Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Председатель Конев: Подсудимый Деканозов, вам предоставляется последнее слово.
Деканозов: Действительно, я был близок к Берия. Главнейшие черты характера Берия это — карьеризм, честолюбие, выпячивание своей роли в государстве. Однако все это как-то проходило мимо меня. Я и другие лица, близкие к Берия, смотрели на его отрицательные черты сквозь пальцы.
Мною совершены некоторые преступления, но они не являются преступлениями контрреволюционными. Я виновен в избиении Борового и сейчас очень рад, что он жив. Отрицаю свою виновность в деле Кедрова, Голубева и Батуриной. Здесь была большая провокация со стороны Берия, и расправа, совершенная над Батуриной, Кедровым и Голубевым, является преступлением Берия. Это дело носит неприятный характер, так как, арестовывая Батурину, Кедрова и Голубева, Берия рассчитывал нанести удар по другим лицам, занимавшим более высокое общественное положение. Проводя наблюдение за Кедровым, Голубевым и Батуриной, я лишь выполнял преступное распоряжение Берия.
Я признаю факты своего морального разложения. Во время суда, когда исследовались вопросы, связанные с моим моральным обликом, я выглядел очень плохо и хотя некоторые факты преувеличены, но и то, что мною совершено, я считаю для себя совершенно недопустимым.
Прошу суд учесть, что контрреволюционных преступлений я не совершал и осудить меня по другим статьям уголовного кодекса.
Председатель Конев: Подсудимый Влодзимирский, вам предоставляется последнее слово.
Влодзимирский: О том, что в НКВД, а затем в МГБ и МВД совершались преступления, я узнал лишь при ознакомлении с делом. Еще раз заявляю, что близким человеком Берия я не был. Подтверждаю, что я участвовал в избиении арестованных, но, поступая так, я полагал, что Берия отдает распоряжения об избиениях, предварительно согласовав их.
Заключения о расстреле 25 арестованных я подписал, датировав их задним числом, по распоряжению Меркулова.
Постановление об аресте Константина Орджоникидзе было подписано мною на основании распоряжении Кобулова.
Я еще раз прошу суд оценить объективно все доказательства, собранные в отношении меня, и изменить квалификацию моего обвинения.
Председатель Конев: Подсудимый Мешик, вам предоставляется последнее слово.
Мешик: Я признаю себя виновным в том, что оказался пособником ряда преступлений Берия, не зная о том, что он враг. В этом я виновен. Я хочу, чтобы мне вынесли самую суровую кару с этой формулировкой. Я не хочу снисхождения, а судите меня за то, в чем я виноват. Однако я не признаю себя виновным в совершении преступлений во время работы на Украине.
У меня есть семья, и я прошу суд, чтобы его приговор не отразился на моей семье.
В 21 час 15 минут Председатель объявляет перерыв до 23 декабря 1953 года.
Пятый день судебного заседания.
23 декабря 1953 года.
12 часов 45 минут.
Председатель Конев: Судебное заседание продолжается. Подсудимый Меркулов, вам предоставляется последнее слово.
Меркулов: Статьи о контрреволюционных преступлениях были предъявлены в обвинение мне неправильно. Произошло роковое для меня стечение обстоятельств.
Одним из центральных пунктов моего обвинения является составление списка о расстреле 25 арестованных. Однако, участвуя в составлении этого списка, я поверил словам Берия о том, что расстрел арестованных согласован.
Я виновен в том, что стал причиной смерти невиновного человека — Скпизкова, [162] который был расстрелян, но это преступление я совершил в силу допущенной халатности, а не умышленно. Лишь на следствии я впервые узнал, что оказался причиной смерти невиновного человека. Я готов за это нести любое наказание, но считаю, что допустил не контрреволюционное, а должностное преступление.
Мне сейчас стыдно за близость свою к Берия. Я многое сделал для него, помогал ему, но я думал, что Берия является честным человеком. Сейчас я понимаю, что человек с таким нравственным обликом, как Берия, не мог быть честным членом партии и государственным деятелем. Если бы он не был своевременно разоблачен, то нанес бы непоправимый вред социалистической Родине.
Берия также нанес тяжелый удар моей семье, [163] но я прошу Вас не переносить на меня Вашу справедливую ненависть к Берия.
Я прошу одного — снять с меня контрреволюционные статьи и осудить меня по другим статьям Уголовного Кодекса.
Председатель Конев: Подсудимый Берия, Вам предоставляется последнее слово.
Берия: Я уже показал суду, в чем я признаю себя виновным. Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако я заявляю, что, даже находясь на службе там, не совершал ничего вредного. [164]
Полностью признаю свое морально-бытовое разложение Многочисленные связи с женщинами, о которых здесь говорилось, позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии.
Признаю, что, вступив в связь с Дроздовой, я совершил преступление, отрицаю факт насилия.
Признаю, что я ответственен за перегибы и извращения социалистической законности в 1937–1938 годах, но прошу суд учесть, что контрреволюционных, антисоветских целей у меня при этом не было. Причина моих преступлений в обстановке того времени.
Моя большая антипартийная ошибка заключается в том, что я дал указание собирать сведения о деятельности партийных организаций и составлять докладные записки по Украине, Белоруссии и Прибалтике. Однако и при этом я не преследовал контрреволюционных целей.
Не считаю себя виновным в попытке дезорганизовывать оборону Кавказа в период Великой Отечественной войны.
Прошу Вас при вынесении приговора тщательно проанализировать мои действия, не рассматривать меня как контрреволюционера, а применить ко мне те статьи Уголовного Кодекса, которые я действительно заслуживаю».
Итак, подсудимые виновными в государственных преступлениях себя не считают. Все валят на Берия. Это тоже факт. Но это другая тема разговора.
А утверждение суда о том, что подсудимые «признали себя виновными в совершении ряда тягчайших государственных преступлений», — фантазия судей, попытка выдать желаемое за действительное.
Берия — пособник Гитлера… в битве за Кавказ
Из приговора:
«Изменническая деятельность Берия в период войны выразилась и в том, что осенью 1942 года, в напряженный момент обороны Кавказа, Берия с помощью своих соучастников пытался открыть врагу перевалы через Главный Кавказский хребет, что должно было по преступному замыслу заговорщиков привести к иностранной оккупации Закавказья, и передать в руки империалистических государств Бакинскую нефть».
На следствии это конкретизировано еще и тем, что Берия халатно отнесся к выполнению задания ГКО по организации обороны Кавказа, своевременно не ввел в бой на перевалах две резервные дивизии НКВД, чем осложнил ситуацию. Кроме того, без всяких оснований снял с должности командующего 46-й армией генерала В. Сергацкова, заменив его генералом К. Леселидзе (грузином по национальности и своим другом).
По мнению специалистов в области военного искусства, использование войсковых, маневренных резервов в горной местности — очень сложная задача, зависящая от множества факторов. Однозначно здесь не ответишь. А смена командующего армией — это право представителя ставки ГКО, коим являлся тогда Берия. Здесь никаких нарушений нет. Да и вообще «победителей не судят». Тем более через 11 лет.
Ну а насчет намерения Берия пропустить немцев для «иностранной оккупации Закавказья и передаче в руки империалистических государств Бакинской нефти» можно сказать одно — глупость.
Вспомним, какие задачи ставило немецкое командование, планируя наступление на Кавказ.
1. Захватить основные нефтедобывающие районы СССР. (В то время на долю Северного Кавказа и Закавказья приходилось 86,5 процента общесоюзной добычи нефти. На Кавказе добывалось также 56,5 процента марганцевой руды, это был и богатейший сельскохозяйственный край.)
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
