святому человеку двойственное, а порой даже враждебное? А если человек
красив? Или велик? Или ге-
Неврозы как ошибка личностного развития
49
ний? Не нужно быть психотерапевтом, чтобы понять происхождение этого
феномена - поэтому назовем его <встречной оценкой>. История дает нам
множество тому подтверждений, я бы даже сказал, что во всей истории
человечества нельзя найти ни одного исключения. Мы, конечно, любим
великих людей, мы восхищаемся ими, воплотившими в себе все самое
лучшее, что может быть в человеке, - добро, справедливость, красоту,
совершенство, успех, - но при этом испытываем неловкое чувство,
тревогу, беспокойство, а возможно даже ревность и зависть. Эти люди
как будто напоминают нам о нашей собственной малости, нашей
неуклюжести, неловкости. Они лишают нас самоуверенности,
самообладания, самоуважения. (Ницше по-прежнему остается лучшим
учителем в этом вопросе.)
Здесь-то и спрятан ключ к разгадке. По моему мнению, великие люди уже
самим фактом своего существования и теми качествами, которыми они
прославились, вольно или невольно принижают нас. Даже если мы не
осознаем этого, не понимаем, почему при встрече с таким человеком или
при одном упоминании о нем мы чувствуем себя глупыми, или
безобразными, или низкими, мы тем не менее отвечаем проекцией, а
именно, реагируем так, словно этот человек действительно желает
унизить нас, как если бы мы были мишенью для его добродетелей (54).
Наша враждебность по отношению к нему вполне объяснима. И мне
представляется, что только осмысление и понимание способны победить
эту враждебность. То есть, если вы найдете в себе силы осознать и
проанализировать вашу собственную встречную оценку самого себя, понять
истоки вашего бессознательного страха и ненависти к настоящим,
благородным, красивым людям, тогда вы, наверное, сможете побороть свою
неприязнь к ним. Я могу продолжить эту мысль и предположить, что, если
вы научитесь любить высочайшие возможности другого человека, то вы не
будете бояться обнаружить их в себе.
Отсюда же проистекает страх перед высшим началом, классическое
описание которого дал Рудольф Отто (125). Если сопоставить наше
соображение с мыслями Элиаде (31) о сакрализации и десакрализации, то
становится ясна и универсальная причина этого страха. Это - боязнь
прямой конфронтации с богом или богоподобным. В некоторых религиях
неизбежным следствием подобной конфронтации считается смерть. В
верованиях многих народов с примитивной культурой присутствуют
местность или предметы, на которые наложено табу, поскольку они в силу
своей сакральности могут быть опасными для человека. В последней главе
моей <Psychology of Science> (81) я приводил и другие примеры,
преимущественно научные и медицинские, связанные с десакрализацией и
ресакрализацией, и пытался объяснить психодинамику этих процессов. В
основе ее, как правило, лежит страх, благоговейный ужас перед высшим и
лучшим. (Я хочу подчеркнуть, что это страх необходимый, оправданный,
здоровый, естественный, в отличие от фобии32 или страха <быть
излеченным>.)
Дело в том, что этот душевный трепет не надо воспринимать
исключительно в черных красках, от него не нужно прятаться или бежать.
Это чувство может оказаться и полезным, оно может принести человеку
даже радость, даря ему мгновения наивысшего восторга и экстаза39.
Познание причин соб-
50
Здоровье и патология
ственных страхов, возможность заглянуть в себя или <проработка> по
Фрейду являются лучшим ответом им. Это лучший путь из всех известных
мне, позволяющий человеку в конечном итоге согласиться со своими
высшими возможностями, взрастить заложенные в нем зерна величия и
добродетелей, мудрости и талантов, которые он до поры скрывал в себе
или старался не замечать.
Много пользы мне принесли попытки понять, почему экстаз бывает, как
правило, кратким и мимолетным (88). Ответ более чем очевиден. Мы
просто не в силах вынести большего! Экстаз потрясает и отнимает много
сил. Мы часто слышим от человека в такие мгновения: <Это слишком!>,
или:
<Я не вынесу этого>, или: <Я сейчас умру>. И я, сторонний наблюдатель,
не мог не чувствовать - да, он действительно может умереть. Невозможно
долго находиться в состоянии исступленного, бредового счастья. Наш
организм слишком слаб для собственного величия, так же как не
приспособлен он, например, для часового оргазма.
Слово <экстаз> кажется мне теперь гораздо более подходящим, чем
поначалу. Высшее переживание должно быть экстатичным и кратким, и на
смену ему должно прийти спокойное, созерцательное состояние счастья и
радость внутреннего постижения высших ценностей. Экстаз не может быть
вечным, но познание Бытия - может (82,85).
Разве это не помогает нам понять комплекс Ионы? Ведь это и был именно
такой страх перед всепоглощающим, лишающим рассудка, спокойствия и,
быть может даже, жизни, страх перед экстазом причастности к высшему
началу. Экстаз в конце концов действительно может не уместиться внутри
нас. Страх поддаться ему, страх, который напоминает нам об аналогичных
страхах при фригидности, может быть, на мой взгляд, понят лучше через
знакомство с литературой по психодинамике и глубинной психологии, а
также психофизиологии и психосоматике эмоций.
Но это не единственный психологический механизм, с которым я
столкнулся, пытаясь найти причины, препятствующие самоактуализации.
Уклонение от роста может быть вызвано в том числе и еще одной
разновидностью страха. Об этом явлении, которое я называю <страхом
перед паранойей>, известно давно и рассказано гораздо более
универсальным образом. Легенды о Прометее и Фаусте можно найти
практически в любой культуре*. Греки, например, называли это страхом
величия. Мы привыкли называть это <гордыней> и сочли одним из грехов -
судя по всему, взаимоотношения человека со своей высокой самооценкой
от века были проблематичными. Человек, который говорит себе: <Да, я
буду великим философом, я перепишу Платона и сделаю это лучше него>,
неизбежно испытывает ужас от грандиозности своих притязаний и
грядущего величия. В минуту слабости он говорит себе:
<Кто? Я?>, и замысел кажется ему неосуществимым, и он страшится его
как безумной фантазии. Он сравнивает себя, такого слабого,
неуверенного, не-
Блестящая книга Шелдона (135) не слишком часто упоминается в трудах по
этому вопросу, но возможно только потому, что она появилась раньше
времени (1936).
Неврозы как ошибка личностного развития
51
совершенного человека, с блистательным, сияющим, совершенным образом
Платона и, разумеется, начинает стыдиться своей претенциозности и
гордыни. (В чем он не отдает себе отчет, так это в том, что Платон,
скорее всего, чувствовал то же самое, однако шел вперед, отметая
сомнения.)
