Побежали прочь злодеи по весеннему снежку!..
Было так иль сочинили — неизвестно и поныне,
Только все же верят люди в те чудесные дела.
С тех времен по эту пору говорят на Буковине,
Будто силой капли алой сабля душу обрела.
Как Олекса Довбуш и раввин Бешт ходили в Иерусалим
Встретились в Коломые праведник и разбойник —
Храбрый Олекса Довбуш, мудрый Исроэль Бешт.
Был ватажок обличьем бледен, что твой покойник:
«Вот и промчалось, друже, время былых надежд...»
Сели в шинке еврейском, выпил разбойник водки,
Молвил — и сам дивился тихим словам своим:
«Знаешь ты все на свете, путь укажи короткий,
Чтоб убежать отсюда в град Иерусалим!
Много пролил я крови, много добыл я злата,
Стала душа томиться, и опостылел свет.
Может быть, за горами легиня ждет расплата,
Может быть, в светлом граде буду держать ответ!»
Только ответил скорбно праведник — реб Исроэль:
«Мы ведь туда дорогу сами себе творим.
Но, так и быть, Олекса, путь я тебе открою,
Ночью пойдем с тобою в град Иерусалим!»
В сердце Карпат спустились — из самоцветов стены,
Пляшущим, зыбким светом были озарены.
Духи ли из могилы, бесы ли из Геенны
Вились под сводом — свитком призрачной пелены.
Темным подземным ходом, страхам уже не внемля,
Внемля одной лишь вере, ведомой им двоим,
О, как попасть спешили оба в Святую Землю,
Довбуш и реб Исроэль — в град Иерусалим!
Только Господень Ангел им преградил дорогу.
Ярко сиял в деснице огненный смертный меч:
«Вам воротиться должно!» — крикнул Посланник строго.
Грозно нахмурил брови, молвил такую речь:
«Поздно ты вышел, Довбуш, поздно ты спохватился.
Будет тебе награда здесь, по делам твоим.
Ты же, раввин Исроэль, слишком поторопился.
Нет вам пути-дороги в град Иерусалим!»
...Оба они вернулись — Довбуш и реб Исроэль.
Вышли из гор Карпатских и побрели домой.
Медленно, краем сонным, утреннею порою,
Только сердца объяты плотной глухою тьмой.
Очи смотрели долу, были печальны лица,
А по траве струился призрачный терпкий дым...
Небо над ними — словно царская багряница.
Плыл в этом алом небе град Иерусалим...
Как Олекса Довбуш не послушал раввина Бешта
Небо словно синий бархат, в серых облачных заплатах,
Тропы тайные скрывает горный перевал...
Жил да был Олекса Довбуш, он разбойничал в Карпатах —
Отнимал он у богатых, бедным раздавал.
Жил в Карпатах реб Исроэль, рабби Бешт — мудрец известный.
И пришел к нему разбойник, раненый, без сил.
Рабби Бешт отвел погоню и молитвою чудесной
Раны вылечил, водою горной напоил.
И сказал ему Олекса: «Заживает быстро рана,
Я уеду нынче утром», — а раввин в ответ:
«Видел как-то в Коломые друга твоего Ивана,
Знай же, что измена ходит за тобою вслед».
Помрачнел Олекса Довбуш, по лицу скользнули блики,
Почему-то охватила легиня журба.
И промолвил реб Исроэль — рабби Бешт, мудрец великий:
«Ходит друг твой мимо церкви и не крестит лба».
Засмеялся тут разбойник: «Я тебя не понимаю,
Ты ж не веруешь в Исуса, в нашего Христа!
Ну, не крестится — так что же? Я его с юнацтва знаю
Верен мне Иван, и совесть у него чиста!»
Но ответил реб Исроэль: «Не развеешь ты тревогу,
Не напрасно я печалюсь о твоей судьбе.
Он не крестится на церковь, своему неверен Богу,
Так с чего ж ему, Олекса, верным быть тебе?»
...Вместе с другом ехал Довбуш, засмотрелся он на птицу,
А Иван отстал немного да на бережку
В первый раз перекрестился, зарядил свою рушницу
И послал лихую пулю в спину ватажку.
Прошептал он: «Надоело с жебраками целоваться,
Ночевать — то в чистом поле, то в глухих лесах.
Надоело брать богатство, да тотчас его лишаться,
Щеголять в дрянном каптае, старых чоботах!
И ушла душа Олексы да к последнему порогу,
Слышал он слова раввина будто наяву:
«Он не крестится на церковь, своему неверен Богу...»
Кровь горячая стекала в желтую траву.
Как ученик раввина Бешта танцевал
с наследником Олексы Довбуша{1}
