Холодное, как утренний рассвет,
Рукопожатье нас объединило.
Один вопрос, еще один ответ.
Как будто не было того, что с нами было…
И так всегда. Спеши иль: не спеши,
Идя пешком; схитри и сядь на поезд,
Гони вовсю, но от ее души
Увидишь тень, воспоминанья то есть.
1935
От моих городов до пашен,
От пустынь до камней в горах
Мир на наших глазах и в наших
Чутких, умных, больших руках.
Я, чудак, изучаю климат,
Перемены погоды жду.
Я смотрю, как ветра поднимут,
Понесут надо мной звезду,
Как шумят сады молодые,
Сколько дней и ночей подряд,
Как в картине — в окне худые
И седые дожди висят.
Ты уходишь. Пусть вечер августа
Мирно светится впереди,
Только с верных путей, пожалуйста,
Не сворачивай, не сходи.
1935?
Жизнь моя не повторится дважды.
Жизнь не песня, чтоб снова спеть.
Так или иначе, но однажды
Мне придется тоже умереть.
Как бы я ни прожил свои годы,
Я прошу у жизни: подари
Вкус воды и запах непогоды,
Цвет звезды и первый взлет зари.
Пусть и счастье не проходит мимо,
Не жалея самых светлых чувств.
Если смерть и впрямь неотвратима,
Как я жить и думать разучусь?
1935 Москва
С тех пор как ведется столетиям счет
Была ли крепче погода,
Чем в зиму тысяча девятьсот
Тридцать второго года.
Ночами, бывало, в сырых дровах
Огонь добывали с бою.
Костер окрылялся.
О двух крылах
Он нас уносил с собою.
Нам чудилось, как самолет летит
Из цеха, который строим,
Как нашу машину в тучи стремит
Летчик, ставший героем,
Как над тайгой, где нет ничего,
Встал город, красив и весел,
Как солнце сияет,
Будто его
Дворник, как флаг, повесил.
1936
Мы жаркою беседой согревались,
Мы папиросным дымом одевались
И у «буржуйки» сиживали так.
В такие дни покой невероятен,
А дым отечества и сладок и приятен,
Окутавший наш проливной барак.
Он сбит в осенней непогоде вязкой
С обычной романтической завязкой —
В лесу, в дождях, в надежде и в дыму.
Я потому об этом вспоминаю,
Что лучшего я времени не знаю,
По силе чувства равного ему.
Какое это было время, дети!
Мы жили в тьме и вместе с тем на свете,
На холоде у яростных костров.
Мы спали под открытым небом, в доме,
В кабинах экскаваторов и громе
Неугомонных наших тракторов.
А по утрам хлебали суп из сечки,
Приветливо дымящийся на печке,
И были этим сыты до зари.
Мы думали о вредности излишеств,
Роскошнее не ведали из пиршеств,
Чем с чаем подслащенным сухари.
Когда фундамент первый заложили,
От счастья замерли, а впрочем, жили
Невероятно гордые собой.
Мы день кончали песней, как молитвой,
Работу нашу называли битвой.
И вправду, разве это был не бой?!
Я не могу вам передать эпохи.
Нет слов других, а эти, может, плохи.
Я лучше случай расскажу один.
Пришел сентябрь — в округе первый медник.
Одел он свой протравленный передник,
В его руках паяльник заходил.
Уже леса покрылись медным цветом,
Последняя гроза прощалась с летом,
Стремительнее двигалась вода.
А тут еще нагрянул дождь-подстёга.
Рекою стала главная дорога.
Так с непогодой к нам пришла беда.
Вода в плотину бешено вгрызалась.
Всю вражескую ненависть, казалось,
Она в себя вобрала в эту ночь.
Как мы тогда стремительно бежали,
Как выросли в ту ночь; и возмужали,
Готовые погибнуть, но помочь!
К утру, измотанные трудным боем,
Мы поняли, что мы чего-то стоим.
Мы вышли победителем ее.
Белье сухое показалось негой,
А дом из досок — сладостным ночлегом,
Геройской славой — наше бытие.
1937