Танцующие с тенью - Ричо Дэвид

А если жизнь человека наполнена навязчивыми идеями и внутренней болью, если никакие отношения никогда не вели ни к чему хорошему, если он живет в полном хаосе и чувствует себя израненным и слишком хрупким для того, чтобы глубоко вникать в ситуацию, возможно, стоит подождать, пока он не ощутит готовность к погружению. Монстра не следует беспокоить, если с ним сейчас явно не справиться. Но его, по крайней мере, нужно перестать кормить. И возможно, в этом и заключается наша единственная работа на данном этапе.

Семейная тень проявляется во всем том, что на нас проецировали родители: «ты сильный», или «ты слабый», или «ты паршивая овца», или «ты должен сделать то, что не удалось мне» и так далее и тому подобное. Здесь родители не могут нам помочь, это противоречило бы их проецированию. Родитель может проецировать на ребенка собственную позитивную или негативную тень. Это в конечном счете является отвержением и именно так и воспринимается ребенком.

Руби видит, что ее дочь-подросток Линн начала пользоваться косметикой. Девочка экспериментирует вполне невинно, в соответствии с ее возрастом, но Руби все равно осуждает ее, называя неряхой и обвиняя в том, что дочь с младых ногтей нацелилась на безнравственный образ жизни. При этом Руби никогда не замечает собственной откровенно распущенной манеры общения с мужчинами. Женщина считает дочь дрянной девчонкой и ругает ее за это, в своих глазах оставаясь святее всех святых. Она просто не может принять правду о себе и поэтому считает недопустимым вполне нормальное поведение Линн. Скорее всего, взрослая Линн когда-нибудь будет обвинять мать в излишней строгости. И возможно, она так никогда и не осознает глубинной проблемы Руби: та попросту не умеет быть строгой к себе. Руби и Линн упускают в своей жизни любовь, которая возникает, когда настоящее «я» встречается с настоящим «ты». Проекция работает против подлинной любви. Как же они научатся быть в здоровых отношениях с другим взрослым?

Честное восприятие себя и других со всеми нашими ограничениями здоровее, чем постоянный поиск «всего идеального». Детям намного полезнее видеть недостатки своих родителей и их искренние попытки преодолеть их, нежели верить в совершенство папы и мамы. Честная самопрезентация родителей — наилучший дар для их детей. Это делает их собственное самовосприятие достоверным. Линн такого шанса не дали.

Если ребенок отказывается нести на себе проекции родителя, тот может рассердиться и отвергнуть его. Чтобы этого избежать, ребенок зачастую вынужден следовать семейным проекциям как вечным сценариям: «Я должен добиться успеха, чего бы мне это ни стоило в плане здоровья, целостности или самооценки. Я обязан поступать в соответствии с глубочайшими потребностями, ценностями и желаниями моего отца. Я ведь живу его жизнью». Но стоит сыну перестать следовать этому сценарию, его собственные потребности, ценности и желания становятся ясными и возвращаются ему. Вот почему наша самооценка так сильно зависит от умения отказаться от теневых проекций.

Семейная тень часто скрывается в семейных тайнах. Всем известный скелет в шкафу — в действительности тень в этом самом шкафу. Необходимость долгое время хранить такую тайну или жить в ее власти делает личную интеграцию практически невыполнимой задачей. Если эта тайна связана с насилием над человеком, он чувствует себя изолированным и оторванным от собственной реальности. Это, в свою очередь, часто ведет к отрицанию тени в других людях, и тогда в дальнейшей жизни человек запросто может оказаться невольной добычей хищников.

Иногда мы узнаем о своей тени, особенно о тени нашего собственного детства, от своих детей. Паскуале — разведенный мужчина средних лет, сын Анджело живет с ним с самого рождения. В настоящее время парень дома, он недавно окончил школу и скоро идет учиться в колледж. Паскуале знает, что Анджело любит его, но частенько чувствует, что сын его недооценивает и даже использует: Анджело редко предлагает помощь по дому и нехотя делает только то, что ему поручает отец. Он явно не напрягается и не пытается своими поступками отблагодарить отца за все, что тот делает для него. Многочисленные друзья Анджело постоянно толкутся в их доме, и сын не находит минутки, чтобы пообщаться с Паскуале, он вечно с друзьями. Он просто приходит и уходит, когда ему заблагорассудится.

А стоит Паскуале поднять эту тему, Анджело пытается убедить отца в обратном; он безбожно раздувает свой вклад в домашнюю рутину и указывает на то, что отцы обязаны заботиться о своих сыновьях. Как-то парень даже заявил, что, начни он говорить папе «спасибо», будет чувствовать себя в доме гостем, а не полноправным членом семьи.

Постепенно Паскуале становится ясно, что сын действительно неспособен понять его точку зрения или правильно отреагировать на его обиду. Паскуале совсем не хотелось наказывать парня слишком строго, но он испытывал немалое искушение урезать сыну карманные деньги, ограничить доступ к услугам, сделать еще что-то в этом духе. В итоге он решил просто вслух говорить «ой» каждый раз, когда ему больно и обидно от невнимательности и нечуткости Анджело.

Но через некоторое время Паскуале начал задаваться вопросом: «А почему я так сильно нуждаюсь в признательности Анджело?» Раньше мужчина никогда не сомневался в правомерности этой своей потребности. Он считал это желание вполне адекватным и уместным, но явный привкус навязчивости стал его беспокоить. А еще ему совсем не нравилось, что его чувства так сильно зависят от поведения сына.

Особенно странным Паскуале казалось то, что он испытывает такую большую потребность в чьем-то признании и благодарности именно в этот период своей жизни. Он определенно не чувствовал такого в тридцать лет, так почему это появилось в пятьдесят? Возможно, столь острая потребность в признании вступила в игру именно в этом возрасте из-за наследия, которое каждый родитель получает от давнего прошлого человечества? Выживание пожилых родителей всегда зависело от того, как о них заботились дети. «Может, все дело в старой, биологически укоренившейся программе? — размышляет Паскуале. — Может, это она проявляется в столь острой потребности?» Он предположил, что, вероятно, и правда попался на эту удочку, и это придало его опыту архетипический аспект. Возможно, родители изначально, самой природой запрограммированы требовать больше сострадания и эмпатии от детей по мере их взросления и своего старения. В то же время Паскуале знал, что без его личной проблемы тут не обошлось.

Он понимал и признавал, что молодые люди возраста Анджело очень часто воспринимают родителей как нечто само собой разумеющееся и что его сын в этом не исключение. «Как же много тут всего намешано и задействовано! — думал Паскуале. — Все кажется таким сложным, но ведь моя-то задача проста: отпустить ожидания и откровенно высказаться!»

Однажды вечером, когда Анджело с друзьями ушел играть в бильярд, Паскуале погрузился в воспоминания о юности. И вспомнил, что относился к своим родителям точно так же, как его сын, даже еще более невнимательно. Паскуале понял, что могли ощущать его папа и мама и насколько бесчувственным сыном он был. Анджело помог отцу увидеть эту часть его личной тени, невольно сделав главной целью работы его самого. И Паскуале написал своим родителям письмо о том, как он им благодарен и признателен. «Да он же ангел, — в какой-то момент подумал Паскуале о сыне, — он передает мне послание о том, кто я такой; где прячется моя тень, как семейные отношения ходят по кругу и как отпустить ожидания, отказаться от них».

Помимо нашей семейной тени, существует еще один источник запретов и предписаний, отрицающих жизнь. Теневая сторона религиозной традиции часто провоцирует у нас тяжелое чувство вины и стыда за нашу свободу, наши тела, нашу спонтанность и даже за пытливость и дух исследования. Вина есть вера в то, что ты отрезан от целостности. Она порождает в нас ужасающее чувство изоляции, которое, как известно, является главным карательным аспектом отлучения от церкви.