Мерцали созвездья, украсив
Полночного неба скрижаль.
И Вере Васильевне Ася
Поведала эту печаль.
И, плача, чуть слышно сказала:
«Как будто у края небес
Я к черной реке с перевала
Спустилась, а мост вдруг исчез.
Нетрудно в беде оступиться.
И вот я на ваш огонек
Пришла, чтоб своей ученице
Вы дали последний урок».
«Грустны твои думы, как тучи.
Не плачь, Асият. Ничего.
И как поступить тебе лучше,
У сердца спроси своего.
Ты думаешь, было когда-то
Легко в молодые года
Мне, тихой москвичке с Арбата,
Отважиться ехать сюда?
Мать плакала:
«Доченька, право,
Не сможешь ты жить среди гор.
Там дикие, темные нравы
Бытуют еще до сих пор.
В могилы — о том я читала, —
Ложится там больше людей,
Сраженных ударом кинжала,
Чем умерших смертью своей».
И маминым просьбам на милость
Сдалась бы я, может быть, но
В груди моей сердце забилось.
«Езжай!» — приказало оно.
Не платьями — книжками, Ася,
Набила я свой чемодан.
Простилась с Москвой, в одночасье
Уехала в твой Дагестан.
И вот в этом горном ауле,
Где небо пронзает скала,
Где чуть не погибла от пули,
Поверь мне, я счастье нашла.
Дала я уроков немало
За двадцать без малого лет.
Боролась, любила, страдала.
Был труден мой труд — не секрет.
Но знала я радостей много.
И жаль мне одну из подруг,
Что свой аттестат педагога,
Вздохнув, положила в сундук.
С Москвой не желая расстаться,
Пошла машинисткою в трест.
И нынче таких там, признаться,
Хватает столичных невест.
Они расписаться в мгновенье
Готовы хоть с чертом в Москве.
Лишь будь у него положенье
И минимум комнаты две.
Смотреть на таких даже тошно.
Не трусь и душой не криви:
Война без вражды невозможна,
Позорна любовь без любви.
Не трусь, пред тобою не бездна,
И помни всех тех, кто в бою
Сложил свои головы честно
За лучшую долю твою.
Тебя я учила ль напрасно,
Став многому наперекор,
Чтоб выросла ты полновластной,
Законной хозяйкою гор?
И если, как тыква с баштана,
Ты дашь себя спрятать в мешок
И станешь женою Османа,
Надвинув на очи платок,
И если прийти на собранье
Не сможешь: мол, муж не велит
(Не так ли, скрывая рыданья,
Порой Султанат говорит?),
Иль будешь избита постылым
Супругом ты, словно Айна,
За то, что лицо свое мылом
Осмелишься мыть, как она,
Тогда я скажу не без боли:
Скажу — не сочти за навет, —
Что зря обучалась ты в школе
Все десять положенных лет.
Что в книгах, прочтя их немало,
Не поняла ты ни строки,
Что школа тебе завышала
Отметки уму вопреки.
Скажу, Асият, что бесчестно
Ты отняла время у нас.
Чужое присвоила место,
Являясь как равная в класс.
Скажу, что душой в комсомоле
Ни дня не была ты.
Значок
На платье носила — не боле,
Да взносы платила лишь в срок.
Я немногословную стану
Играть твоей совести роль,
На сердце — открытую рану —
Швыряя жестокую соль…»
«Пойду я! Спокойной вам ночи…»
И Ася, набросив платок,
Ушла…
Прокричал где-то кочет.
Мерцал за спиной огонек.
Вдоль тесных, извилистых улиц,
Где пряжей повис полумрак,
Идет Асият, не сутулясь,
И легок уверенный шаг.
В глазах ни тоски, ни испуга,
Все это уже позади.
Коса, заплетенная туго,
Привычно легла на груди.
Могу вам сказать по секрету,
Что страх не прочнее стекла,
И, как вдохновенье к поэту,
Решительность к Асе пришла.
И девушка вдруг ощутила:
Она спасена потому,
Что душу наполнила сила,
Как будто солдату тому,
Который, в бою не без проку
Истратив последний патрон,
Увидел сквозь дым: на подмогу
Резервный спешит батальон.
У школы на миг задержалась,
Откинула косу назад.
И молвила школа, казалось:
«Ты помни меня, Асият.
Звонки мои помни, уроки
И мудрость моих дисциплин.
Стихов полюбившихся строки,
Костры пионерских дружин.
Запомни, что в самом начале
И после, когда подросла,
Ты первой по списку в журнале,
Алиева Ася, была!»
Ни звука. Закрыты калитки,
Идет не спеша Асият.
И Пушкин в крылатой накидке
Горянку приветствовать рад.
Пред нею за смелость в награду,
Взволнованный и молодой,
Зажег он легко, как лампаду,
Зарю над вершиной седой.
Махмуд, в ее думы вникая,
Сказал, улыбаясь слегка:
«В мужья не бери, дорогая,
Со сломанным рогом быка».
Все тихо, как перед грозою,
И вновь, головы не клоня,
Кричит из Петрищева Зоя:
«Ровесница, глянь на меня!»
Мятежной Испании совесть,
Солдата погибшего мать,
Ее обнимает Долорес
И шепчет: «Нельзя отступать!»
Упала звезда, догорая,
Дошла Асият до угла.
Платочком очки протирая,
С ней Крупская речь повела.
Промолвила:
«Многое очень
Тебе еще надо постичь.
И Асе Алиевой хочет,
Как дочери, верить Ильич…»
Короче становятся тени,
Ложится горянка в кровать.
И сладких, как мед, сновидений
Хочу ей сегодня послать.
