Империя депрессии. Глобальная история разрушительной болезни - Садовски Джонатан
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
6
Мемуары о депрессии
Профессор Хигаси часто подчеркивает: депрессия кроется в «языковом пространстве»… и подрывает основы самоощущения. Юнико Китанака, «Депрессия в Японии»[553]
Ты ощущаешь, как истончается твое самосознание. Брюс Спрингстин, «Рожден, чтобы бежать»[554]
Настроение и метафора
Стеклянный колпак, сущ.: сосуд, обычно сделанный из стекла, в форме колокола, который служит для накрывания предметов или для содержания газа или вакуума[555].
В романе «Под стеклянным колпаком» Сильвия Плат выбрала странный образ. Метафоры часто делают незнакомые нам вещи понятнее, сравнивая их с чем-то более привычным. Например, понять, как ведет себя мозг под воздействием наркотиков, мы можем при помощи следующего примера: все мы видели, как жарится яйцо: оно сначала жидкое, а после затвердевает; единожды изменив форму, яйцо уже не вернется в прежнюю. Именно так одна просветительская кампания предостерегала от рисков употребления «легких» наркотиков. Мы не можем видеть, как выглядит наш мозг после наркотиков, так что последствия их употребления кажутся чем-то неосязаемым и нереальным. Депрессию тоже трудно понять. Естественно, многим из тех, кто ею страдает, кажется, что остальные не видят, что с ними что-то не так. Однако, когда Сильвия Плат решила поделиться своей историей, она сравнила свои ощущения с пребыванием под мало кому известным предметом.
Однако образ, созданный Плат, – сосуд, предназначенный для содержания вакуума, – все же обладает определенной силой. Он передает чувство удушья, а также намекает на «портативность» депрессии: ты повсюду носишь ее с собой. Как говорит ее героиня Эстер Гринвуд: «… где бы я ни находилась – на палубе лайнера или в уличном кафе в Париже или Бангкоке, – я все равно бы находилась под тем же стеклянным колпаком, варясь в собственном соку и отчаянно ища выход»[556].
Несмотря на то, что это довольно яркий образ, он все равно понятен немногим. Может, в этом и состояла задумка. Знакомый образ мог бы показаться читателю слишком скучным для такой ужасной болезни. Сюжет из повседневной жизни рисковал привести ровно к тому, чего больше всего опасаются страдающие депрессией, – к созданию впечатления, что они не сражаются с мистическим чудовищем, а просто захандрили, что со всеми бывает. Метафоры, призванные передать смысл незнакомого понятия, в то же самое время сами могут стать слишком обыденными – неужели образ «черной собаки» Черчилля помог кому-нибудь понять, что такое депрессия? Плат, как никто, умела облекать в слова раны, наносимые жизнью: хлестко и в то же время мелодично, как в стихах из сборника «Ариэль», написанных почти перед самоубийством. В романе она использует одну метафору, чтобы объяснить другую, нагромождая образы друг на друга: «Для человека под стеклянным колпаком, опустошенного и застывшего, словно мертворожденный ребенок, сам мир является кошмарным сном»[557].
Теперь все стало понятнее, правда?
Мемуары о депрессии как жанр и источник информации
Я начал эту книгу со сцены из романа Чимаманды Нгози Адичи «Американха». Спор между Ифемелу и ее тетей-врачом Уджу отражает главный и очень сложный вопрос, сопровождающий депрессию: действительно ли это болезнь? Мемуары о депрессии, вышедшие в последние годы, старательно ищут ответ на этот вопрос. Главную идею всех произведений можно обозначить так: не путайте мою болезнь с вашим плохим настроением: я действительно болен. Срочность донесения этого сообщения до общественности и может объяснять возросшую популярность мемуаров о депрессии. Тем не менее авторы признаются, что не только окружающие не понимают, что болезнь реальна, а что и им самим это не всегда очевидно.
Книга Уильяма Стайрона «Зримая тьма» вышла в 1990 году[558]. К тому времени интерес к депрессии рос уже в течение четырех десятилетий, и совсем недавно был одобрен для широкой продажи «Прозак». Мемуары уже известного писателя о своей болезни были обречены на то, чтобы привлечь всеобщее внимание; так и случилось. После Стайрона разверзнулся настоящий поток подобных сочинений. Они представляют интерес как документы эпохи, отмеченной ростом случаев депрессии и применения антидепрессантов.
Какого же рода истории они рассказывают? Артур Фрэнк, будучи профессором социологии Чикагского университета, еще в 1995 году предлагал разделить сочинения о болезни на три типа. Первый – «история выздоровления»: пациент рассказывает о том, как становится самим собой и заново обретает благополучие в результате ремиссии или успешного лечения. Второй – «нарратив исканий» – как болезнь дает тому, кто ею страдает, новую цель в жизни. Третий – «хаос» – болезнь не обуздана и не имеет исправительного значения[559]. Мемуары о депрессии имеют черты всех трех типов. Большинство сочинений содержат элементы реституции. Многие авторы нашли способ лечения, облегчивший их состояние и подаривший им ощущение надежды. Кто-то нашел и цель в жизни, и пишет свою историю, чтобы донести до тех, кто не знает депрессии, то, как она ощущается; дать тем, кто тоже страдает ею, понять: вы не одни, вас замечают, понимают и предлагают способы борьбы. Однако во многих рассказах можно встретить и то, что Фрэнк называет «хаосом». В редких мемуарах встретишь четкое ощущение найденного решения. Хаос кроется в двух проблемах. Первая: от депрессии нет стопроцентного средства. Некоторым людям везет – они сразу получают подходящее для них лечение, после которого им становится лучше, но такие случаи – скорее исключение. Терапия приносит облегчение, зачастую весьма значительное, но обычно депрессия затягивается или же происходит рецидив. Вторая: лечение само представляет собой проблему. Случаются побочные эффекты, не всегда легко устранимые, а в некоторых случаях они подрывают самоощущение пациента точно так же, как сама болезнь. Некоторые мемуары пронизаны уверенностью автора в невозможности выздоровления.
Исключением является сочинение Нормана Эндлера «Праздник тьмы» (Holiday of Darkness), написанное в 1982 году, прежде основной волны мемуаров. Книга представляет собой чистый образчик «истории выздоровления». Эндлера, психотерапевта сорока с лишним лет, в какой-то момент стали преследовать неудачи: он не смог получить грант, на который рассчитывал, ему отказала женщина, с которой он надеялся сблизиться. Однако его симптомы были несоразмерными этим потерям – Норман утратил надежду и мотивацию, часто запирался в ванной и плакал, пока в конце концов не обратился за помощью. Когда остальные средства не сработали, он попробовал ЭСТ, которая в его случае сотворила чудо. Рассказ Эндлера также имеет черты нарратива исканий: он видит своей целью рассказать о том, как излечился при помощи способа, который его страшил. Норман не просто разделял всеобщий страх перед ЭСТ, а еще и испытывал к нему профессиональную неприязнь: во время учебы он видел, как процедуре подвергали орущих людей без анестезии. Однако, преодолев страх, он был вознагражден исцелением[560]. После чего Эндлер стал пропагандировать ЭСТ – впрочем, он не первый и не последний пациент, подвергнувшийся процедуре и в результате превратившийся в ее популяризатора. Стоит сказать, что многие отчеты о прохождении ЭСТ, включая те, что воздают хвалу лечебному воздействию процедуры, также выражают сожаление по поводу потери памяти. Однако Норман рассказывает об отлаженном механизме лечения с минимальным количеством побочных эффектов[561]. Очень мало мемуаров о депрессии заканчиваются столь безупречным хеппи-эндом.
Надежда на выздоровление занимает значительную часть мемуаров. Авторы описывают не только непростые испытания, многие из которых граничат с отчаянием, но и пути выхода из порой даже самых, казалось бы, безнадежных случаев.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Похожие книги на "Империя депрессии. Глобальная история разрушительной болезни", Садовски Джонатан
Садовски Джонатан читать все книги автора по порядку
Садовски Джонатан - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.