Пастырь Добрый - Фомин Сергей Владимирович

   Я удивилась.

   — Пчел. Сегодня вышел рой и такой хороший и сел низко, на березке. Ваня очень любил пчел. Роя ждал уже давно, и не надеялся получить

   его. Чудно, что рой вышел в самое время похорон батюшки.

   Батюшка дал своему Ване то, что в то время больше всего могло утешить его.

   Долго не ходила я в церковь Маросейскую, несмотря на обещание, данное мною о. Сергию.

   Я не могла себе представить, как войду я в церковь, где батюшка некогда служил. Как войду в его комнату, где так много с ним пережила.

   Но в Успенский пост, когда за какое–то непослушание о. Константин поставил меня каяться, я пришла на Маросейку и стала на колени перед крестом.

   Все же здесь мне было легче, чем в какой–нибудь другой церкви.

   Ужасно было то, что после смерти своего старца я так скоро провинилась в самом главном — в непослушании.

   Вдруг во время Херувимский вижу: выходит батюшка со своего места (где исповедывал), а за ним идет Спаситель. Батюшка в чудных светлых ризах.

   К каждому молящемуся подходил он, брал его прошение и передавал Спасителю, Который молча принимал все, что батюшка давал Ему.

   Батюшка сначала обошел народ, потом сестер. Он был очень радостный, а Спаситель строгий.

   Мне стало страшно.

   Проходя мимо меня, батюшка сказал:

   — Опять, Александра?

   — Опять, батюшка, — со скорбью ответила я.

   — Ну, ничего, — утешил он меня и, обратясь к Спасителю, сказал:

   — Ничего, она исправится.

   — Исправишься? — спросил он меня.

   — Исправлюсь, батюшка! — всей душой воскликнула я и поклонилась ему.

   — Исправляйся и приходи к нам, — услыхала я его голос и все исчезло в арке около креста.

   Очнувшись, увидала, что пол и одежда моя мокрая от слез. Как радостно мне было, что старец мой родимый снова поручился за меня. Мне стало ясно, что здесь, в его церкви, он больше всего слышит нас, и что на Маросейку не ходить нельзя.

   Как–то очень провинилась в непослушании. Но о. Константин скоро простил меня, и я успокоилась, недостаточно осознавши свой грех и не покаявшись в нем.

   Пришла в церковь в одну из пятниц и во время молебна вдруг вижу в алтаре о. Алексея, но не его, а как бы только дух его, пламенеющий молитвой, и чувствую, как он требует от меня искупления греха.

   Он требовал долгого и тяжелого покаяния и, что особенно было грустно, не снимал его даже на св. Николая. Я просила его уступить, но он был неумолим.

   — Прощение будет только тогда, когда все исполнишь. И дух великого старца скрылся в левом алтаре.

   Я выстояла на коленях все службы, которые он мне приказал. Откуда явилось у меня покаяние и ясное сознание соделанного мною?

   И уж было же душе моей прощение, когда я все исполнила.

   Как–то днем лежала с закрытыми глазами и читала молитву Иисусову. Это было постом. Вижу светлый путь и в конце его стоит мой старец о. Алексей.

   Он говорит мне:

   — Читай ее в любви.

   — Батюшка, — ответила я, — о. Константин велит читать ее в покаянии, — теперь ведь пост.

   — Ничего. Я говорю тебе, читай ее в любви. — И показал как (я как бы видела, что у него в душе творилось в это время). — Пробуй, — приказал он.

   Я попробовала. Вышло хорошо. И стала я читать ее, как велел мне старец о. Алексей.

   Он скрылся, а молитва осталась навсегда.

   Чаще видела я моего старца и во сне, и наяву. Всегда помогал он мне, когда в чем я имела нужду. Особенно помог он мне в отношениях с моим «отцом».

   Мне, глупой, влезло в голову, что он не сумеет вести меня, и что Ване он тоже не сможет помочь (молиться за него).

   По молитвам старца моего, я стала подходить все ближе и ближе к «отцу» своему. Через год я уже ему исповедывалась во всем том, что при батюшке не говорила ему. И года через два о. Константин заменил мне все, как и говорил когда–то батюшка. Продолжая быть моим отцом духовным и руководителем, он стал и моим старцем. И когда это совершилось, батюшка перестал приходить и учить меня…

   Когда батюшка наставлял меня в духовной жизни и утешал меня, то он приходил часто ко мне и я очень этому была рада. Бывало, как долго его не вижу, особенно наяву, то, начиная скучать, прошу его придти скорее. Несколько раз жаловалась я об этом о. Константину. Сначала он потихоньку, а потом, наконец, строго сказал мне, что это нужно оставить совсем. Что это грех и грех большой видеть его наяву.

   Мне было очень трудно и грустно представить себя без батюшки, но, помня его завет, стала его просить, чтобы он больше не приходил ко мне, так как о. Константин этого не позволяет. И батюшка родной перестал появляться мне, а только, бывало, во сне объяснит мне что–нибудь нужное или утешит. А потом и это перестал делать, так как его молитвами я подошла к своему «отцу» духовному совсем–совсем близко.

   Прошло много времени. О. Константин был для меня уже всем. Мне с ним было легко и хорошо. И вот как–то опять стала видеть и чувствовать батюшку и поняла, что он хочет меня поставить перед лицом Божиим.

   Я всеми силами боролась против этого. О. Константин убеждал меня подчиниться. Я все отказывалась, так как чего–то очень боялась.

   И вот, раз во время всенощной у моего «отца» я вижу батюшку в том же свете, в котором он неизменно являлся мне, и Спасителя, выходящего из местной иконы.

   Батюшка стал перед Ним, склонив голову, а я стояла сзади батюшки. И вот старец мой родной дал мне знак подойти к Спасителю, но я отступила еще дальше. Тогда он силой поставил меня перед Господом, а сам отошел в сторону.

   И Спаситель перстом Своим коснулся сердца моего, и необычайная любовь наполнила все существо мое. Любовь к Нему, любовь ко всем людям — ко всему миру.

   Такого гимна торжествующей любви я никогда больше не испытала.

   Видение скрылось, а состояние мое продолжалось до следующего дня. Потом оно прошло, но молитва моя приняла иной характер. Я поняла, что что–то особенное должно случиться со мной. И действительно, то была смерть Вани.

   Ваня ездил лечиться на Кавказ. Но приехавши оттуда совершенно здоровым, начал готовиться к смерти. Об этом он никому не говорил. По ночам плакал, молился, прощался со мной. Было очень тяжело все это с ним переживать. Что–то с ним случилось там на Кавказе, о чем он не говорил мне. Кто–то ему дал знать о его близкой кончине.

   О. Константин стал меня готовить к этому горю. И так хорошо утешал и наставлял меня, что бывали дни, когда я не боялась ни смерти, ни разлуки с мужем, ни самого ада.

   Муж очень тяжело болел месяц и скончался.

   До последней минуты я все еще надеялась, что он выздоровеет и исповедает Христа.

   Старец мой родимый мне очень помогал. И одну ночь, когда мне было особенно страшно и тяжело, я чувствовал, как он сидит у постели больного. И мне стало так покойно, что я даже легла и заснула.

   Чувствовала я ясно, как одну ночь смерть приходила за Ваней, но я все еще не хотела верить, что он умрет.

   Борьба с адом за его душу была ужасна как у меня, так и у него. И опять всегда помогал нам батюшка.

   О. Константин приходил и молился у постели умирающего, и эти его молитвы всегда очень успокаивали больного.

   Трогательно бывало, когда Ваня в бреду отпихнет лекарство, а ему скажешь тихонько:

   — О. Алексей велел.

   И он, бывало, сейчас же очнется и спросит:

   — Велел? — и принимал, что давали.

   Когда ему стало очень плохо, я предложила ему причаститься. Он так удивительно отнесся к этому. И когда я его спросила: верит ли он в Него, ответил строго:

   — Разве можно не верить?

   Пришел о. Константин. Удивительно Ваня исповедывался хорошо. Я просила о. Константина и меня причастить, а Ваня спросил:

   — Зачем и ты?

   И я ему ответила:

   — В новую жизнь мы с тобой причащаемся.

   Весь вечер он был покоен. Всех принимал, со всеми разговаривал. Ночью страдал ужасно, но все говорил, что это ничего, что ему очень хорошо.