Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Синдаловский Наум Александрович

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126

Воинствующий атеизм послереволюционных лет породил легенду о том, что на самом деле никаких мощей в Александро-Невской лавре не было. Будто бы задолго до Петра останки Александра Невского (если только они вообще сохранились в каком-либо виде, наставительно добавляет легенда) сгорели во Владимире во время пожара Успенского собора. Вместо мощей в Петербург привезли несколько обгорелых костей. Во избежание толков и пересудов Петр будто бы запер гробницу на ключ. Легенда эта включает фрагмент старинного предания, бытовавшего среди раскольников, которые считали Петра Антихристом, а Петербург – городом Антихриста, городом, проклятым Богом. По преданию, Петр дважды привозил мощи святого Александра в Петербург, и всякий раз они не хотели лежать в городе дьявола и уходили на старое место, во Владимир. Когда их привезли в третий раз, царь самолично запер раку, а ключ бросил в воду. Правда, как утверждает фольклор, не обошлось без события, о котором с мистическим страхом не один год передавали из уст в уста петербуржцы. Когда Петр в торжественной тишине запирал раку с мощами на ключ, то услышал позади себя ровный негромкий голос: «Зачем это все? Только на триста лет». Царь резко обернулся и успел заметить удалявшуюся фигуру в черном.

Первоначальный проект замкнутой монастырской территории, окруженной келейными корпусами с соборным храмом в центре, разработал в 1713–1715 годах первый архитектор Петербурга Доменико Трезини. Тогда же началось и строительство, которое по различным причинам растянулось на весь XVIII век. Несомненной удачей следует считать связь архитектурного пространства монастыря с городом, включение его в городскую черту. С этим прекрасно справился архитектор Иван Егорович Старов. Он как бы продолжил перспективу Невского проспекта внутрь монастыря, создав замечательные ворота с надвратной церковью и площадь между монастырем и проспектом. Выход на эту площадь со стороны Невского проспекта Старов оформил двумя скромной архитектуры домами, как бы вводящими в круг архитектурных образов монастыря. Так блестяще завершилось художественное воплощение политической идеи Петра: соединить периферийно расположенный Александро-Невский монастырь – духовный центр строящегося Петербурга – с его логическим, политическим и военным центром – Адмиралтейством.

Широко известна необычная для континентальной России любовь нового императора к морю. Она зародилась еще в детстве и сохранялась на протяжении всей жизни Петра. Все связанное с морем приводило его в неподдельное восхищение. Известно предание, как, будучи в Англии, он посетил специально в его честь устроенную «примерную морскую баталию». «Если бы я не был царем, – будто бы задумчиво пробормотал Петр, – то желал бы быть адмиралом великобританским». А вернувшись в Россию, чуть ли не главным в своей внутренней политике сделал создание русского флота.

Адмиралтейство, или, как тогда говорили, Адмиралтейский двор, с верфью для строительства судов заложили в 1704 году по чертежам самого Петра I. В 1719 году была предпринята первая перестройка Адмиралтейства под руководством «шпицного и плотницкого мастера» Германа ван Болеса. Тогда-то над въездными воротами и установили высокий «шпиц с яблоком» и корабликом на самом острие «шпица». С тех пор ни одна перестройка – а их было две: в 1727–1738 годах по проекту И. К. Коробова и через сто лет, в 1806–1823 годах, по чертежам А. Д. Захарова – не посягнула на эту удивительную идею ван Болеса. За два с половиной столетия Адмиралтейский шпиль с корабликом превратился в наиболее известную эмблему Петербурга. Уже в XVIII веке вокруг кораблика началось мифотворчество, поскольку ни один корабль, построенный Петром до 1719 года, ничего общего с корабликом на «шпице» Адмиралтейства не имел. Родилась легенда о том, что прообразом его был первый русский военный корабль, построенный при царе Алексее Михайловиче.

Действительно, «тишайший» царь Алексей Михайлович построил в 1668 году боевой корабль «Орел». Размером он был невелик – чуть более двадцати метров в длину и шесть с половиной в ширину. На нем впервые был поднят русский морской флаг. «Орел» строился на Оке, и первое свое плавание совершил по Волге, от села Деденево до Астрахани. Однако там он был захвачен отрядом Степана Разина и сожжен. Сохранилось изображение этого «прадедушки русского флота», сделанное неким голландцем. И, пожалуй, есть некоторое сходство кораблика на Адмиралтействе с изображением на рисунке.

С 1886 года тот подлинный кораблик находится в экспозиции Военно-морского музея, а на его месте, на Адмиралтейском шпиле, установлена точная копия.

Вокруг знаменитого кораблика витает множество мифов. Одни говорили, что внутри позолоченного шара под ним находится круглая кубышка из чистого золота, а в кубышке будто бы сложены образцы всех золотых монет, отчеканенных с момента основания Петербурга. Но открыть ее сложно, потому что тайна секретного поворота, открывающего кубышку, якобы безвозвратно утеряна. Другие утверждали, что никаких монет в кубышке нет, зато, говорили они, все три флага на мачтах кораблика уж точно сделаны из червонного золота. А в носовой части кораблика хранится личная буссоль Петра I. Строились догадки и фантастические предположения о названии кораблика. Одним удалось будто бы прочитать: «Не тронь меня», другим: «Бурям навстречу». На парусах кораблика действительно есть текст. На них выгравировано: «Возобновлен в 1864 году октября 1 дня архитектором Риглером, смотритель капитан 1 ранга Тегелев, помощник – штабс-капитан Степан Кирсанов». Шар же, или, как его называют, «яблоко», действительно полый. Внутри находится шкатулка, хотя и не золотая. В шкатулке хранятся сообщения обо всех ремонтах шпиля и кораблика, имена мастеров, участвовавших в ремонтах, несколько петербургских газет XIX века, ленинградские газеты и документы о капитальных ремонтах 1929, 1977 и 1999 годов.

Размышляя о путях просвещения и распространения знаний в России, Петр I обратился за советом к немецкому философу-идеалисту Готфриду Вильгельму Лейбницу. Одним из таких путей Лейбниц считал собирание всяческих редкостей и создание на их основе музеев. Эта идея настолько захватила царя, что претворение ее в жизнь стало не только государственным, но и глубоко личным делом Петра. Приводя в суеверный ужас невежд и ретроградов, Петр издал указ «О принесении родившихся уродов». Коллекция начала складываться еще в допетербургский период в Москве, куда свозились приобретенные царем и подаренные ему необычные вещи, инструменты, книги – все то, что, по мнению Лейбница, «может наставлять и нравиться», а по выражению Петра, – «зело старо и необыкновенно». В 1714 году коллекцию перевезли в Петербург и разместили в Летнем дворце, в специально выделенном для этого помещении, названном «Куншткамерой», что в переводе с немецкого означает «кабинет редкостей». Однако коллекция стремительно растет и очень скоро грозит вытеснить из Летнего дворца его обитателей. В 1719 году ее перевели в палаты опального к тому времени Александра Кикина на Береговую линию, вскоре переименованную в Шпалерную. Здесь, в Кикиных палатах, и открылся первый в России общедоступный музей.

Всю свою жизнь Петр лично заботился о пополнении своего музея. Так, по его распоряжению в Кунсткамеру было передано чучело павшего любимого коня императора, а также скелет его выездного лакея Николая Буржуа, необыкновенный рост которого равнялся двум метрам и почти тридцати сантиметрам. Петр увидел этого человека, находясь во Франции. Уговорил приехать в Россию и сделал личным лакеем. О скелете Буржуа до сих пор в Кунсткамере рассказывают легенды. Однажды во время пожара, случившегося в музее, пропал череп этого скелета. Со временем ему был подобран более или менее подходящий череп. Однако с тех пор, как утверждают музейные смотрители, по ночам скелет Буржуа покидает свое место и бродит по Кунсткамере в поисках своего черепа.

Однажды, как рассказывает старинное предание, Петр пришел в Кунсткамеру в сопровождении знатнейших людей. Указав на выставленные там редкости, царь будто бы сказал: «Теперь представляется полная возможность знакомить всех как с устройством тела человека и животных, так и с породами множества насекомых. Пусть народ наглядно видит богатство обитателей земного шара». Генерал-прокурор Сената граф Павел Иванович Ягужинский, имея в виду, что Кунсткамере нужна финансовая поддержка, чтобы приобретать новые редкости, предложил Петру взымать с посетителей плату по одному рублю. Это предложение не понравилось Петру. «Нет, Павел Иванович, – сказал он Ягужинскому, – чем брать, я скорее соглашусь угощать каждого пришедшего чаем, кофе или водкой».

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126