Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177
Бьяаланд, однако, отказывался впадать в уныние или гневаться на богов:
Было очень красиво [написано в его дневнике], а когда туман снова поднялся, то горы и ледник заиграли своими чудесными красками. Никакой художник не смог бы добиться такого волшебства: невероятные сине-зелёные отражения в тумане.
Когда Бьяаланд писал это, его жизнь ежеминутно висела на волоске. Трещины и расщелины открывались на каждом шагу — слева и справа, впереди и сзади. Никто не был уверен в том, что в следующий момент снег не расступится под ногами и не поглотит их всех — и людей, и собак. Они не проваливались только благодаря виртуозному передвижению на лыжах и тщательному перераспределению веса. Был один катастрофический момент, когда снежный мост обрушился под Вистингом, но Амундсен спасся благодаря своему хладнокровию. «Кто-то назвал бы это везением», — отметил он. После трёх дней выживания в этом снежном аду они, наконец, вышли к участку гладкого отполированного льда, совсем чистого от снега. К сожалению, сочтя, что худшее позади, шипы для обуви они оставили в «Лавке мясника».
Без них [писал Амундсен] подниматься по голому льду было практически невозможно. Тысячи мыслей пронеслись в моей голове. Неужели пропал наш полюс из-за такого идиотского просчёта?
Каким-то образом, поскальзываясь, съезжая вниз, дюйм за дюймом они всё же подняли сани наверх. Почему, не имея никакой точки опоры, они не погибли, никто так и не понял. В тот вечер не получилось найти участок снега для палатки, и её пришлось ставить на неудобной поверхности из твёрдого льда. Зато из такого льда хорошо получается делать воду, что очень важно в определённые моменты. Снег и лёд бесконечно многообразны, поэтому лучше избегать тех видов, которые слишком насыщены воздухом, поскольку при нагревании они превращаются в смехотворно малую относительно их первоначального объёма порцию воды, а это приводит к пустой трате топлива. Снег или лёд нужного качества обычно приходилось искать. Но на сей раз Хасселю, на которого обычно возлагалась эта обязанность, далеко идти не пришлось.
Прямо у входа в палатку, на расстоянии двух футов от неё лежал отличный ледяной столб, похоже, очень подходящий. Хассель поднял ледоруб и нанёс по нему отличный удар. Не встретив сопротивления, ледоруб ушёл в лёд по рукоятку. Столб оказался пустым. Когда Хассель выдернул ледоруб, столб разрушился, и было слышно, как куски льда посыпались вниз, — таким образом, всего в двух футах от входа мы получили самый удобный источник воды. Хассель явно наслаждался этой ситуацией… Обломки ледяного столба отлично растапливались.
На следующий день, 2 декабря, Амундсен написал, что
плато, по которому мы сейчас движемся, напоминает замёрзшее море — ледяной купол… здесь отличное скольжение для конькобежца, но, к сожалению, это место не подходит для саней и лыж. Я подтаскиваю себя палками, что совсем нелегко. У возниц нет лыж, они идут рядом с санями, готовые помогать животным.
Бьяаланд торжественно назвал в своём дневнике этот день «именинами дьявола». Помимо набора стандартных неприятностей, им пришлось идти при семибалльном штормовом ветре и густом снегопаде, так что они
не видели ничего дальше кончика своего носа, лица стали белыми и твёрдыми, как свечной воск… Челюсть Вистинга выглядит, как коровья морда. У Хелмера [Ханссена] короста [от обморожения] и кожа грубая, как фольга. Это был чертовски тяжёлый день, собаки скользили по льду и останавливались, когда сани упирались в заструги, но мы пробились сегодня на 13 миль вперёд, двигаясь навстречу… ветру, обжигавшему, как огонь. Ох-ох, что за жизнь.
Оглядываясь назад, Амундсен выбрал день «именин дьявола», чтобы описать типичную картину жизни в палатке:
Субботний вечер… Снаружи воет юго-восточный ветер, [но внутри] довольно уютно. В глубине палатки половину пространства занимают три спальных мешка. Их владельцы сочли наиболее правильным… отправиться спать… ближе ко входу… Вистинг и Ханссен на ногах. Ханссен сегодня кок… Вистинг — его верный друг и помощник… Ханссен оказался аккуратным коком. Он не любит, когда пища подгорает. Он непрерывно помешивает ложкой содержимое кастрюли… миски наполняются [обжигающе горячим] пеммиканом, [который] исчезает с удивительной скоростью, [а затем] все требуют ледяной воды, и она поглощается в огромных количествах… примус ровно гудит всё время ужина, и температура в палатке довольно комфортная.
После еды… полярные путешественники занимаются собой, готовясь к воскресному дню. Каждую субботу вечером с помощью ножниц мы подрезаем свои бороды… На них замерзает лёд. На мой взгляд, борода в таком путешествии так же непрактична и неудобна, как, например, прогулка в обутых на ноги шляпах-цилиндрах.
Буран следовал за бураном, такие снежные бури не раз заставляли Скотта оставаться в палатке. Но Амундсену мысли об английском сопернике не давали покоя, и он двигался вперёд, невзирая на ветер. А между тем этот ветер был штормовой силы, 7–8 баллов, то есть тридцать узлов и более. В таких условиях иногда казалось, что вокруг — куда ни посмотри — кипит снег. Передвигаться на лыжах тяжело, на такой высоте каждый шаг даётся с трудом. Практически невозможно нести лыжи на плече, поскольку ветер вырывает их из рук. При такой погоде трудно идти даже по хорошо размеченной трассе в цивилизованном месте. Для большинства людей — в том числе тренированных лыжников — подобные условия становятся тяжёлым психическим и физическим испытанием.
Амундсена спасал эскимосский покрой одежды с капюшоном, чей мех надёжно и плотно окаймлял лицо. И хотя несколько квадратных дюймов открытых ветру щёк и подбородка очень страдали, в целом по антарктическим стандартам ему было не очень холодно. Температура держалась на уровне минус 20 °C. С момента начала подъёма на плато они надевали только одежду из непромокаемой ткани. Вещи из оленьего меха лежали в санях. Чтобы уменьшить вес груза в санях, их оставили в лагере на «Чёртовом леднике», но при этом отпороли капюшоны, которые надевали на голову, чтобы дополнительно защитить лицо от ветра.
Не обращая внимания на множество чрезвычайно опасных ситуаций, Амундсен неудержимо рвался в неизвестность. Его безрассудство вселяло в сердца спутников беспокойство и тревогу, но они безропотно шли вперёд, чувствуя, что им сопутствует удача.
Мы могли бы обойти «Чёртов ледник» с запада [писал Бьяаланд], но никто не мог угадать, как всё сложится. То, что мы прошли через него, не потеряв ни людей, ни собак, кажется чудом.
Ассоциации пережитого с картинами ада занимали их умы. Четвёртого декабря они миновали то, что Амундсен назвал «дьявольской танцевальной площадкой» [102]: ненадёжная, предательская поверхность тонкого льда, а под ним — расщелины. Здесь Вистинг, видимо, ставший для фортуны козлом отпущения, снова чуть не погиб, причём дважды и с небольшим интервалом. В первый раз его сани зависли одним из полозьев над бездонной пропастью, и, пока собаки цеплялись когтями за снег, спасая свои жизни, невозмутимый Бьяаланд быстро сделал фотографию и бросился на помощь. Во второй раз все собаки Вистинга провалились в очередную пропасть и повисли на постромках, но их удалось вытащить назад.
Это был последний из сложных участков. «Только на отметке 87° южной широты мы наконец достигли плато», — записал Амундсен в своём дневнике с тихим удовлетворением. Через несколько миль он снова в последний раз увидел горы, которые потом сместились на юго-восток и вскоре были окончательно затянуты туманом. Это были самые южные горы, которые видел человек, затем снова плато Нильсена — и вот уже впереди не оставалось ничего, кроме нетронутой поверхности антарктической ледяной шапки.
