Заблуждения толпы - Бернстайн Уильям Дж.

Все начиналось хорошо для пятых монархистов, воевавших в «армии нового образца» и подобно опять-таки Харрисону достигших командных постов: в 1648 году Кромвель разогнал парламент Охвостья, но позднее не выказал ни желания, ни охоты принять политические и теологические требования радикальных пуритан. Краткий союз распался. Пятые монархисты достигли пределов своего могущества в недолговечном «голом парламенте» 1653 года. С его роспуском и последующим учреждением диктаторского протектората отношения между Кромвелем и пятыми монархистами неуклонно ухудшались. Кромвель периодически сажал в тюрьму многих пятых монархистов, в том числе Харрисона, но в целом он, как правило, проявлял осторожность в общении с былыми союзниками и никого из них не казнил за милленаристские убеждения. Например, в 1654 году Харрисон, кандидат в новый парламент протектората сразу от восьми различных округов, составил петицию, в которой содержался призыв к восстановлению «состояния полной свободы». Кромвель выступил против, заключил Харрисона под стражу – а затем через несколько дней отпустил, мягко укорив за безрассудство¹⁴².

По словам историка П. Г. Роджерса, Кромвель относился к пятым монархистам «как к непослушным, заблудшим детям, которых наказывают против воли, но которых не держат в заточении ни дня дольше необходимого»¹⁴³.

С реставрацией Карла II в апреле 1660 года удача окончательно отвернулась от «людей пятой монархии». Новый король воспринимал их с предубеждением и намеревался мстить. Особого внимания удостоился Харрисон, который ранее охранял заключенного в тюрьму Карла I, а позже играл заметную роль на суде, приговорившем низвергнутого монарха к смертной казни. Спустя полгода состоялся суд короны над Харрисоном и его соратниками-цареубийцами, среди которых были и другие пятые монархисты. Большинство осудили на смерть, Харрисон пошел на плаху первым, и ему поведали, что его «доставят на телеге к месту казни; там повесят за шею, потом еще живого снимут, извлекут внутренности из тела, далее, на глазах так же живого, сожгут их на костре, после чего отсекут голову, а тело четвертуют и избавятся от него по усмотрению Его величества»¹⁴⁴.

Мемуарист Сэмюел Пипс, который присутствовал и на обезглавливании Карла I, записал 13 октября¹⁴⁵ :

«…я отправился на Чаринг-Кросс, на казнь генерал-майора Гаррисона; его должны были повесить и четвертовать; когда толпе продемонстрировали его голову и сердце, он улыбался во весь рот – как и любой бы на его месте. При виде головы казненного толпа издала радостный вопль» ^[64].

В этом случае король повелел провезти голову и четвертованные останки Харрисона по всему городу. Двумя днями позже Пипс присутствовал на казни другого видного пятого монархиста, Джона Кэрью¹⁴⁶ , которого «повесили и четвертовали на Чаринг-Кросс; но его тело, по милости небес, выставлять не стали» ^[65].

На протяжении нескольких лет действовала небольшая группа пятых монархистов во главе с бондарем Томасом Веннером, пребывавшая в убеждении, будто народная поддержка их усилий достаточно велика для того, чтобы спровоцировать Второе пришествие посредством вооруженного восстания. Более рассудительные пуритане вроде Харрисона считали Веннера радикалом, и он оправдал это мнение в апреле 1657 года, когда был раскрыт спланированный им заговор.

Продемонстрировав привычную терпимость, Оливер Кромвель просто заточил Веннера и его соратников в лондонском Тауэре; после смерти Кромвеля его сын Ричард выпустил несостоявшихся заговорщиков на свободу менее чем через два года заключения. После реставрации Карла II и казни Харрисона и других пятых монархистов, причастных к убийству Карла I, группа Веннера решила, что настала пора действовать. В декабре 1660 года один из пьяных сообщников Веннера похвастался некоему человеку по имени Холл, что ему предстоит «славное дельце» (речь шла о Втором пришествии). Когда Холл уточнил, что имеется в виду, ему ответили: «Мы стащим Карла с его трона… ведь править должны святые». Холл незамедлительно сообщил об этой похвальбе властям, затем удостоился чести быть принятым королем, и тот повелел арестовать всех пятерых недавно освобожденных пятых монархистов.

Веннер и его группа приблизительно из пятидесяти соратников сумели избежать ареста и приступили к исполнению своего замысла в ночь на 6 января 1661 года (дату выбирали так, чтобы городская стража напилась на пирушке Двенадцатой ночи ^[66]). Заговорщики ворвались в собор Святого Павла, оставив снаружи дозорного, который тут же застрелил случайного прохожего, – тот на вопрос, кому он верен, признался в лояльности короне. Тем самым заговор был раскрыт, прискорбно малочисленные силы Веннера погнали по лондонским улицам «обученные банды», как называли тогда городское ополчение, к которым позже присоединились королевские солдаты. Целых три дня люди Веннера, значительно уступавшие численностью противнику, вели все более отчаянные и жестокие бои в городе.

В дневниковой записи от 10 января Сэмюел Пипс лаконично писал:

«Эти фанатики, которые ускользнули от всех обученных банд на своем пути и обратили в бегство королевскую гвардию, убили почти двадцать человек, дважды прорывались через ворота Сити средь бела дня, когда весь город был при оружии, – причем числом их всего не более 31 человека. А мы верили (потому что видели их едва ли не всюду, и в Сити, и в Хайгейте два или три дня подряд, и в других местах), что их по меньшей мере 500 человек. Нечто почти неслыханное – чтобы столь малочисленная компания осмелилась причинить столько вреда. Они кричали: «Царь Иисус и головы на воротах!» Немногие из них получат пощаду, разве что те, кого уже схватили и оставили в живых; они все ждут, что Иисус спустится с небес и воцарится в мире»¹⁴⁷.

Около половины последователей Веннера погибло в конечном счете в ходе непрерывного сражения, а большую часть остальных позже повесили, хотя самому суровому наказанию корона подвергла только Веннера и его первого помощника – им выпало потрошение заживо, ранее уготованное Харрисону и Кэрью¹⁴⁸.

* * *

На протяжении шестнадцатого и семнадцатого столетий северные европейцы искали спасения от невзгод этого мира в чудесах мира потустороннего, придумывая убедительные нарративы конца света. Применительно к крестьянской войне в Германии апокалиптическая теология Томаса Мюнцера оказалась попросту вовлечена в орбиту исходно светского народного восстания, принесшего катастрофические результаты, а вот «анабаптистское безумие» и восстание пятой монархии уже опирались на религиозные предпосылки – от начала и до самого трагического финала.

С восемнадцатого столетия целые народы принялись искать помощи не у Бога, а у мамоны, что подтверждает вереница финансовых маний, охвативших Европу. На первый взгляд кажется, что религиозные и финансовые мании суть совершенно разные явления, но в их основе лежат одни и те же социально-психологические механизмы: непреодолимая сила нарративов; человеческая склонность воображать схему там, где ее нет и не было; самонадеянное высокомерие и самоуверенность лидеров и последователей; а прежде всего – неизбывное стремление человеческих существ подражать поведению окружающих, пускай последнее противоречит нормам общества или откровенно саморазрушительно.

Глава 3

Краткосрочное богатство

По всей стране умы людей были поглощены одним и тем же предметом. К нему сводилась вся партийная политика. Виги и тори прекратили распри, якобиты бросили строить заговоры. В каждой гостинице, на каждой дороге по всей стране говорили об одном и том же. В Аберистуите и Берике на Твиде, в Бристоле и Сент-Дэвидсе, в Харвиче и Портсмуте, в Честере и Йорке, в Эксетере и Труро – почти на мысе Лендс-Энд – речь шла только об акциях компании Южных морей – только о них! Уильям Харрисон Эйнсворт, 1868 г.¹⁴⁹