И окрику вслед — оґхлест,
 И вновь бубенцы поют.
 Над валким и жалким хлебом
 За жердью встает — жердь.
 И проволока под небом
 Поет и поет смерть.
13 мая 1916
8
 И тучи оводов вокруг равнодушных кляч,
 И ветром вздутый калужский родной кумач,
 И посвист перепелов, и большое небо,
 И волны колоколов над волнами хлеба,
 И толк о немце, доколе не надоест,
 И желтый-желтый — за синею рощей —
 крест,
 И сладкий жар, и такое на всем сиянье,
 И имя твое, звучащее словно: ангел.
18 мая 1916
9
 Как слабый луч сквозь черный морок адов —
 Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.
 И вот в громах, как некий серафим,
 Оповещает голосом глухим, —
 Откуда-то из древних утр туманных —
 Как нас любил, слепых и безымянных,
 За синий плащ, за вероломства — грех...
 И как нежнее всех — ту, глубже всех
 В ночь канувшую — на дела лихие!
 И как не разлюбил тебя, Россия.
 И вдоль виска — потерянным перстом
 Все водит, водит... И еще о том,
 Какие дни нас ждут, как Бог обманет,
 Как станешь солнце звать — и как не
 встанет...
 Так, узником с собой наедине
 (Или ребенок говорит во сне?),
 Предстало нам — всей площади широкой! —
 Святое сердце Александра Блока.
9 мая 1920
10
 Вот он — гляди — уставший от чужбин,
 Вождь без дружин.
 Вот — горстью пьет из горной быстрины —
 Князь без страны.
 Там все ему: и княжество, и рать,
 И хлеб, и мать.
 Красноґ твое наследие, — владей,
 Друг без друзей!
15 августа 1921
12
 Други его — не тревожьте его!
 Слуги его — не тревожьте его!
 Было так ясно на лике его:
 Царство мое не от мира сего.
 Вещие вьюги кружили вдоль жил, —
 Плечи сутулые гнулись от крыл,
 В певчую прорезь, в запекшийся пыл —
 Лебедем душу свою упустил!
 Падай же, падай же, тяжкая медь!
 Крылья изведали право: лететь!
 Губы, кричавшие слово: ответь! —
 Знают, что этого нет — умереть!
 Зори пьет, море пьет — в полную сыть
 Бражничает. — Панихид не служить!
 У навсегда повелевшего: быть! —
 Хлеба достанет его накормить!
15 августа 1921
13
 А над равниной —
 Крик лебединый.
 Матерь, ужель не узнала сына?
 Это с заоблачной — он — версты,
 Это последнее — он — прости.
 А над равниной —
 Вещая вьюга.
 Дева, ужель не узнала друга?
 Рваные ризы, крыло в крови...
 Это последнее он: — Живи!
 Над окаянной —
 Взлет осиянный.
 Праведник душу урвал — осанна!
 Каторжник койку-обрел-теплынь.
 Пасынок к матери в дом. — Аминь.
Между 15 и 25 августа 1921
14
 Не проломанное ребро —
 Переломленное крыло.
 Не расстрельщиками навылет
 Грудь простреленная. Не вынуть
 Этой пули. Не чинят крыл.
 Изуродованный ходил.
 Цепок, цепок венец из терний!
 Что усопшему — трепет черни,
 Женской лести лебяжий пух...
 Проходил, одинок и глух,
 Замораживая закаты
 Пустотою безглазых статуй.
 Лишь одно еще в нем жило:
 Переломленное крыло.
Между 15 и 25 августа 1921
15
 Без зова, без слова, —
 Как кровельщик падает с крыш.
 А может быть, снова
 Пришел, — в колыбели лежишь?
 Горишь и не меркнешь,
 Светильник немногих недель...
 Какая из смертных
 Качает твою колыбель?
 Блаженная тяжесть!
 Пророческий певчий камыш!
 О, кто мне расскажет,
 В какой колыбели лежишь?
 «Покамест не продан!»
 Лишь с ревностью этой в уме
 Великим обходом
 Пойду по российской земле.
 Полночные страны