Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - Коган Галина Фридмановна

Автограф // Архив Л. Н. Толстого (Москва). — Ф. В. П. Боткина. — Ед. хр. 84.

69. М. Н. Стоюнина [971] — А. Г. Достоевской

<С.-Петербург. Весна 1869 г.>

…Голубка моя дорогая, не откладывайте своего приезда в Петербург до осени. Приезжайте хоть в конце мая или в июне, чтобы ты здесь родила, а не там, а то если ты там родишь в сентябре, то как же ты повезешь такого маленького ребенка в холодную осень, ведь это значит наверное простудить ребенка <…> Поверь мне, Неточка, что и для Федора Михайловича переход из хорошего климата в наш не будет так резок летом, как осенью. Ах, если б мои увещеванья, т. е. доводы, на вас подействовали! [972]…

Автограф // ИРЛИ. — 30282. — С. CXIIб6.

70. А. М. Достоевский — Д. И. Достоевской

Москва. 29 ноября 1869 г.

…Вчера я узнал, между прочим, почему сестры так дуются и недовольны Веселовским [973]. Дело в том, что брат Федор Михайлович вместе с письмом к Веселовскому (которое он, т. е. Веселовский, переслал мне) [974] писал таковое же письмо и к Сонечке Ивановой, в котором говорит, что ему передали Кашперов и Майков, что Веселовский готов по протекции кого-либо из наследников руководить в иске об уничтожении духовного завещания как составленного не при здравом смысле завещательницы [975]. Ясно, что письмо это брат Федор Михайлович написал с тех же верных переданных известий, как и письмо к Веселовскому, в котором говорится о смерти тетушки, об опеке над семейством брата Михаила Михайловича и прочих нелепых слухов. — Когда я сам показал письмо брата Федора Михайловича Веселовскому и мой ответ к брату и объяснил им, что ежели Веселовский захотел бы действительно хлопотать об уничтожении духовного завещания, то он не пересылал бы мне письма брата, а сам вошел бы с ним в сношения… то сестры, кажется, немного поуспокоились… Но, впрочем, я заранее объяснил им, что я вовсе не хочу стоять и быть защитником перед ними за Веселовского; что они сами выбрали его опекуном, я же только познакомил его с ними в критическое время смерти Александра Павловича [976].

Автограф // ЛБ. — Ф. 93.111.10.7.

71. А. Г. Достоевская — А. Н. Майкову

Дрезден. 17/29 октября 1870 г.

Не посетуйте на меня, многоуважаемый Аполлон Николаевич, что я решаюсь обеспокоить вас одною очень важною для меня просьбою, за исполнение которой я буду вам чрезвычайно благодарна. Вы были так обязательны, что доставили Павлу Александровичу Исаеву работу по составлению статистических списков г. Петербурга; он, кажется, надеется получить по вашему ходатайству такую же работу и в Москве в нынешнем декабре месяце. Я хотела просить вас, многоуважаемый Аполлон Николаевич, если только это возможно, доставить это занятие и моему брату Ивану Григорьевичу Сниткину [977] <…> Но, пожалуйста, Аполлон Николаевич, если моя просьба хоть немного может затруднить вас, не исполняйте ее. Я ни за что в мире не захочу поставить вас в неприятное положение. Если же просьбу исполнить легко, то будьте столь обязательны, известите меня в письме к Федору Михайловичу или напишите два слова к моему брату в Москву <…>

Как ваше здоровье? Как здоровье милой и доброй Анны Ивановны? Передайте ей мой поклон и мое горячее желание поскорее ее вновь увидеть. Я редко встречала такое прекрасное и доброе существо, как Анна Ивановна. Мое знакомство с нею навсегда останется для меня одним из лучших воспоминаний в жизни. Мы очень часто вспоминаем ваше семейство с матушкой и Федором Михайловичем. Как поживают ваши дети? Как, я думаю, они выросли! Прилагаю карточку вашей крестницы и буду очень счастлива, если моя Люба вам понравится. Ей уже более году; у нее десять зубков, она уже умеет немного говорить и ходит, хотя не очень твердо. Здоровья она довольно крепкого и бодро вынесла зубки и неважные детские болезни. Мы все ее очень любим; она же, кажется, больше всех любит Федора Михайловича, который ее чрезвычайно балует и ни в чем ей не отказывает; я волей-неволей должна играть роль строгой матери, иначе с нею сладу не будет.

Ах, Аполлон Николаевич, как нам хочется воротиться в Россию, какая ужасная тоска здесь [978], особенно теперь, когда, после побед, немцы стали еще грубей и наглей. Как мне наскучили эти вечные переезды, неименье своего, постоянного угла. А еще находятся люди, которые тоскуют, что не могут век жить за границей, я здесь встречала таких. Когда мне удастся, наконец, воротиться домой и устроиться, тогда, мне кажется, меня никакими калачами, никакими заграницами из России не выманишь. Но пока возвращение — прекрасная мечта, которая неизвестно когда осуществится. Наши кредиторы непременно засадят Федора Михайловича в долговое. Вот если б они согласились меня посадить вместо Федора Михайловича, то я бы ни минуты здесь более не осталась. Вся надежда на работу Федора Михайловича, а тут в последнее время у него начались довольно частые и сильные припадки, что очень останавливает работу. Мы живем очень дружно и счастливо, и я считала бы себя счастливее всех в мире, если б не эта вечная тоска по России <…> Моя матушка и Федор Михайлович просят меня передать вам и доброй Анне Ивановне их низкий поклон. Пишите почаще, вы не знаете, что значит получить письмо с родины; мы оживаем, читая ваши письма…

Автограф // ИРЛИ. — 16643. — C. VIIб6.

72. П. Д. Голохвастов [979] — С. А. Юрьеву [980]

С. Рубцово. 7 декабря 1870 г.

…Если вы успели узнать наверное, где живет Достоевский, в Швейцарии ли и в каком именно месте, то напишите мне [981] <…> К празднику буду писать отцу Петрову [982], напишу кстати и про Достоевского…

Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 636. — Оп. 1. — Ед. хр. 192.

73. А. А. Иванов [983] — В. М. Ивановой

<С.-Петербург> 20 февраля 1872 г.

…В четверг я был зван к Федору Михайловичу дяде на именины [984]. Провел там вечер, наблюдая во все глаза и уши наружность и нравы литераторов. Удостоился лицезреть следующих представителей этой породы людей: Полонского, двух Ламанских [985], Всеволода Крестовского, Страхова, Кашпирева [986], Майкова, Владиславлева [987] и еще какого-то старичка привлекательной наружности, имени которого я не узнал. Если хотите, то вот вам маленькая опись этих представителей.

Полонский — высокого роста, болезненного вида, ходит прихрамывая, находит непонятным содержание стихотворения Фета "Мороз на стекле", помещенного в № 1 "Зари".