Гуманистический психоанализ - Фромм Эрих Зелигманн

Конформистский характер эго — психологии проявляется более ясно в переоценке с ее позиций основных целей Фрейда, нежели в этих утонченных теоретических рассуждениях. Фрейд выражает тот факт, что его цель — терапия, а также развитие человека, в смелой и поэтической формуле: «Где был ид, там станет эго». В этой фразе нашла свое выражение вера Фрейда в разум; она является raison d'etre [239] его метода освобождения человека путем превращения бессознательного в осознанное. Тем не менее Хартман заявляет, что это высказывание Фрейда было «неправильно понято»: «Это не означает, что когда‑либо существовал или может существовать совершенно рационалистичный человек; речь здесь идет лишь о культурноисторической тенденции и терапевтической цели».

Такова позитивистская версия радикальных намерений. Слова о том, что совершенно рационалистичный человек никогда не существовал и не будет существовать впредь, — это определение тенденции, которое превращается в трюизм благодаря добавлению определения «совершенно». Для Фрейда главным было достижение не максимальной степени развития эго, но его оптимальной степени развития, которую человек в состоянии достигнуть. Он сформулировал нормативный принцип, основанный на его теории человека, а именно — что человеку следует в меру своих способностей пытаться заменить ид на эго, поскольку чем больше он в этом преуспеет, тем успешнее ему удастся избежать невротического и, что почти одно и то же, экзистенциально ненужного страдания. В этом‑то и заключается различие между Фрейдом, постулирующим норму развития человека, и позитивистом, который, заявляя, будто девиз Фрейда указывает лишь некую «культурно — историческую тенденцию», отрицает радикальную нормативную сущность девиза Фрейда, в котором подразумевается «долженствование».

Та же конформистская тенденция просматривается в заявлении Хартмана относительно концепции психического здоровья. Хартман критикует тех, кто «делает поспешные заявления об атрибутах «идеального здоровья», и заявляет, что они «недооценивают как огромное разнообразие личностей, которые следует считать здоровыми с практической точки зрения, так и наличие множества типов личности, которые социально необходимы».

Что имеет в виду Хартман, говоря «с практической точки зрения»? Избегая четких формулировок, Хартман обходит стороной одну из самых значительных проблем в нашей области — проблему двух определений психического здоровья. В одном из этих определений речь идет о функционировании психики с точки зрения ее оптимального роста; я назвал эту концепцию «гуманистической», поскольку ее центром является человек. Формулировка Фрейда, согласно которой здоровье означает способность любить и трудиться, несколько расплывчата, однако она подразумевает, что личность, исполненную ненависти и духа разрушения и неспособную любить, нельзя назвать здоровой. Говоря конкретнее, Фрейд не назвал бы человека с более или менее полным регрессом до анально — садистского уровня «психически здоровым». Однако разве не смогла бы такая личность отлично функционировать при определенном общественном строе? Разве не преуспевали садисты в нацистском обществе, в то время как любящие люди оказывались совершенно неприспособленными к жизни в нем? Не лучше ли приспособлен к нынешнему технологическому обществу отчужденный человек, у которого слабо выражены способность любить и индивидуальность, нежели человек ранимый и глубоко чувствующий? Следовательно, слова «с практической точки зрения» указывают на то, что если данная личность считается желательной с точки зрения общества, то с психоаналитической точки зрения она считается здоровой.

Хартман здесь лишил систему Фрейда самого важного — ее радикализма: критики нравов среднего класса и протеста против них во имя человека и его развития. Своим определением «человеческого» и «социального» здоровья и прямым отрицанием социальной патологии он противопоставил себя Фрейду, который говорил о «коллективных неврозах» и «патологии цивилизованных обществ». Хартман не видит, что подавление сексуальности в среднем классе викторианской эпохи было в известном смысле «здоровым», поскольку для накопления капитала в той форме, которую требовала экономика девятнадцатого века, среднему классу требовалось развивать у себя такие черты социального характера, как бережливость и отрицательное отношение к удовольствиям и трате денег. Фрейд выступал в защиту человека и критиковал обычную для той эпохи степень подавления сексуальности как способствующую возникновению душевных заболеваний.

В середине XX века проблема подавления сексуальности больше не стоит, поскольку по мере развития потребительского общества секс также стал предметом потребления, и тенденция к немедленному удовлетворению сексуальных инстинктов является частью стереотипа потребления, соответствующего экономическим потребностям кибернетизированного общества. В современном обществе подавляются совсем другие побуждения: это желания жить полной жизнью, быть свободным и любить. Более того, если бы люди сегодня были душевно здоровы в человеческом смысле этого слова, они были бы не более, а менее способны выполнять свою социальную роль; но при этом они протестовали бы против больного общества и требовали социально — экономических перемен, которые уменьшили бы разрыв между понятиями здоровья в социальном и гуманистическом плане.

Эго — психология представляет собой решительную ревизию системы Фрейда, ревизию не ее концепций (за некоторыми исключениями), а ее духа. Подобные ревизии — общая судьба всех радикальных, бросающих вызов привычным представлениям теорий и учений. Ортодоксы сохраняют такую доктрину в первоначальной форме, охраняют от нападок и критики, однако «по — новому истолковывают», смещают акценты или делают дополнения, заявляя при этом, что все это можно найти в словах учителя. Таким образом, оставаясь «ортодоксальной», ревизия изменяет дух первоначального учения. Ревизия другого типа, которую я назвал бы диалектической, пересматривает «классические» формулировки с целью сохранить их дух. Такая ревизия пытается сохранить изначальную суть учения, освободив его от теоретических ограничений, обусловленных требованиями эпохи; она пытается разрешить внутренние противоречия классической теории диалектически и изменить теорию, применяя ее к новым проблемам и реалиям.

Возможно, самая важная ревизия психоанализа — та, которую эго — психология не произвела. Она не разработала «ид — психологию», т. е. не попыталась внести свой вклад в развитие того, что составляет основу системы Фрейда — в «науку об иррациональном». Она не расширила наши знания о бессознательных процессах, конфликтах, о сопротивлении, рационализации, переносе. Но, что еще более важно, эго — психология отказалась от критического, освобождающего анализа даже в собственной сфере. Страшная угроза будущему человека во многом обусловлена тем, что он не способен признать ложность своего «здравого смысла». Большинство продолжает цепляться за устарелые и нереалистические тезисы и категории мышления; они считают, что их «здравый смысл» — это и есть разум. Будь эго — психология радикальной, она бы проанализировала феномен здравого смысла, причины его мощи и негибкости, способы его изменения. Короче говоря, она сделала бы одной из своих главных забот критический анализ общественного сознания. Однако эго — психология не решилась на столь радикальные исследования; она удовольствовалась довольно абстрактными и во многом метафизическими спекуляциями, которые ничем не обогащают наших знаний ни в области психиатрии, ни в сфере социальной психологии.

Эго — психология придает решающее значение рациональным аспектам адаптации, обучения, воли и т. д. (традиционный подход, который игнорирует тот факт, что современный человек страдает от неспособности изменить свое будущее своими силами и что «обучение» зачастую не открывает ему глаза на окружающий мир, а делает его еще большим слепцом). Заниматься исследованиями в этой области, разумеется, не только вполне допустимо, но и очень важно, и такие исследователи, как Ж. Пиаже, Л. С. Выготский, К. Бюлер и другие добились в ней выдающихся успехов, о которых эго — психологии не приходится и мечтать. Последняя «возвысила» психоанализ до академических высот, сказав: «мы тоже» знаем, что либидо — это еще не вся система, именуемая человеком. Тем самым эго — психологи исправили некоторые крайности психоаналитической теории, однако многие их идеи новы только для тех, кто раньше верил, будто теория либидо объясняет все.