Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 169
В переводе на язык августа 1939 года, в устах Гитлера это означало, что поляки должны были превратиться в илотов (народ рабов), а их национальное достояние, государственность и культура ограблены. Гордым полякам предстояло стать рабочим скотом, слугами немецких господ. 22 августа 1939 года на совещании в Оберзальцбурге военное командование было поставлено в известность о решении диктатора покончить с Польшей. Генерал-фельдмаршал фон Бок [128] вспоминал о словах, сказанных тогда Гитлером: «При этом могут возникнуть обстоятельства, которые не вызовут аплодисментов немецких генералов. Поэтому он намерен не возлагать на войска проведение необходимых подчас ликвидационных мероприятий… они будут осуществляться СС».
Именно поэтому Гитлер вызвал к себе шефа СС и навечно связал охранные отряды с польской трагедией. Он поставил перед Гиммлером задачу создать специальные оперативные группы [129], которые должны будут следовать за войсками в Польше и ликвидировать польскую руководящую верхушку.
Оперативные группы полиции безопасности были задействованы на всех этапах экспансионистской политики нацистского руководства. Они уже шли за войсками при присоединении Австрии и разгрома Чехословакии. После выполнения своей задачи эти группы превращались в постоянные местные организации гестапо и службы безопасности.
Для польской кампании Гейдрих сформировал пять оперативных групп, члены которых были обмундированы в полевую форму спецподразделений СС и носили на левом рукаве ромб с буквами СД. Каждая такая группа была придана развернутой для боевых действий армии и состояла из четырех команд по 100-150 человек, которые в свою очередь придавались корпусам. Оперативными группами командовали: бригадефюрер СС Бруно Штреккенбах — группой, приданной 14-й армии генерал-полковника Вильгельма Листа [130], имевшей задачу наступать на Львов; оберштурмбанфюрер СС Эмануил Шефер — группой, приданной 10-й армии генерала Вальтера фон Райхенау, должной наступать до Вислы южнее Варшавы; оберштурмбанфюрер СС Херберт Фишер — группой, приданной 8-й армии генерала Иоханнеса Бласковица, имевшей задачу продвижения на Лодзь; бригадефюрер СС Лотар Бойтель — группой, приданной 4-й армии, имевшей задачу овладения крепостью Модлин, армией командовал генерал Гюнтер Клюге [131]; штандартенфюрер СС Эрнст Дамцог — группой, приданной 3-й армии генерала Георга фон Кюхлера.
Приказ, предусматривающий ликвидацию польской элиты, группы должны были держать в секрете даже от командования вермахта. Конечно, вермахт мог в определенной степени контролировать их действия, поскольку они были ему подчинены. Кроме того, генералам удалось получить от Гитлера уверение в том, что после окончания боевых действий вся власть в Польше перейдет в руки военных. Это, естественно, не могло не беспокоить Гиммлера и Гейдриха.
Поэтому они были вынуждены действовать осторожно, информируя командование вермахта о своих задачах весьма общо, кратко и лаконично. В связи с этим в приказе по 8-й армии, например, от 9 сентября 1939 года о задаче оперативной группы говорилось: «Борьба с элементами, настроенными враждебно по отношению к рейху и немцам, в тылу сражающихся войск, в особенности — осуществление контрразведывательной деятельности, задержание политически ненадежных лиц, конфискация оружия, взятие под сохранность важной документации».
Конечно, ликвидацию польских дворян, священников и представителей интеллигенции нельзя было полностью скрыть от солдат вермахта. И перед Гиммлером и Гейдрихом встала дилемма: либо открыть тайну диктатора, либо сознательно пойти на то, чтобы вермахт рассматривал оперативные группы как недисциплинированную банду убийц.
Через несколько месяцев до Гиммлера и Гейдриха дошло, что фюрер поставил их в довольно щекотливое положение. И Гиммлер попытался переложить всю вину на диктатора, заклиная генералов: «Я ведь не делаю ничего, о чем бы не знал фюрер». Гейдрих же отметил, что в оккупированной Польше дело дошло до размолвок с командованием сухопутных войск, поскольку «указания, требовавшие от оперативных групп применения самых радикальных мер по отношению к полякам (например, ликвидация буквально тысячами руководящей верхушки страны), не были доведены до командования вермахта и тем более до войск, в результате чего действия полиции и СС рассматривались ими как произвол и грубое своеволие».
Военные быстро поняли, чтo именно привело в Польшу оперативные группы СС. Уже 8 сентября начальник абвера адмирал Канарис сообщил оберквартирмейстеру генералу Штюльпнагелю [132], что руководство СС похваляется тем, что ежедневно расстреливается не менее 200 поляков, причем никакого судебного разбирательства не производится. Жертвы в основном евреи, дворяне и священники…
Через три дня в поезде фюрера под Илльной Канарис доложил начальнику штаба верховного главнокомандования вермахта Кейтелю о происходящем и предупредил: «За такие методы и поступки мир когда-нибудь предъявит обвинение виновным, в том числе и вермахту, на глазах которого происходит подобное».
Генерал-полковник Кейтель на это, однако, не отреагировал, прикрывшись лишь каннибальской логикой Гитлера: если вермахт не желает сам заниматься «такими делами», то пусть смирятся с тем, что ликвидационную работу осуществляют полиция безопасности и СС.
Таким образом вермахт взял на себя роль стороннего статиста. И хотя подчиненные Канариса собирали материалы о преступных делах оперативных групп СС, по несчастной Польше продолжал катиться вал террора. Охотники за людьми из состава оперативных групп и команд восторженно констатировали дословное выполнение указаний Гитлера:
«Лица из числа руководства в Польше, выявленные нами, уничтожаются. Те же, кто подрастет, будут нами учтены и через определенный промежуток времени ликвидированы».
Со списками на руках гейдриховские молодчики арестовывали польских учителей, врачей, чиновников, священнослужителей, помещиков и коммерсантов и собирали их в сборных лагерях, в целом ряде которых эти люди подвергались уничтожению. Фабрика по изготовлению топленого жира в Торуне, мельница в Бромберге (Быдгоще), лагеря Солдау и Штуттхоф, седьмой форт в Познани стали для тысяч поляков последними этапами их жизни.
«Наша задача состоит в ликвидации радикальных элементов», — заявил штурмбанфюрер СС Редер, возглавлявший оперативную команду в Бромберге. «Радикалами» считались в первую очередь польские националисты, члены союза «Вестмаркен» (западные области) и польские шовинисты, требовавшие аннексии некоторых регионов рейха.
О гонениях на священников говорит тот факт, что, например, в епархии Пелплина из 690 известных священнослужителей было арестовано две трети. Тот же Редер докладывал в Берлин: «Большая часть католических священников устранена».
Историк Мартин Бросцат, анализирующий немецкую политику в Польше, отмечал, что только за первые месяцы немецкого господства число жертв там достигло нескольких десятков тысяч человек. Гейдрих заявил 27 сентября 1939 года: «От польского руководящего состава в оккупированных областях осталось не более трех процентов».
Наряду с оперативными группами СС в Польше свирепствовали и фольксдойче. В Данциге и Западной Пруссии несколько тысяч фанатиков наводили страх и ужас, не прощая полякам пережитых унижений.
Положение усугублялось тем, что с началом военных действий польские власти и организации, подвигнутые гитлеровской пропагандой и шпиономанией, обрушились на немцев, проживавших в западных областях страны. В движение пришли тысячи людей. На разноцветной бумаге составлялись списки. Тех, кто значился на красной бумаге, отправляли в местные тюрьмы, на розовой — в лагеря для интернированных, на желтой — высылались в центральные и восточные районы Польши. Националистические организации проводили специальные акции по спискам на черной бумаге, расправляясь с «немцами», «гитлеровцами», «швабами».