Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - Коган Галина Фридмановна

Было это всего за пять лет до того, как Ап. Григорьев послал Одоевскому письмо "с просьбою о приеме и покровительстве", и в тот же день пришел к нему.

Вполне возможно, что во время разговора 28 декабря 1860 г. с М. М. Достоевским Одоевский похвалил статью Ап. Григорьева, которую тот дал ему прочитать в рукописи и о которой Одоевский писал Плетневу как о "замечательной".

В конце декабря братья Достоевские были, конечно, заняты подготовкой второй книжки журнала "Время". И они включили в нее ту самую статью Ап. Григорьева, дав ей название "Народность и литература" (цензурное разрешение этой книжки 9 февраля 1861 г., а объявление о ее выходе появилось в газетах 11 февраля). Всего же с февраля по май 1861 г. в журнале "Время" было напечатано свыше десяти статей критика. Но из-за разногласий с редакторами журнала Ап. Григорьев летом того же года переехал в Оренбург.

Глубоко был прав Ф. М. Достоевский, сказавший:

"Я полагаю, что Григорьев не мог бы ужиться вполне спокойно ни в одной редакции в мире. А если бы у него был свой журнал, то он бы утопил его сам, месяцев через пять после основания" (XII. — С. 353).

Однако конфликт с редакцией "Времени" объясняется не только свойствами характера Ап. Григорьева. В письме к Майкову отчетливо видно и то, что соединяло Ап. Григорьева с Достоевским ("самая дерзкая борьба за поэзию, народность, идеализм"), и то, что их решительно разъединяло: Достоевский в начале 1860-х годов относился к материализму и социализму, к журналу "Современник" с глубоким интересом, вел серьезную полемику с Чернышевским и с Добролюбовым, ясно понимая, что речь идет о самых значительных проблемах эпохи. Это не было похоже на безапелляционное отрицание идеи материального прогресса ("антихрист народился") и социальной утопии Чернышевского, которое мы находим у Григорьева. Так, в этом программном документе, относящемся еще к периоду до начала сотрудничества Ап. Григорьева в журнале "Время", содержится выразительная характеристика его взглядов, которая многое объясняет в разногласиях, возникших у критика с редакцией журнала братьев Достоевских в середине 1861 г. [1557]

Разыскания о Достоевском. Сообщения Г. Ф. Коган

Появление Достоевского в Петербурге после долгих лет каторги и солдатчины было восторженно встречено революционной молодежью. "…В нем чтили недавнего страдальца", каторгой поплатившегося за свои убеждения, — вспоминает один из участников революционного движения 1860-х годов [1558]. По свидетельству современников, студенческая молодежь "так же горячо, как и Некрасова" [1559] принимала Достоевского на литературных вечерах. По просьбе молодежи "прямо ради демонстрации" [1560]. Достоевский читал отрывки из "Записок из Мертвого дома". "Тогдашний Достоевский еще считался чуть не революционером" [1561], — писал П. Д. Боборыкин. В авторе романа "Униженные и оскорбленные", открывавшем в 1861 г. первый номер журнала "Время", современники видели "борца за общественную правду и обличителя всего того, что давило в России всякую свободу и тушило каждый лишний луч света" [1562]. С чтением отрывков из своих романов Достоевский выступал и в Петербурге, и в Москве. Его имя, наряду с именами Чернышевского, Некрасова, В. Курочкина, упоминается не раз в петербургских и московских афишах [1563] и в агентурных донесениях III Отделения о наблюдении за литературными чтениями. Так, в одном из донесений о вечере, устроенном 10 апреля 1863 г. в Петербурге в зале Благородного собрания студентами Медико-хирургической академии, указывалось, что Достоевский "вместо назначенной 9-й главы из "Мертвого дома" прочел очерк семейной жизни французской буржуазии" ("Зимние заметки о летних впечатлениях") [1564]. Достоевского приглашали на вечера в пользу воскресных школ, являвшихся в начале 1860-х годов первыми очагами революционной деятельности молодежи, и на вечера, собиравшие средства для "недостаточных студентов" и сосланных революционеров. В частности Достоевский принимал участие в вечере в пользу сосланного в Сибирь поэта-революционера М. Л. Михайлова. Этот вечер, по составу участников его, был воспринят современниками "как бы выставкой всех передовых, прогрессивных, литературных сил" [1565].

Характерным явлением 1860-х годов были кружки студенческой молодежи, которые участники революционного движения называли "настоящей школой общественности" [1566]. Достоевский мог знать о студенческих собраниях из рассказов своих друзей. Заметную роль в студенческой среде играли сестры Сусловы, числившиеся III Отделением среди девиц "известных под именем стриженых" и "принадлежавших к партии нигилистов" [1567]. Страхов мог рассказать Достоевскому об устроенной им на своей квартире "последней пирушке в честь высылаемых студентов" [1568], когда провожали в ссылку участника студенческого движения М. П. Покровского. (Ему Достоевский передаст через Е. А. Штакеншнейдер в 1870-е годы привет, узнав о его возвращении из ссылки и возобновит с ним знакомство [1569].) Студенческие вечера устраивались и у первой слушательницы Петербургского университета Е. И. Корсини, где "собирался более тесный кружок, связанный очень близкими дружескими отношениями и даже сердечными привязанностями" [1570]. Здесь бывали П. И. Боков, М. А. Обручева. Сохранилось письмо Корсини к Достоевскому, свидетельствующее о внимании и доверии революционного студенчества к бывшему петрашевцу. Корсини рекомендует Достоевскому популярного в кругу Чернышевского молодого врача П. И. Бокова [1571]. Весьма вероятно, что популярный среди молодежи автор "Записок из Мертвого дома", один из немногих петрашевцев, вернувшихся в начале 1860-х годов в Петербург, сам не раз бывал почетным гостем студенческих собраний и ему был хорошо знаком "шум и оживленный говор большого собрания…" "человек в пятнадцать" [1572], где, как когда-то в годы его юности, "чуть не дрались", горячо и страстно споря "о социализме", о "провозвестниках новой истины", о "полезной деятельности", призывая друг друга немедленно "разрешить вопрос" [1573]. Несомненно, об этом общении со студенческой средой в начале 1860-х годов вспоминал Достоевский в 1866 г. в письме к М. Н. Каткову: "…Все эти гимназистики, студентики, которых я так много видал, так чисто, так беззаветно обратились в нигилизм во имя чести, правды и истинной пользы!" [1574].