Князь Рус - Никитин Юрий Александрович

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109

Умом Рус понимал: Корнило старается всеми силами приподнять победу, которая все равно и скифами принималась если не как сомнительная, то даже как поражение. Правда, по слухам, иудеи готовятся уходить. Однако в город к себе никого не пускают. Сказали: траур по павшим.

Но сейчас он видел только лицо Ис, ее отчаянные глаза, печальную прощающую улыбку. Она знала, что он иначе поступить не может… а может быть, только потому так и сделала? Нет, это в ее натуре исправлять несправедливость… если она ее такой считает.

Трое воинов, переглянувшись, поднялись от костра и пошли в сторону одинокой избы. Окна и двери были забиты толстыми досками, но из трубы вился дымок.

Двое отодрали доски, не так уж и прибиты, заметил Рус хмуро. Дверь медленно отворилась.

Ис появилась в темном проеме, улыбнулась воинам. Ее взгляд пробежал ищуще поверх их голов. Рус почувствовал, как он коснулся его лица, нежный и ласковый, словно кончики ее пальцев. Он шагнул вперед, чувствуя, как даже вдали затихает веселье.

Ис неспешно сошла с крыльца. Ее лицо было бледным, но спину держала ровной. Когда ее нога коснулась земли, Рус сказал ритуальную фразу, которую до него произносили князья-судьи:

– Сегодня ты увидишь своих предков.

Она не ответила. Ее глаза пробежали по его лицу, и он с болью понял, что она смотрит по-прежнему с любовью, тревогой и жалостью.

В небе продолжали зажигаться облака. Небесный купол озарило оранжевым, только земля еще оставалась темной, неприветливой. Корнило подошел, потоптался рядом. Голос его был ровный, как поверхность замерзшего озера:

– Дрова уже готовы. Сухие, чтобы сразу… не мучиться.

Ис молчала. Воины подле нее сопели, переступали с ноги на ногу. Рус кашлянул, чувствуя, как незримая рука сдавила горло.

– Ис… ты нарушила наши священные обычаи.

– Я знаю, – ответила она, – и я не прошу пощады.

– Пощады быть не может, – сказал он торопливо, – но… у тебя есть какое-нибудь желание?

Она подняла на него взор, и он понял, какое у нее может быть желание.

– Не слишком большое, конечно, – добавил он неуклюже. – И такое, что… не избавит тебя от погребального ­костра.

Корнило кивнул, воины одобрительно зароптали. Ис пожала плечами. Он видел, что она готова отказаться, у нее есть только одно желание, с которым стоит считаться… затем какая-то мысль слегка раздвинула ей губы в бледной усмешке.

– Разве что… попрощаться с уходящими.

– С иудеями?

– Да, – ответила она уже увереннее, словно только сейчас начала понимать, что хочет в предсмертном желании. – Они уходят скоро. Мне хватило бы времени… до полудня.

Край темной земли заискрился, словно в горне горело железо. Оранжевые лучи, острые как копья, ширились, соединялись, охватывали всю восточную часть неба. В замерзшей от боли груди тоже робко потеплело.

– До полудня? – переспросил он. – Они заперлись так, что ты до полудня будешь уговаривать открыть ворота. Пусть будет до захода солнца. Но с последним лучом ты должна взойти на погребальный костер!

Он почти выкрикнул, свирепо обвел взором воинов и собравшихся людей. На него смотрели тускло, и он с болью и странной надеждой понял, что люди еще не опомнились от такой кровавой победы, для которой погиб весь цвет его дружины. И мало кого волнует, на сколько дней будет отсрочка казни. Вот если бы попробовал отменить вовсе, то возмутились бы все, это уже пойти против священных законов.

Ис медленно наклонила голову:

– Благодарю.

Он сказал хмуро:

– Это обычай.

– Я отправлюсь прямо сейчас, – сказала она.

Их взгляды сомкнулись, в них было все: любовь, их жаркие ночи, преданность, страдание… и гордое осознание, что они – частицы чего-то большего, чьи великие законы властны и над ними. И над всем личным, что есть в человеке.

Иди, велел он взглядом. Иди к своему народу. И лучше всего – уезжай с ними, только не возвращайся на смерть.

Слабая улыбка тронула ее губы. В ее глазах была любовь и нежность. Я вернусь, ответила она беззвучно. Ибо мне все равно нет жизни там, где нет тебя.

Буська подвел ей Молнию. Резвая кобылка как будто чуяла недоброе, вздрагивала и злобно щерила зубы, когда ее касалась чужая рука. Сразу пятеро дружинников подбежали, помогли взобраться в седло. Ис улыбнулась светло и печально. Грубые скифы, как могут, показывают ей, что вовсе не чувствуют ненависти к нарушительнице. А Буська без спросу запрыгнул на своего конька, сердито оглянулся. Рус торопливо кивнул. Пусть проводит до ворот Нового Иерусалима. Да не упадет с головы любимой ни один волосок, пока…

Он стиснул челюсти. В глазах потемнело.

За шатром послышались возбужденные голоса. Потом сухо стукнули копыта, загремели подошвы сапог. Рус поднялся с ложа, но полог уже откинули навстречу. Буська вбежал растерянный, на щеках блестели мокрые дорожки:

– Ис!

– Что с нею? – спросил Рус.

Земля качнулась под ногами. В глазах потемнело, а сердце захолодело, будто грудь лопнула от тоски и горечи, и зимняя стужа победно ворвалась внутрь.

– Не знаю…

– Что с нею?

И, не дожидаясь ответа, не чувствуя боли в раненой ноге и полумертвом теле, выпал из шатра. Ис бессильно свисала поперек седла, дружинники как раз бережно снимали с коня. Рус как безумный растолкал всех, подхватил ее на руки. Лицо ее было смертельно-бледным, глаза закатились. Сердце почти не билось, он долго прикладывал ухо, пока услышал слабые признаки жизни. Но он уже видел, как люди с такими лицами уже не возвращались в мир живых, а постепенно угасали, как угли в брошенных кострах, подергивались серым пеплом, пока не наступал вечный холод.

Он услышал хриплый звериный крик. Люди шарахнулись, он понял, что в страхе и тоске кричит сам. Не разбирая дороги, ввалился в шатер, опустил Ис на ложе, укрывал шкурами, подкладывал под голову подушки. Чьи-то руки взяли за плечи, зло отряхнулся, наконец в сознание прорвался настойчивый голос:

– Она умрет…

– Что?

– Если будешь мешать.

Корнило настойчиво отпихивал, а когда Рус вроде начал приходить в себя, кивнул дружинникам, те без церемоний оттащили князя и усадили в двух шагах на колоду, накрытую шкурами. Оба держали широкие ладони на его плечах, не давая встать.

– Ты спасешь ее? – выкрикнул Рус.

– Все в руках богов, – ответил волхв сумрачно.

– Но что она сделала? – вскрикнул он в отчаянии. – Это я нарушил!.. Я выкрал у чужого бога. Я нарушил законы, когда привез в свое племя…

Волхв покачал головой:

– Ты ничего не нарушил. У нас не было запрета брать чужих женщин.

– Тогда что же?

– Жди.

Рус огляделся, как лесной зверь, которого охотники загнали в угол. Младшие волхвы уже торопливо затаскивали в шатер жаровни с углями. Воздух стал нагреваться, потек горьковатый запах гари. Корнило бесстрастно отодвинул князя, как загородившую дорогу ветвь, и Рус некоторое время смотрел тупо, как волхв бросает на жаровни душистые травы, взмахивает дланями, простирает то к паволочному своду шатра, то указывает на распростертую Ис.

Наконец, обнаружив князя, досадливо поморщился:

– Жди на воздухе.

– Корнило, ты только скажи…

– Княже, – сказал Корнило рассерженно, – ты мешаешь. Я говорю с богами, а ты кричишь… молча кричишь так, что оглохнуть можно!

Солнце зашло за темно-сизую тучу, грозно и зловеще просвечивало, словно кровавый глаз неба. Под тучей было море багровой крови, а сверху кровь перемешалась с сукровицей, оранжево-прозрачной, с редкими сгустками крови.

Кровавый глаз постепенно тускнел, словно жизнь покидала огромное тело. На мир опускались недобрые сумерки. Птицы умолкли, а взамен в темнеющем воздухе появились мохнатые звери с жутко растопыренными лапами-крыльями. Тонкая кожистая пленка просвечивала, можно было разглядеть сеть кровеносных жилок. В лунном свете мертво блестели острые коготки, а на длинных зубах играли багровые блики заката, словно зверьки уже успели напиться крови.

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109