Очень типичный для неудачливых воспитателей шизофренный разрыв: одновременно и недооценка, и переоценка возможностей воспитуемого. И недоуважение, и переуважение, как-то так. По меньшей мере 30 раз за вчерашний вечер ты так или иначе дал ему понять, что он еще головастик, а не лягушка, ничтожество, эгоист с холодным сердцем, поганец…
Но главное - головастик, имеющий все шансы остаться в своей тине все тем же головастиком, а по ходу неизбежной моральной деградации превратиться в глиста, а в дальнейшем в палочку Коха.
Все это в репризах, в тирадах, в интонациях, в междометиях, а также в сурово-глубокомысленном: «Я не на допросе». Он действительно невероятно хамски пер на тебя, так что у меня заложило уши.
Но один-два раза он тебя нормально спросил о чем-то, элегантно прижал к стене - и в эти моменты тебя не хватило на искреннее, спокойное, высокое признание себя дураком. Пли хотя бы не совсем правым…
Уже говорил тебе: при всей его дикости и дремучести ты недооцениваешь живость его интеллекта, богатство души, способность к развитию. Уверяю тебя, он своеобразный и интересный человек. Эгоизм, грубость, равнодушие, злоба - только поверхность его, но не суть.
«Чтобы общаться на уровне, нужно иметь уровень». Очень жестоко с твоей стороны требовать от него авансовых доказательств его достойности общаться с тобой. Ведь ты же сам не даешь ему на это времени и пространства, не прибавляешь сил, не ищешь пути вместе с ним.
От птенца требуешь трансатлантического перелета. С горы вопишь застрявшему в болоте: «Ну что ж ты, лентяи, не поднимаешься ко мне?!»
Прости, если перегорчил. Ты еще не опоздал…
Зарубка на носу
Воскрешение детства
У нас есть великое поле для изучения детской души - наше детство, запечатленное в памяти. Мы помним свое детство, помним все, нам только кажется, что мы почти все забыли… Так трудно достать лежащее в глубине, но ведь оно есть! Так свежий снег заносит ранее выпавший…
Вспомним, какими длинными, долгими были сутки, какая даль - от утра до вечера!… Проснувшись, мы успевали слетать на Солнце; к Реке Умывания вела извилистая Тропа Одевания; на Холмах Завтрака строили пирамиды из манной каши, не торопясь, ибо знали: Долина Обеда еще скрыта в тумане, а Горы Ужина - по ту сторону горизонта… Каким несбыточным было «завтра», каким несуществующим - «послезавтра», а уж «через неделю» - не может быть!
Мы казались взрослым нетерпеливыми, невнимательными, бестолковыми, безответственными… Они не понимали, что наш мир несравнимо подробнее их мира, что наше время во много раз емче, плотнее. Сравнили: их минута и наша минута! За нашу мы успевали раза по три устать-отдохнуть, расстроиться и утешиться, захотеть спать и забыть об этом, посмеяться, подраться и помириться, заметить ползущего жучка и придумать о нем сказку, еще раз посмеяться, забыв над чем, и еще чуть-чуть повзрослеть… А они только и успевали, что сделать какое-нибудь замечание…
Оживим первые воспоминания
…Лежу в кроватке. Надо мною склоняется…
…Сад, залитый солнцем. Иду-бегу-падаю…
…Сижу на горшке. Играю погремушкой. Забываю, зачем сижу…
…Темно. Никого. Страшно. Кричу - никого…
…На плечах у папы, вцепившись в волосы… потолок рядом, вот он!…
Если хотите понять ребенка, понять себя - хотя бы минуту в день погружайтесь в воспоминания детства, живите в них. Если трудно с ребенком, всего лишь минуту в день отдайте воспоминанию о себе в том же возрасте, в положении, в чем-то схожем…
Усилие оправдается, найдется, быть может, решение…
Вспомним себя
ничего не знающими, совершенно неопытными; но не знающими об этом
ко всему любопытными; но всего боящимися
готовыми поверить кому и чему угодно; никому, ничему не верящими
зависимыми от больших и сильных; совершенно самодостаточными
влюбленными в родителей; ненавидящими родителей
эгоистичными и жестокими; но не знающими об этом
влюбленными во весь мир; ненавидящими целый мир
мудрыми и добрыми; но не знающими об этом
а теперь знающими…
Глава 8. Леонардо подбитый глаз
Повесть о настоящем ребенке
Мы встречаемся с Д. С., как и раньше, на Чистых Прудах, это как бы наш общий выносной дом, изменившийся, но узнаваемый… Доктор Кстонов ходит все в той же бессменной куртке чечевичного цвета, делающей его похожим на студента, а в холодные дни в неподвластном времени сероклетчатом пальтеце, И все та же кепка, аляповато-бугристая - если помните - с чужой головы, как приклеенная к макушке.
Чья это кепка, я давно уже знаю, читатели прежних изданий - тоже, а для новичков повторю: повесть наша с того и началась, что однажды я слюбопытничал и спросил у Д.С. вместо приветствия, где ему удалось раздобыть такое замечательное лысозащитное сооружение.
- Особая история… Дал зарок. Расскажу завтра…
Назавтра вечером, за чаем у него в гостях, я напомнил и включил магнитофон…
Теория неуместности
физиономический очерк
- Ну так вот, головной убор этот, как вы заметили, мне несколько маловат. Как сейчас помню… (Обрыв пленки.)…Чернильницей в ухо… Итак, учился я в мужской средней школе № 313, город Москва. Эпоха раздельного обучения, довольно серьезная… Учился с переменным успехом, был убежденным холеро-сангвиником, увлекался чем попало, бегал в кино, влезал в посильные драки, при возможности ел мороженое и кроме жизни как таковой ни к чему не стремился. Это легкомыслие, при всех минусах, давало свободу для наблюдений и возможность совать нос в чужие дела -все десять долгих лет я провел преимущественно в этом занятии, так оно практически получилось и дальше. Зато никто уж не скажет, что Кот не умел дружить…
Одним из друзей был некто Клячко. «Одним из» - это, пожалуй, сказано слабо. Влияние, ни с чем не сравнимое. Могущество мозга… Исконный абориген страны, которую можно назвать Запятерьем…
- Как-как?
- Запятерье. То, что начинается за оценкой пять, за пять с плюсом - туда, дальше, выше… Страна, пространство, измерение, сфера - условно, вы понимаете. Между прочим, математик наш однажды не выдержал и поставил Клячко шестерку.
- Ого…
- Да, это был скандал. Но по порядку. Имя его было Владислав, Владик Клячко. Ио по именам мы друг друга, как и нынешние школьники, звали редко, в основном по фамилиям, кличкам да прозвищам. Вас как звали?
- Меня?… Леви, так и звали. Левитаном. Левишником, Левишкой еще иногда, но я обижался.
- А меня Кстоном, Пистоном, потом Котом, одна из основных кличек, потом Чижиком, Рыжим, хотя рыжим был не более прочих, Митяем, Митрофаном, Демьяном, Кастаньетом, Кастетом, Касторкой… Так много прозвищ было потому, что я был вхож в разные общества. А Клячко - был Клячко, ну и Кляча, конечно. Еще звали его с самого первого класса Профессором, а потом произвели в Академики. Сам же он в наших разбойничьих играх называл себя одно время Леонардо Подбитый Глаз.
Наша дружба, как часто бывает, основывалась на дополнительности; отношения балансировали между обоюдным восторгом и завистью. Я завидовал его всевластному (по моему разумению) интеллекту, он - моей всеобъемлющей (по его масштабам) коммуникабельности. Он был для меня светочем, пророком недосягаемых миров, а я для него - гидом и советником по контактам с Обыкновенией.
- Это что, тоже страна такая?
- Между пятеркой и единицей… Я полюбил его отчасти за муки, а он меня за состраданье к ним, что не мешало обоим мучить друг друга посильными издевательствами и изменами. С его стороны, правда, измены вынужденно бывали платоническими или символическими, не знаю, как лучше выразиться. Хорошо помню, например, как за мое увлечение Ермилой он отомстил мне Мопассаном - показал кое-что, а читать не дал: «Тебе еще рано» (дело было в шестом классе), а за любовь к Яське - внезапно вспыхнувшей томасоманией и невесть откуда почерпнутыми идеалами японских ниндзя.
