Что с тобой? О чем ты плачешь,
Вероломная колдунья,
Для кого ты ставишь кубок,
Собираешь в нем пыльцу?
Он тяжелым сном забылся,
Он во сне неровно дышит,
Он вздыхает смутно, тяжко,
Издает негромкий стон.
Он проснется ранним утром,
Только вряд ли он узнает,
Кто послал ему надежду
В серебристый сладкий сон...
* * *
Куда и от кого они бегут?
Куда спешат и что их остановит?
И кто за горизонтом им готовит
Танталов пир или сизифов труд?
Мельканье теней мутных на стене
Затягивает омутом бездонным.
Хоть дышит мир еще дыханьем ровным —
Недолог путь к бессмысленной войне.
И смотрит вслед бегущему калека.
Что остается? Черная зола.
Горит звезда. Она бледнее зла,
Рожденного еще в начале века.
Моби Дик
...Но капитан Ахав не знал,
Что души утонувших китобоев,
Что души моряков, погибших в море,
Приобретают новые тела —
Тела могучих молодых китов.
....Но капитан Ахав не знал,
Что гонят кровь горячую по жилам
Насосы безотказные — они
Рождают эти новые желанья —
Прекрасные и мощные сердца.
...Но капитан Ахав не знал,
Что можно, в исступлении, настичь
Врага смертельного, и поразить его,
И даже победить — но что же делать,
Когда перед тобой не белый кит.
...Но капитан Ахав не знал...
...Но капитан Ахав не знал...
...Но он не знал...
...Но он не понимал...
* * *
Виталию Бабенко
На грани, по краю, у кромки небес
шагаю без карты, без компаса, без
искусства угадывать правильный путь:
то ль прямо держать, то ль скорее свернуть
Ни здесь и ни там, ни вблизи, ни вдали
летучие тени, горят корабли,
сгорают дукаты и талеры, и
дома, и солдаты, и монастыри,
ступай, поводырь, и веди в темноте!
...И тени, и тени, и тени, и те...
Рояль
(на концерте)
Рояль суров, академичен,
Надменен. Бедный дирижер
Почти бесплотен, анемичен
И безутешен. Разговор
Пустой. Ни вдохновенья,
Ни партитуры — жалкий строй.
И дирижер от огорченья
Прозрачной машет головой.
И как же быть? Ему подвластны
Нагие скрипки, царь-гобой.
А флейты юные — прекрасны,
Но недоволен он собой,
Поскольку вот — рояль не внемлет,
Стоит себе и тихо дремлет,
Презренья полон ко всему,
Что не относится к нему.
И дирижер грызет бумагу,
Втыкает в плотный воздух шпагу.
И возмущаются тотчас
Седой пузатый контрабас,
И знойная спираль валторны,
И удалые флигель-горны,
И арфы, будто динозавры,
И даже звонкие литавры.
Но что рояль? Что этот черный,
Огромный зверь, презренья полный
Он спит. Ему на все плевать.
Он, правда, просто хочет спать!
Воспоминание
Тянутся откосы,
и во всей красе
зреют абрикосы
в лесополосе,
дома стынет койка,
ходики без гирь,
у дороги стройка
и большой пустырь,
ходит сторож пьяный,
что-то говорит,
вечер несказанный,
и звезда горит.
* * *
