Дым сладких сигарет узоры вьет,
Виолончели голос горд, но тих.
Анданте рассыпает горсти нот —
Надежд истертых и забот былых.
Павлины пьют из ваз огонь живой,
В бокалах женщин светится абсент
Цирцеиного зелья синевой.
Роняет небо темень синих лент.
Мелодия — крещендо, трепет чар…
Вдруг — замерла. В сердцах мужчин пожар.
Качнется пестрый занавес слегка,
Раздвинет прорезь тонкая рука…
Вновь музыка. Раскаты, перезвон,
Языческое буйство — звонче медь.
Стучит в ушах, и сердце рвется вон,
К глазам: увидеть или умереть.
Кармен! Блеск глаз, излом надменных рук…
Кармен! Надежда, страсть, заклятый круг…
Кармен кружится, пляски вихрь так лих…
«Кармен!» — единым вздохом губ хмельных.
Финал. Расправив крылья в тишине,
Кармен — рисуясь — к зыбкой пелене,
За пеструю завесу, прочь от глаз.
Уходят игроки и свет погас.
Наутро: вновь из городских ворот
Фургон цыганский медленно ползет.
И чудится лицо Кармен — бледней,
Чем желтый ветхий шелк минувших дней.
А вот — прошу! — павлин.
Ну как живой! Вы полюбуйтесь, он
Раззолочен.
По спинке синева морских глубин!
Грудь колесом, хвост веером! Хорош!
Роскошней, чем гербы иных вельмож…
Диковинка как раз
Ко случаю: когда еще, Бог весть,
Такая честь!
Вы редкий гость — ведь кто еще у нас
Душой как солнца жар, и чист, и смел?
Налить вина? Бокал ваш опустел.
Да, не простой стакан!
Венецианский! Тонких линий гладь
Точь-в-точь как прядь
Кудрей девичьих. Ножка — женский стан.
Что — странно слышать? Я в душе пиит.
Ave Maria! Ваш бокал разбит!
Твердят, мой дорогой,
Мол, это знак: отравлено вино.
Все врут давно!
Вы так бледны! (Караффа! Дай другой!
Серебряный!) А верен глас молвы,
Праксителя, мол, прикупили вы —
«Венера» и «Сатир»?
Еще твердят, что жемчугом казна
У нас полна…
А шелк восточный — тонок, как эфир…
Ах, вы счастливчик! Мне бы хоть чуток
Сокровищ ваших! Что? Схватило бок?
Подушку подложить?
А вот и фрукты. Персик и гранат
Жар утолят.
За их красу не жаль переплатить
Вдвойне, втройне, уж больно хороши!
А гость такой — отрада для души.
Разрежу пополам
Я сливу вам и мне. А говорят,
Что можно яд
На нож намазать так, чтоб к праотцам
Отправить гостя. Подло, да? Но что ж,
Коль беден ты, а тянет невтерпеж
К искусству? Ну, скорей
Доешьте! В пот бросает? Да, жара
Стоит с утра.
Понюхайте-ка — лучше лекарей
Снимает бергамот любой недуг.
Возьмите и домой, милейший друг.
Пора вам, кардинал?
Что ж, поцелуйте мне кольцо — и в путь.
Уж как-нибудь
Со мной еще поднимете бокал,
Посмотрим фрески, с вашими сравним,
Хоть далеко до ваших греков им!
Скажу от всей души:
Храни вас Бог! (Эй, проводите там
Его к вратам!)
Лукреция? Бал скоро — поспеши!
(Помрет, голубчик, по пути домой.)
Ну, папу поцелуй, розанчик мой!
Лежала при смерти старуха,
Вздыхала, материлась глухо,
Но начала вдруг потаскуха
Такую речь
(Да так, что лучше б оба уха
Нам поберечь):
— Не плачьте, девки, Христа ради,
На вас не буду я в накладе,
Налейте-ка, сестрицы-бляди,
Себе винца,
Махните за меня, не глядя,
Всё до конца.
Приходит старость к нам покорным,
Но вы о дне заботьтесь черном,
Копите грош трудом упорным,
Юны пока
И гузном не висят позорным
Окорока.
Придурка пьяного найдите
И перед ним хвостом вертите:
— Всё в первый раз! — ему твердите
Вот лучший клей.
Вообще всегда вином поите
Их, кобелей.
Заснет — кошель в лихом набеге
Обчисть на память о ночлеге,
А ежли ось к твоей телеге
Наладит он —
Ни-ни! Ведь ты не хочешь, Мэгги,
Схватить сифон?
Работай-ка над этим малым:
Смотри в любом кармашке малом —
Деньжат у мужиков навалом,
Лишь потряси.
Толстенным зарастают салом
Здесь караси!
А коль шотландский сын греховный
Вам не оплатит пыл любовный,
Ступайте в храм за платой кровной,
На поиск прав.
Скупцу пусть казначей церковный
Назначит штраф.
Лишь с англичан не требуй платы:
Когда напьются супостаты,
Дай просто так им, и солдаты
Авось уйдут,
Не то по всем местам ребяты
Наподдадут.
Законы наши лишь корявы:
Мы правы или мы не правы,
Не забывайте бич кровавый,
Тот страшный дом,
Где исправляет наши нравы
Рука с кнутом.
Вот, Бесси, сядешь в том подвале,
Терпи, там слез попроливали!
За удовольствием печали
Толпой идут.
Мы все другой судьбы едва ли
Дождемся тут!
Жизнь не спешит нам на уступки:
Где нос? Где щечки, зубки, губки?
Чтоб не жалеть, что так вы хрупки,
Без слов, гуртом
Ступайте-ка, мои голубки,
В публичный дом.
А там с богатым будь любезней,
Хотя козла он пооблезлей,
И, коли нет дурных болезней,
Пойдут дела!
Я с тем ложилась, с кем полезней,
Не зря жила.
Придут жеребчики — мгновенно
Совета спросят откровенно.
Я им: вон девка здоровенна,
Вся ничего,
Робка лишь, надо постепенно
Ее того.
Чего я только не видала
И сколько мужиков кидала,
Когда уже сочилось сало
С их ражих морд.
И совести им недостало,
И жизнь — не торт!
Сейчас клиент — не кто придется:
На шлюх дают они с охотцей.
Пусть их носам легко живется
И без лекарств,
А лекарь пусть не доберется
До Божьих царств.
Кляну я лживые науки,
Тех, кто пожрал — и ноги в руки,
Пусть эта шваль узнает муки,
Свой трипперок,
От шанкра пусть сигают, суки,
Под потолок!
Теперь вас, девки, умоляю:
Налейте кружку мне до краю,
Ведь я в порядке оставляю
Свои дела,
Счастливой, девки, помираю! —
И померла.
