Нравственные письма - Сенека Луций Анней

Письмо LXXXV (О стоиках и перипатетиках)

Луцилия приветствует Сенека!

Тебя щадил… Теперь ты попросил

Сравненья оппонента и коллеги…

О, Господи, позволь набраться сил!

"Разумный человек во всем умерен;

Умерен - стоек, стоек - тверд в беде,

Печаль не зная, лишь в себе уверен,

Блажен." - Так наши говорят везде…

Перипатетик скажет: Стоп, не нужно

Все слишком уж буквально толковать:

Ничто людское мудрому не чуждо,

Есть в мыслях повод душу волновать.

Как понимать: "Не знающий печали?"

Тот, кто печалям воли не дает…

Печали - в человеческом начале,

В природе, как закат или восход.

Тогда мудрец - сильнее самых слабых?

Чуть выше низких, чуть светлее тьмы?

Воздержней потаскухи, мерзкой бабы,

Проворнее калек или хромых?!

Так, все пороки перебрав по чину,

В словах о мудром мы найдем лишь лесть.

Иль только в мере зла искать причины?

Здоров ли тот, в ком слабая болезнь?!

В "бескосточковых" финиках… есть зерна,

В отличье от обычных, не тверды.

И зло, вначале малое, проворно

Растет и нас доводит до беды.

Наш разум никогда страстям не равен,

Его смывает бешеный поток

Страстей, что пропитают до окраин

Сознание, как в насморке платок.

Как лев, страсть - подчиняться не умеет,

Хоть укрощен, он ловит свой момент,

Завидя кровь, рычит и пламенеет…

Что укротитель?- Где твой инструмент?!

Кто страстью одержим, как наважденьем,

Не смог в себе преграду ей создать:

Нам легче воспрепятствовать рожденью

Пороков, чем потом их обуздать.

Пороков власть охватываете живо,

И разум - бесполезная сума.

"Умеренность в пороках" просто лжива,

Как лозунг "не спеша сходить с ума".

Жестокость, скупость и неверность долгу

Известны с незапамятных времен.

И потому живут они так долго,

Что не меняют собственных имен.

Из века в век, любой из нас свидетель,

Они - как паутины прочной нить.

Доступна управленью добродетель,

Пороки можно лишь искоренить.

Дурным порывам дав немного воли,

Теряешь власть над ними навсегда:

Наш страх растет при виде внешней боли,

Что б разум ни твердил, все ерунда…

Кто допустил в себе рожденье страсти,

Потом всю жизнь с ней бьется, Дон Кихот.

Когда вещей начала неподвластны,

Не в нашей власти также их исход…

"Он не гневлив, бывая в гневе редко…

Он, хоть не трус, боится иногда…"

Порок меняет душу, словно клетка,

И, с каждым днем - видней следы вреда.

Нам академик, истины радетель,

Оставил фразу (как ее постичь?):

"Блаженной может стать лишь добродетель,

Но совершенства в благе не достичь."

Кто так считает, просто забывает:

У Бога - добродетели пути,

Божественного выше… не бывает,

Поскольку выше - некуда идти.

Блаженство не разделишь на ступени,

Блажен иль нет - другого не дано.

Кто не блажен - раскаянья и пени…

Светло блаженным, хоть вокруг темно…

Величина неважна, важно свойство:

Блаженная душа всегда полна.

Нет места в ней пороку, беспокойству…

В ней истина пречистая одна.

"Бесстрашье храбрых - это род безумья!"

Для бедствий - да! Опасности - не в счет.

Разумен трус, от страха обезумев

В опасности, что мудрый пресечет?

"Что ж, под удар себя подставит храбрый?"

Ничуть! Он осторожен, не труслив.

Не избежит - сумеет "взять за жабры"

Опасности, себя повеселив.

Беда в одном - отдать свою свободу!

Все прочее - лишь видимость беды:

Плен, нищета, побои год за годом,

Болезни утомительной следы…

Беда вредит и делает нас хуже,

Страдание и бедность - не беда.

Корабль в штормах накренился, и нужен

Здесь кормчий - мастер тяжкого труда.

Перипатетик скажет: "Как и кормчим,

Мешает буря, мудрым - нищета."

В них разность целей: первым - путь закончить,

Вторым - благого курса прямота.

А, впрочем, разве кормчий обещает

Нам счастье? - Только правильность пути…

От Нептуна искуссно защищая,

И зная, что, иначе не пройти.

Труд кормчего - везти на расстоянье,

Как труд врача - лечение больных.

А в мудрости есть общность достоянья,

Хоть ближе к мудрецу, чем к остальным.

Пускай его гнетет необходимость

Он может людям пользу принести:

Удача, оскорбленья и судимость

Удара не способны нанести.

А, счастье и несчастье - только повод

Явить нам добродетельность в делах.

Ее дорога - Бога строгий повод,

Не имя суть: Христос или Аллах.

Из кости мог ваять скульптуры Фидий,

И бронзе мог он форму придавать…

Да, хоть гранит - он дал бы нам увидеть

Ту красоту, что камень мог скрывать.

Так добродетель, в славе и при деньгах

Иль в бедности, в сенате и в строю…

Оставит лучший след, что можно сделать.

И в этом ее, позже, узнают.

Над хищным зверем одержать победу,

Способен дрессировщик без багров.

Мудрец искуссно укрощает беды,

Внушая бедам кротость.

Будь здоров.

- ------------------

Письмо LXXXVI (О бане Сципиона)

Луцилия приветствует Сенека!

В Литерне Африканский Сципион

Закончил жизнь, покинув Рим навеки:

Изгнанье добровольно выбрал он.

Великий победитель Ганнибала,

На пике славы он оставил власть,

Когда решил, что Риму не пристало

Свободу потеряв, пред ним упасть.

"Не стану ничего менять в законах,

Прими мой дар, прекрасный дар любви:

Раз власть моя становится препоном,

Я ухожу - свободою живи."

Одно из двух должно было случиться:

Свобода с чуждой волей не жильцы…

Души величью есть где поучиться,

Сидящие у власти мертвецы…

Почтил я маны и его могилу,

Которой стал разрушенный алтарь.

И я сравнил, как мы живем, мой милый,

С величьем предков проживавших встарь.

Здесь, в темной баньке, тесной, безоконной,

Вождь омывал свой пот и прах земной,

Свой сельский труд, нелегкий и законный,

Закончив… Как живой передо мной…

Теперь у нас александрийский мрамор,

Круги на стенах, кровля из стекла,

Течет вода из драгоценных кранов,

В бассейны окунаются тела.

А сколько здесь колонн и украшений,

Все роскошью сверкает дорогой…

И шум воды, бегущей по ступеням,

И самоцвет прекрасный под ногой…

А в этой бане, вместо окон - щели

стен неприступных… Еле брезжит свет.

А мы и загорать в них захотели,

И видеть море… Пользы в этом нет.

А прежде их ничем не украшали,

Да и зачем, когда им грош цена?

Воды не подливали, не мешали…

Отмыть бы грязь, у бани цель одна.

Но, как приятно быть здесь тем, кто знает,

Что мылся здесь Корнелий и Катон.

Теперь же, столько жару нагоняют

Что впору мучить, если есть за что…

У Сципиона, что за жизнь в деревне?

Он мылся непроцеженной водой,

Что вымывала ил между кореньев…

Вот вам преданья старины седой:

Лишь руки, ноги мыли ежедневно,

А тело мыли - раз за восемь дней

Теперь все моют чаще, несомненно…

А люди стали чище?- Нет, грязней…

Гораций Флакк описывал в сатирах:

"Духами пах изнеженный Букилл,

Козлом вонял Горгоний…" Осудил он

Букилла, не по запаху судил…

Не надоел рассказ о жизни древней?

Теперь усадьбой правит Эгиал:

Сажать умеет старые деревья,

И научил меня, тому что знал.

Вергилий обо всем писал красиво,