Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
За битвы, за песни, за все дерзания
О, мой Севастополь, ты мне, как сыну,
Присвоил сегодня высокое звание
Почётного гражданина.
Мы спаяны прочно, и я говорю:
Той дружбе навеки уже не стереться.
А что я в ответ тебе подарю?
Любви моей трепетную зарю
И всю благодарность сердца!
Пусть годы летят, но в морском прибое,
В горячих и светлых сердцах друзей,
В торжественном мужестве кораблей,
В листве, что шумит над Сапун-горою,
И в грохоте музыки трудовой,
И в звоне фанфар боевых парадов
Всегда будет жить, Севастополь мой,
Твой друг и поэт Эдуард Асадов!
1989 г.
Я живу в Севастополе. В бухте Омега,
Там, где волны весёлые, как дельфины,
На рассвете, устав от игры и бега,
Чуть качаясь, на солнышке греют спины…
Небо розово-синим раскрылось зонтом,
Чайки, бурно крича, над водой снуют,
А вдали, пришвартованы к горизонту,
Три эсминца и крейсер дозор несут.
Возле берега сосны, как взвод солдат,
Чуть качаясь, исполнены гордой пластики,
Под напористым бризом, построясь в ряд,
Приступили к занятию по гимнастике.
Синева с синевой на ветру сливаются,
И попробуй почувствовать и понять,
Где небесная гладь? Где морская гладь?
Все друг в друге практически растворяется.
Ах, какой нынче добрый и мирный день!
Сколько всюду любви, красоты и света!
И когда упадёт на мгновенье тень,
Удивляешься даже: откуда это?!
Вдруг поверишь, что было вот так всегда.
И, на мужестве здесь возведённый, город
Никогда не был злобною сталью вспорот
И в пожарах не мучился никогда.
А ведь было! И песня о том звенит:
В бурях войн, в свистопляске огня и стали
Здесь порой даже плавился и гранит,
А вот люди не плавились. И стояли!
Только вновь встал над временем монолит —
Нет ни выше, ни твёрже такого взлёта.
Это стойкость людская вошла в гранит,
В слово Честь, что над этой землёй звенит,
В каждый холм и железную волю флота!
Говорят, что отдавшие жизнь в бою
Спят под сенью небес, навсегда немые,
Но не здесь! Но не в гордо-святом краю!
В Севастополе мёртвые и живые,
Словно скалы, в едином стоят строю!
А пока тихо звезды в залив глядят,
Ветер пьян от сирени. Теплынь. Экзотика!
В лунных бликах цикады, снуя, трещат,
Словно гномы, порхая на самолётиках…
Вот маяк вперил вдаль свой циклопий взгляд…
А в рассвете, покачивая бортами,
Корабли, словно чудища, важно спят,
Тихо-тихо стальными стуча сердцами…
Тополя возле Графской равняют строй,
Тишина растекается по бульварам.
Лишь цветок из огня над Сапун-горой
Гордо тянется в небо, пылая жаром.
Патрули, не спеша, по Морской протопали,
Тают сны, на заре покидая люд…
А над клубом матросским куранты бьют
Под звучание гимна о Севастополе.
А в Омеге, от лучиков щуря взгляд,
Волны, словно ребята, с весёлым звоном,
С шумом выбежав на берег под балконом,
Через миг, удирая, бегут назад.
Да, тут слиты бесстрашие с красотой,
Озорной фестиваль с боевой тревогой.
Так какой это город? Какой, какой?
Южно-ласковый или сурово-строгий?
Севастополь! В рассветном сияньи ночи,
Что ответил бы я на вопрос такой?
Я люблю его яростно, всей душой,
Значит, быть беспристрастным мне трудно очень.
Но, однако, сквозь мрак, что рассветом вспорот,
Говорю я под яростный птичий звон:
Для друзей, для сердец бескорыстных он
Самый добрый и мирный на свете город!
Но попробуй оскаль свои зубы враг —
И забьются под ветром знамёна славы!
И опять будет все непременно так:
Это снова и гнев, и стальной кулак,
Это снова твердыня родной державы!
1994 г.
ЭДЕЛЬВЕЙС
(Лирическая баллада)
Ботаник, вернувшийся с южных широт,
С жаром рассказывал нам
О редких растениях горных высот,
Взбегающих к облакам.
Стоят они гордо, хрустально чисты,
Как светлые шапки снегов.
Дети отчаянной высоты
И дикого пенья ветров.
В ладонях ботаника — жгучая синь,
Слепящее солнце и вечная стынь
Качаются важно, сурово.
Мелькают названья — сплошная латынь —
Одно непонятней другого.
В конце же сказал он: — А вот эдельвейс,
Царящий почти в облаках.
За ним был предпринят рискованный рейс,
И вот он в моих руках!
Взгляните: он блещет, как горный снег,
Но то не просто цветок.
О нем легенду за веком век
Древний хранит Восток.
Это волшебник. Цветок-талисман.
Кто завладеет им,
Легко разрушит любой обман
И будет от бед храним.
А главное, этот цветок таит
Сладкий и жаркий плен:
Тот, кто подруге его вручит,
Сердце возьмёт взамен. —
Он кончил, добавив шутливо: — Ну вот,
Наука сие отрицает,
Но если легенда веками живёт,
То всё-таки, кто его знает?..
Ботаника хлопали по плечам,
От шуток гудел кабинет:
— Теперь хоть экзамен сдавай по цветам!
Да ты не учёный — поэт!
А я все думал под гул и смех:
Что скажет сейчас она?
Та, что красивей и тоньше всех,
Но так всегда холодна.
Так холодна, что не знаю я,
Счастье мне то иль беда?
Вот улыбнулась: — Это, друзья,
Мило, но ерунда… —
В ночи над садами звезды зажглись,
А в речке тёмным-темно…
Толкаются звезды и, падая вниз,
С шипеньем идут на дно.
Ветер метёт тополиный снег,
Мятой пахнет бурьян…
Конечно же, глупо: атомный век —
И вдруг цветок-талисман!
Пусть так! А любовь? Ведь её порой
Без чуда не обрести!
И разве есть учёный такой,
Чтоб к сердцу открыл пути?!
Цветок эдельвейс… Щемящая грусть…
Легенда… Седой Восток…
А что, если вдруг возьму и вернусь
И выпрошу тот цветок?!
Высмеян буду? Согласен. Пусть.
Любой ценой получу!
Не верит? Не надо! Но я вернусь
И ей тот цветок вручу!
Смелее! Вот дом его… поворот…
Гашу огонёк окурка,
И вдруг навстречу мне из ворот
Стремительная фигурки!
Увидела, вспыхнула радостью: — Ты!
Есть, значит, тайная сила.
Ты знаешь, он яростно любит цветы,
Но я смогла, упросила…
Сейчас все поймёшь… я не против чудес,
Нет, я не то говорю… —
И вдруг протянула мне эдельвейс.
— Вот… Принимай… дарю!
Звёздами вспыхнули небеса,
Ночь в заревом огне…
Люди, есть на земле чудеса!
Люди, поверьте мне!
1963 г.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
