее знание обстановки в Польше и опыт подпольной работы помогли ему быстро наладить получение необходимой разведывательной информации. Резидентуре удалось добыть важные документальные сведения о деятельности эмигрантских группировок. Было установлено, что лагеря интернированных белогвардейских частей армии генерала Юденича, отрядов Перемыкина и Булак-Балаховича переданы польскими властями в распоряжение Б. Савинкова. В 1921 году он создал специальную группу по формированию «армии вторжения». Ее отряды подтягивались польскими властями к границе под видом направления на работы. Как обоснованно отмечалось в ноте украинского правительства руководству Польши от 30 октября 1921 г., «эпизодические до этого времени налеты на территорию Украины банд, которые формируются и содержатся на территории Польши, приобретают в настоящее время массовый координированный характер» [33].
Эти банды создавались и засылались на советскую территорию с ведома польской разведки и Генерального штаба, а также французской военной миссии во главе с генералом Нисселем (по соглашению держав Антанты в декабре 1917 года Польша отошла под французское влияние, Прибалтика — под английское), которые были в курсе творимых этими бандами злодеяний на советской земле. Варшавской резидентурой было подтверждено, что собственно польские спецслужбы уделяли основное внимание проведению разведывательной работы на Украине и в Белоруссии, где стремились создать массовую шпионскую сеть. Это, судя по документам организации Б. Савинкова, заключившей тайное соглашение с польскими властями о взаимодействии, было связано с планами образования «самостоятельной Белоруссии» под протекторатом Польши и передачи последней западных уездов Волынской и Подольской губерний, предоставления польским военным и предпринимателям выхода к Одесскому порту. Со стороны Варшавы это означало некоторое уменьшение ее «аппетита» по сравнению с маем 1920 года, когда польским правительством было подготовлено по существу колониальное соглашение с руководством так называемой Украинской национальной республики [34].
На протяжении 20-х годов ИНО тщательно отслеживал настойчивые попытки Варшавы сколотить антисоветский блок в регионе. Так, по инициативе поляков неоднократно представители генеральных штабов и спецслужб Польши, Латвии, Эстонии, Литвы, Финляндии и Румынии в конфиденциальном порядке проводили обмен мнениями о перспективах создания польско-балтийского союза. Определялось, какая страна будет вести разведку в том или ином районе СССР. Принимая во внимание широкий размах такого рода деятельности правящих кругов Польши, для усиления разведки был создан филиал варшавской резидентуры в Гданьске.
Одной из задач варшавской резидентуры являлось содействие в решении вопроса о возвращении российских военнопленных в войне с Польшей 1920 года. В отношении их польские власти нарушили общепринятые нормы обращения, что вызвало смерть нескольких десятков тысяч пленных. В ноте Наркоминдела РСФСР от 9 сентября 1921 г. на польскую сторону возлагалась ответственность за тот факт, что «из 130 тысяч русских пленных в Польше умерло 60 тысяч» [35]. Если даже принять польские данные, определяющие общее число военнопленных в 100 тысяч человек, и сравнить их с результатами репатриации (на август 1921 года выехало на родину 51 216 пленных, осталось — около 24 тысяч), то и в этом случае смертность остается весьма значительной — 25 тысяч человек.
Несмотря на то что разведка благодаря своевременному получению информации способствовала некоторой нормализации обстановки в приграничных с Польшей районах, а также поиску путей улучшения советско-польских отношений, в ее работе не все шло гладко. Так, в середине 20-х годов выяснилось, что значительная часть добываемых варшавской резидентурой сведений относится к разряду дезинформации. Это стало печальным результатом пренебрежения к проверке добросовестности источников сведений. Среди них оказались провокаторы, используя которых польские власти организовывали шумные антисоветские кампании.
Эти провалы частично компенсировались за счет результативной работы других разведточек ИНО. Например, резидентура в Париже добывала секретные сведения о деятельности польского МИД, дипломатической и военной миссий Польши во Франции. Активно работала по Польше и резидентура в Берлине. Кроме того, созданные в Германии нелегальные группы Беера и Монда в конце 20-х годов начали специализироваться на польской проблематике.
